Славик открыл виски, налил и выпил залпом за отца.
– Пол, цвет глаз и прочие детали меня не очень интересуют. Интересует возраст и что они знают про нас.
– Семь и двенадцать. Про вас не знают ничего. Марк Иосифович умел хранить секреты.
– Это точно. А почему папа оставил всё нам? – Виски немного промыл извилины, и Славик начал задавать правильные вопросы.
– А почему вы думаете, что он оставил вам всё? – Игорь Сергеевич рассмеялся.
Славик-не-пизди вспомнил, как в детстве папа его наказывал. Он говорил про четыре этапа воспитания: работа, неизвестность, боль, раскаяние. Было очевидно, что Игорь Сергеевич был на границе боли и ждал Славика по ту сторону.
– То есть у папы что-то еще было…
– Было.
– Я не то чтобы удивлен, просто последние несколько лет я высылал ему деньги, так как он говорил о своем бедственном положении… А внукам он передал почти полмиллиона, я думал, он как-то скопил…
– А может, положение и правда было бедственное, ведь всё зависит от того, с чем сравнивать.
В голосе адвоката опять разлился Чеширский кот.
– Ваши деньги папа не копил, он их проигрывал в казино, это были единственные деньги, которые он тратил только там. Говорил – откуда пришли, туда отдам. Ему просто было приятно, что вы о нем не забываете. Что касается его собственных финансов, то он оказал настолько неоценимые услуги Родине, что Родина ему кое-что передала в управление. Он вложил деньги в какие-то акции и немного заработал…
– Игорь Сергеевич, не тяните. Сколько?
– Семьдесят пять миллионов долларов.
Славик хотел откусить стакан, но вспомнил, сколько стоят зубы, и передумал.
– И ВСЁ досталось этим двум ублюдкам?
– Марк Иосифович сказал, что вы их назовете именно так. Ну просто в воду глядел. Как я уже упомянул, на сороковой день я бы сообщил всем о главном распоряжении и рассказал всем членам семьи друг о друге. Тем детям по пятерке, три Маше, десять поровну внукам в России, по достижении восемнадцатилетия. Обращаю внимание: внукам, родившимся и зачатым на момент его смерти (я знаю, о чем вы опять подумали). Хотя вы имеете право свою сумму потом разделить между нынешними и будущими детьми. Ну и вся семья пожизненно полностью застрахована на случай серьезных заболеваний, сумма покрытия по два миллиона на каждого…
– Я считать умею. Кому остальное?
– Остальное в Фонд борьбы с Альцгеймером.
Удары судьбы Славик встречал, как Овечкин летящие в него шайбы. Но тут прилетел целый метеорит. Славик выдохнул.
– Альцгеймер… Это из-за мамы…
Из голоса Игоря Сергеевича вдруг исчез даже намек на доброжелательность:
– Конечно. Он ее по-настоящему любил. Последний ее год был для него адом. Жаль, что вы тогда так и не приехали.
Славик ответил быстро и холодно:
– Она бы меня не узнала, так что ей было бы всё равно.
Славик, конечно, всё понимал. Истинно циничные люди знают реальную цену настоящим чувствам. Он тогда боялся приезжать. Присылал деньги. Иногда очень значительные, по его понятиям, деньги. Деньги… Как это смешно звучит после новостей о 75 миллионах долларов.
Игорь Сергеевич продолжил, теперь скорее с сожалением:
– Ей да, а вот ему нет. Марку Иосифовичу было бы не всё равно. Он вас ждал. Вы знаете, что это значит. Ждать.
Славик-не-пизди опять сорвался:
– Знаю! Мне тоже было не всё равно! Поэтому и не приезжал.
Осекся он сразу. Игорь Сергеевич даже не успел ответить.
– Извините, Игорь Сергеевич… Глупость сказал.
– Почему же глупость, всё очень человечно. Я не вправе судить.
– Спасибо… Игорь Сергеевич, у меня два вопроса… важных…
– Давайте, раз важные.
– Как вы думаете, почему он мне оставил только коллекцию? Месть? Урок? Издевательство?
– А второй?
– Почему через сорок дней?
– Почему через сорок дней после смерти разрешил всё вам рассказать?
– Да.
– Не знаю, думаю, как это ни странно, он во что-то верил, в том числе в то, что на сороковой день там что-то решается. Может, хотел проверить вашу общую искреннюю реакцию или, наоборот, боялся ее.
– Неужели боялся, что я его прокляну из-за денег или, наоборот, хотел узнать, насколько я его возненавижу за этот весь цирк с похоронами?
– Мне кажется, он продумывал разные варианты. Я сам удивился, но, когда и астролог всплыл, понял, что Марк Иосифович решил предусмотреть всё. Такой он был человек. Помните, как у вас всегда было два школьных портфеля и две формы. Так ведь?
Славик почувствовал укол ностальгии. Попытался про него побыстрее забыть и снова задал вопрос, ответ на который ничего хорошего ему не сулил:
– Ну а почему мне только коллекцию оставил? Не бойтесь, я ко всему готов.
– Марк Иосифович сказал, что с деньгами у вас никогда не будет проблем, что вы слишком талантливы и беспринципны, чтобы быть бедным. А вот чего-то настоящего, чего-то своего и незаменимого вам явно не хватает. Людей вы не очень любите, может быть, полюбите картины, ну или людей через картины. И потом он понимал, что так вы минимум десять лет будете о нем помнить. И, помимо Кончаловского, для вас есть еще пара работ… поинтереснее. Я бы сказал, помеждународнее.
Чеширский кот вернулся, и на этот раз без пилы.
– Уверен, автора даже вы знаете. Его все знают. Но тут я все-таки подожду сорокового дня. Маше тоже будет небольшой ювелирный сюрприз. Мы же никуда теперь не спешим?
Славик вновь ощутил себя ребенком, который впервые сел со взрослыми биться в преферанс и не мог не восхищаться их продуманными решениями. Папа приучал его к своим играм с ранних лет, и, надо сказать, их партнеры по картам могли бы составить отдельную энциклопедию выдающихся личностей своей эпохи. Славик утонул в воспоминаниях и ответил мечтательно:
– Нет. Теперь точно не спешим.
Но быстро вернулся в панику:
– Игорь Сергеевич, а что будем с похоронами-то делать?..
– Попробую завтра через американских товарищей достать пепел из могилы и переслать сюда.
– А если не успеем?! Перенесем всё?
Славик при всем своем цинизме побоялся предложить план «Б». А вот самый близкий Марку Иосифовичу человек, его адвокат – не побоялся. Он даже впервые за все эти дни пришел в негодование:
– Вячеслав Маркович, вы вообще в своем уме? Что значит ПЕРЕНЕСЕМ?! Это вам не свидание с девушкой, это похороны вашего отца и моего ближайшего друга, такое событие не переносится! Не успеем – значит, похороним воздух. Чистый московский воздух. Потом довезем прах. Нельзя земные дела отменять в угоду небесным. Это так…
Игорь Сергеевич искал слова и перебирал пальцами. Нашел их не сразу, но зато точные:
– Так не по-московски.
Девочка, которая всегда смеялась последней
Неприятный разговор. Сложный. Каждый вечер откладываешь его, и поэтому дни начинают лететь с особенной скоростью. И вроде бы вменяемый адекватный мужчина, должен понимать, что сама собой ситуация не разрулится, не прилетит волшебник в голубом вертолете и не объяснит жене, что он хочет с ней развестись, потому что полюбил другую. А здорово бы было, да. Вернулся домой. Жена ждет его с праздничным ужином и словами: «Ты не представляешь, как я рада, что ты наконец нашел свою любовь! Мы прожили несколько прекрасных лет, останемся друзьями, желаю счастья». Но так бывает только в галлюцинациях на фоне передозировки. В реальности нужно собраться и как-то начать.
– Наташ, хотел поговорить.
Тридцатипятилетний Григорий Розин выбрал, честно признаемся, не самое лучшее время и место для объявления жене новой вводной относительно их дальнейшей жизни. Супруги с шестилетним стажем лежали в постели, на часах торжественно застыло 23.59. Через минуту наступит понедельник, и длинные майские выходные превратятся в тыкву.
– Гриня, ты чего так торжественно? – Наташа копалась в телефоне. – Что случилось?
– Ну, у меня новости не самые хорошие.
– Так. Ты меня пугаешь. У тебя со здоровьем что-то?!
Наташа любила мужа, ну точнее, он был для нее самым близким человеком, лучшим другом, родной душой, поэтому она переживала из-за любых с ним связанных пустяков. Такая безусловная, безграничная привязанность. Чего только не выдумает женская душа, когда осознает, что самой банальной (простите за этот термин, но нет его точнее) «бабской» любви к мужчине нет, а муж он прекрасный. С первого класса нам твердят «страсть проходит, а хорошего человека днем с огнем не найдешь». Вот мы и ведемся на эту мистификацию.
Во взгляде жены Гриша увидел такую искреннюю тревогу, рука, обнявшая его, была такой теплой и родной, что он в очередной раз струсил.
– Нет, ну что ты! Я про Алика, точнее, про его ненормальную Яну: они все-таки собираются к нам в Аликанте вдвоем, они опять сошлись.
Квартира в Аликанте. Многие сейчас улыбнулись, да. В нефтяные годы ручейки маслянистой жидкости, в которую когда-то превратились динозавры, растеклись по всей стране, и самые обычные люди вдруг начали мечтать. Забавно, что строй в России меняется, а грезы остаются однотипными. Дети тех, кто клал жизнь ради шести соток на озере, видели во сне пятьдесят метров на Средиземном море. В такой недвижимости нет ничего плохого, кроме одного. Она становится новым членом семьи, ее нужно навещать всякий раз, когда появилось время, и не важно, хочешь ты этого или не хочешь. Перед вами весь мир – от закатов Венеции до восходов Амстердама, – но ты едешь в Аликанте, потому что КУПЛЕНО. Надо использовать. Постепенно начинаешь ненавидеть свое рабство всей душой и пытаешься затащить в свою тюрьму друзей.
«Да зачем ехать в Турцию, давайте к нам в Аликанте! Отдадим вам большую комнату, прекрасно проведем время!» – именно этими словами открываются обычно ворота в настоящий ад, ведь на них почему-то отзываются самые тяжелые в общении друзья, и именно те, которые будут теперь пользоваться вашей квартирой, как своей, в любое время года. А отказать уже сложно. Неудобно же.
Наташа еле отошла от предыдущей поездки с Аликом и его подругой, поэтому от такой новости мгновенно вспыхнула: