— Вы делаете аборты?
«Ну точно», — отметила я про себя.
— Нет, Галь, не делаю.
— Наверное, мне придется. Не знаю, что делать.
— Срок-то какой?
— Да задержка 4 дня.
— Есть время подумать. Не торопитесь, прежде всего. Тем более что хотели ведь.
— Угу.
У меня есть ощущение, что меня выбрали наверху, чтобы аккумулировать вокруг меня беременных. На работе-то понятно, но удивительно то, что и в обычной жизни тоже. Каждый, с кем бы я ни познакомилась и ни стала общаться долго и плотно, вскоре объявлял мне о беременности. Вот взять хоть нашу первую няню. Хорошая девушка, за тридцать, одинокая вроде. Но, покрутившись в моей семье, через год сообщила, что нашла официальную работу, которая необходима ей для декретного отпуска. И еще через полгода родила очаровательную девочку. Логопед, посещавшая моих младших детей два раза в неделю, вскоре стала заметно округляться. Даже мастер Леша, делавший ремонт в моей квартире частями, по мере появления у меня денег, в последний визит сообщил, что его жена нуждается в моей консультации и дальнейшей помощи. Я уж не говорю про массажистку, парикмахершу и даже моего доверенного гинеколога, к которой я ходила раз в год и которая божилась, что никогда не пойдет за третьим ребенком в сорок лет, — тоже ушла в декрет! И каждый раз, ловя своеобразный взгляд, который исходит от беременной малым сроком женщины, я испытываю дежавю. И я еле сдерживаюсь, чтобы не улыбаться, когда мое подозрение оправдывается. Я смеюсь не над ними, а над своим дежавю.
Вот и теперь, приехав домой, я зашла к соседке, которая теперь сидела с моим самым младшим сыном. Меня встретила ее дочь. Мы собирали малыша в напряженном молчании. Я заподозрила ее, как только нога моя коснулась порога: в ее лице была та отстраненность, которую вызывают первые молекулы хорионического гонадотропина, выделяющегося несколькими клеточками еще даже не эмбриона. Я чувствую это каким-то чудесным образом и у себя, и у других. И зачем мне это знание и чувство? Я улыбнулась и внимательно посмотрела в глаза женщине. Она смутилась и тихо спросила:
— Можно к вам на учет встать в консультации?
Я кивнула и одновременно подавила привычную улыбку, пытаясь унять нахлынувшую муторность в животе. Я ушла, посвященная в еще одну тайну.
Как я и предполагала, Галя исчезла на пару месяцев. Все это время я исправно ходила к Анне на массаж. Как-то раз она похвасталась, показав обработанный лазером рубец на животе.
— Надо поработать над ним еще, но уже здорово! А мужу как нравится! — пропела она.
Я согласилась.
Еще через три недели Анна выглядела какой-то задумчивой.
— Как успехи в борьбе с рубцами? — весело спросила я.
— Хорошо, — неожиданно лаконично ответила Анна.
Легкий укол в животе — я вгляделась в ее лицо. Неужели и Анна… Сеанс прошел в абсолютной тишине. Я записалась на будущую неделю. Анна молчала.
Была пятница, я устала и обдумывала, как бы вежливо отказаться от массажа сегодня. Очень хотелось домой, в ванну. Внезапно раздался звонок. Сердце ёкнуло, потому что на экране значился номер Анны.
— Извините, я сегодня не смогу, — сказала Анна и помолчала, не прерывая звонка. — А вы меня не посмотрите?
«Ну точно!»
— Конечно, посмотрю. Приходите прямо сейчас, я вас подожду.
Хотя Анна работала совсем недалеко, ожидание растянулось на час.
— Даже не знаю, как и сказать. — Анна чуть не плакала. — У меня задержка и тест…
— Ну, положительный тест — это ведь не рак в последней стадии, правда? — Я попыталась ободрить ее.
Она кивнула. У нее было 7 недель.
— Я бы хотела еще родить, но возраст, — сомневаясь, рассуждала она.
— Нормальный возраст. Если есть желание и возможность — надо рожать!
— А рубец? Я ведь его почти свела…
Я улыбнулась:
— Ань, ну неужели надо думать о рубце? Я сделаю вам косметический горизонтальный разрез, какой сейчас всем делают, а старый вы потом доделаете лазером.
— Правда?
Анна так оживилась, что мне даже не по себе стало: неужели из-за такой мелочи она сомневалась в необходимости сохранить ребенка? Впрочем, у женщин бывают очень странные и порой совсем ничтожные причины или поводы для аборта. Я никогда никого не осуждаю, но удивляюсь и сожалею об их выборе.
— Вы возьмете меня на учет? А потом на операцию?
— Конечно.
Я написала список необходимых анализов и объяснила, как добраться до клиники, где я принимала.
Было почти шесть вечера. Город встал в пробках, и ехать на общественном транспорте мне не хотелось. Я позвонила в такси и погрузилась в ожидание. Машина пришла неожиданно быстро. Повезло. Выйдя на крыльцо, я увидела машину не внизу на парковке, а у входа в приемный покой. Так подъезжал только один водитель.
Галя сидела довольная, улыбалась во весь рот, радуясь, что удивила меня.
— Вот сюрприз так сюрприз! — сказала я. — Вы же только ночами работаете!
— Мне теперь нельзя! Я будущая молодая мамаша! — рассмеялась она.
— Поздравляю! Рада за вас! — сказала я вслух, а про себя подумала: — «Все-таки здорово, что не аборт».
— У меня двойня. Вы ведь возьмете меня на учет, а потом на операцию?
Где-то я уже сегодня это слышала. Дежавю.
Шумахер
В начале девяностых годов, во времена моего студенчества, я, как и тысячи молодых людей, упоенно смотрела «Формулу-1». Это были потрясающие трансляции состязаний в необычном для советского человека виде спорта, и, конечно, всеобщим любимцем стал Михаэль Шумахер — талантливый, дерзкий молодой парень. Мы, девчонки, тайно влюблялись в него и с замиранием сердца ждали очередную гонку. Вскоре фамилия Шумахер приобрела переносное значение — так стали называть тех, кто лихачит на дороге. И вообще тех, кто спешит и всех обгоняет.
С самым необычным случаем шумахерства я столкнулась на третьем или четвертом году самостоятельной работы в роддоме.
Была у меня пациентка Света. Она лежала почти всю беременность на сохранении в моей палате и отказывалась выписаться домой, так как боялась преждевременных родов. У нее было уже три выкидыша в больших сроках, и я не сопротивлялась Светиному желанию быть в роддоме. Света ждала мальчика. Родители и муж регулярно навещали ее и каждый раз спрашивали, когда, по моему мнению, Светлана родит. Я улыбалась и уклончиво говорила, что это известно лишь на небесах.
На 37-й неделе Светиной беременности, когда мою сердобольную заведующую отделением заменяла молодая быстрорукая и немного резковатая доктор, мне было приказано выписать Свету домой. Что я и сделала, повинуясь начальству. Ну и, честно говоря, в 37 недель родить уже не так страшно.
Неожиданно для меня Светлана попросила мой номер телефона, на случай если она начнет рожать. До этого у меня не было своих клиентов и никто еще не приглашал меня на роды.
Прошло две недели. Было около пяти вечера, я только что вернулась с работы и стряпала на кухне пирожки в ожидании мужа. В трубке задыхающийся от волнения голос сообщил:
— Это я, Света, я, кажется, рожаю!
— Где вы? — спросила я.
Ее ответ ввел меня в ступор:
— Я за городом на берегу Волги, мы празднуем покупку новой машины.
— Давайте бегом в машину, и пусть вас везут в роддом!
У меня ёкнуло сердце, потому что я знала, что роды у Светы могут пойти весьма быстро.
— Мы заедем за вами!
Минут через тридцать снова зазвонил телефон и я выскочила на улицу. Через пять минут мы уже мчались в роддом. Я сидела впереди рядом с водителем — Светиным отцом. Сзади были Света и ее муж, а в багажнике на дополнительном кресле — Светин брат. Мужчины были необыкновенно мрачны. Света полулежала и в перерывах между схватками рассказывала, что приключилось.
Три дня назад ее отец подарил зятю новую машину в ожидании рождения внука. И мужская половина семьи поехала отмечать покупку на природу. Свете было скучно, и она упросила мужчин взять ее с собой. После шашлыка Света почувствовала себя нехорошо, но связала это с перееданием. Только через два часа она поняла, что у нее схватки, и ее охватила паника.
Ехать до роддома было минут сорок, но… в шесть вечера это было не так просто. Мы пересекли длинный мост через Оку и оказались в пробке. Света усиленно дышала каждые две минуты соответственно схваткам, и в ее голосе уже слышались нотки, которые появляются за десять-пятнадцать минут до рождения ребенка.
«Воды не отходили — может быть, еще успеем», — подумала я.
Едва мы преодолели пробку, как машина начала «кашлять».
— Надо заправиться, — сообщил Светин отец.
«Только не это!» Машина встала как вкопанная за двадцать метров до заправки. Мужчины выскочили и стали толкать виновницу праздника.
Мы въехали на заправку под причитания Светы и легкое ее рычание. Я вышла и попросила поменяться местами со Светиным мужем, морально готовясь принимать роды.
В момент, когда я открыла заднюю дверь и на всеобщее обозрение предстала женщина, из которой показывается плодный пузырь, заправщик, державший в руках шланг, замер в ужасе и произнес:
— Куда вставлять-то?
— Мы тут рожаем. Давайте быстрей, — вывела я его из оцепенения.
Через минуту мы уже мчались по проспекту Ленина. Ближайший роддом, до которого было рукой подать, был закрыт на ремонт, и надежды на медпомощь в нем не было.
Из сопровождающих нас со Светой мужчин в более-менее адекватном состоянии находился только брат. Каждую схватку он приподнимался, с интересом пытался увидеть, что я делаю, и успокаивал сестру:
— Ты дыши, дыши, Свет! Еще немножко — и приедем.
— Поищите в аптечке йод или спирт, может быть, бинт найдется, — попросила я.
И парень принялся выполнять мои указания.
— Зачем спирт? — захлебываясь от волнения спросил Светин муж.
— Да уж не тебе принять, — попытался сострить отец. — Хотя не мешало бы…
Выяснилось, что отец семейства две недели назад был выписан из больницы после инфаркта. «Только не хватало мне еще сердечного приступа за рулем».