— Добрый вечер! — заталкивая чехол с рубашками на верхнюю полку, здоровается он.
— Добрый! — с улыбкой на миллион отвечает она.
Присаживаясь, он берет с места в карьер:
— Могу я подвезти вас в Петербурге? У меня, между прочим, «мерседес»!
— У меня тоже.
— Но у вас же, наверное, не на газу?
Она улыбается.
— Не буду приукрашивать собственные финансовые возможности, — продолжает шутить он, — мне его отец подарил. На тридцатилетие. Папа решил, что будет символично, если машина окажется моей ровесницей. Отличный, кстати сказать, автомобиль. Единственная его проблема — неработающие правые подворотники. Но (!) я давно научился выстраивать маршрут по Петербургу так, чтобы всегда поворачивать налево…
Ей нравится, как он шутит. Она даже не скрывает этого и не отвлекается на телефон.
— До сих пор, — будто бы разговаривая с самим собой, задается вопросом он, — гадаю: где батя его нашел?!
— Быть может, купил?
— Нет, мой отец никогда ничего не покупает. Только находит! Он же у меня сторож… Ой, я сказал сторож? Он бы мне этого никогда не простил. Старший сторож! В общем, да, он у меня всё только на-хо-дит. Ванька, часто повторяет он, такие плафоны есть только у нас и на станции метро «Василеостровская». Он в нашу дачу ни рубля не вложил, думаю, именно поэтому она не совсем симметричная…
Теперь она смеется в голос. Ей нравится, что попутчик умеет шутить над собой. Забытое качество. В Москве. В ее окружении так не принято. В столице нужно вечно что-то из себя строить, быть бомльшим, чем ты есть на самом деле. А он не такой.
Они продолжают знакомиться. Вагон немного покачивает, и он рассказывает, что в три года был подло отдан в детский сад, где познал на себе удары широкой ладонью и раз и навсегда разлюбил рыбные котлеты. После сада был университет, а между эти двумя самыми важными в жизни каждого мужчины заведениями случилась школа, где ему передали наиважнейшие человеческие навыки.
— Какие? — с интересом спрашивает она.
— Челночный бег и чтение по ролям.
— А дальше? — с улыбкой спрашивает она.
— А дальше я стал серьезным.
— Дайте я угадаю: занимаетесь политикой или бизнесом?
— Лечу людей.
Он ей нравится. Парень, как говорил Ростропович, продолжает «острить как из ведра» и, когда поезд делает остановку в Бологом, она вдруг перебивает его поцелуем. Та, что похожа на Дапкунайте, касается его губ первой.
— Это потому, что я так хорошо шучу, или для того, чтобы я наконец замолчал?
Она улыбается и, пытаясь запомнить это мгновение, закрывает глаза.
Он не унимается:
— Мы будем целоваться только во время остановок? Тогда мне нужно узнать у проводницы, где здесь стоп-кран.
Она на секунду замирает и повторяет фокус.
Парень вне себя от счастья. Он так волнуется, что продолжает шутить:
— А все говорят плохой — отличный город! Еще никогда так не хотел задержаться в Бологом! Я, конечно, представлял, что однажды мы поцелуемся, но не думал, что так скоро! Какой всё-таки быстрый поезд «Сапсан»!
Спартак — Зенит: 1–0. Он рассчитывал, что в конце концов забьет, но пропустил контратаку. Она нежна, и он думает, что:
— У меня больше нет никаких претензий к РЖД. Это прекрасное место!
Еще некоторое время его мозг продолжает генерировать остроты и шутки, но совсем скоро окончательно капитулирует. Голова отключается, и парень сдается. Тот, что похож на Урганта, как мальчишка влюбляется в ту, что нежной рукой касается его щеки. Они продолжают целоваться, и он думает, что наконец встретил ту единственную женщину, которую всегда искал, и в Москве, и в Петербурге, а нашел на полпути. Она идеальна. Теперь у него нет никаких сомнений, что они будут вместе всегда, потому что настоящая любовь только так и начинается.
Четыре часа пролетают как щелчок. Кажется, это могло продолжаться вечно, но поезд вдруг уперся в Петербург. Он счастлив, он говорит, что должен признаться, что очень виноват перед ней, потому что соврал. Нет-нет, у него действительно «мерседес», но, увы, не на газу. Она в последний раз улыбается, целует его в переносицу и, положив палец на губы, дает понять, что провожать ее не следует. Он ошарашен. Он ничего не понимает. Что происходит? Почему не нужно? Как это так?
Та, что похожа на Дапкунайте, покидает вагон и, опомнившись, словно выйдя из транса, тот, что похож на Урганта, бросается вслед за ней. Перескочив через узкую, разделяющую поезд и платформу пропасть, он поднимает голову и понимает, что её встречают. Мужчина. Как и полагается в Петербурге, похожий на Шнурова. Муж или любовник обнимает и целует её. В губы. Она нежно целует его в ответ. Тот, что похож на Урганта, не может поверить собственным глазам. Он смотрит, как счастливая пара покидает вокзал, и еще несколько минут стоит как вкопанный посреди перрона. Он неподвижен минуту-другую, и лишь знакомый голос вновь отрезвляет его:
— Милый, прости, что опоздала! Я так тут скучала без тебя! Ну что же ты такой задумчивый, ну же, скорее, поцелуй же меня!
И он обнимает её и целует. И проходящая мимо пожилая женщина улыбается, вспоминает молодость и думает, что они идеальная пара.
Александр Снегирёв
Некоторые вещи надо делать самому
Дом у леса.
Терраса.
Стол.
За столом четверо.
Женщина средних лет, её супруг — мужчина средних лет, их институтский друг средних лет и молодой человек, годящийся им в сыновья. Он, впрочем, тоже приближается к возрасту, который принято называть средним.
Четверо человек средних лет сидят на веранде. Все они, кстати, и в самом деле средние, не особо выдающиеся. Люди как люди. И собака под столом тоже вполне обыкновенная, и лес за забором ничем не примечателен. Вот такая мизансцена.
Если и дальше писать в этом духе, получится пьеса. А тут не пьеса, а рассказ.
Пригласили меня в гости на дачу. Очень славная женщина пригласила: и умная, и готовит. Она хотела со мной вроде как дружить, и муж её был вроде как не против.
Заодно они позвали институтского друга. Он недавно в очередной раз женился, обзавёлся ребёнком, годным во внуки, и перебрался в Европу.
Институтский друг приехал в отпуск на родину, и наши с ним аудиенции решено было рационально совместить.
Весь день мы провели на террасе.
Хозяйка рассказывала, как построила этот дом, муж только деньги давал и долго не знал вовсе, где дом расположен и сколько в нём комнат.
Даже количество этажей было ему неизвестно, два или три.
Она говорила, а он налегал на виски из магазина беспошлинной торговли.
— Я нашла бригаду, ездила за материалами, а он… — хозяйка кивнула на супруга, и тот застенчиво улыбнулся. — А он заявил, что ноги его здесь не будет, пока не подключат воду и отопление.
Смог бы я жить в доме, где ни к чему не приложил руку? Ощущал бы я такой дом своим? Всё-таки некоторые вещи надо делать самому.
— Кусты вот эти своими руками посадила, — махнула хозяйка в сторону кустов. — А вон те с таджиками. Газон он не косит, нанимаю человека.
Муж отпил из маленького стаканчика и подозвал собаку. Собака отвернулась.
— А сын помогал? — спросил друг юности.
Оказалось, сын был очень занят. У него работы по горло: не успевает один проект сдать, другой наваливается. Работящий мальчик.
— А почему вы завели ребёнка, сына, так поздно? — спросил друг юности и признался, что ему это всегда было интересно, но любопытничать неловко.
Хозяйка помешкала и опять кивнула на мужа — он откладывал. Сын — её решение.
К обеду явился молодцеватый люмпен в белой курортной фуражке на красномордой голове. Собака ему приветственно повиляла.
Гостя усадили во главу стола, поднесли и наложили.
Он выпил, заел и пустился в доброжелательную критику.
Вон щель, конопатить надо. А тут штукатурить, иначе отвалится. Здесь перестелить, потому что криво.
Восседая во главе стола, он обозревал весь дом и участок, даже те уголки, которые никак не мог видеть. Ни один изъян не укрылся от его деловитого ока. На просторной террасе стало тесно.
— Я человек занятой, но, так и быть, найду время, а то пропадёте вы тут без меня, — сжалился красномордый, жуя.
Муж хозяйки молчал, его улыбающаяся голова клонилась всё ближе к стаканчику.
К ужину подали грибы. Хозяйка посетовала, что грибы покупные, фермерские шампиньоны, хотя лес — вот он.
От леса нас отделяла решётка, за которой весь день шастали грибники. Грибники косились на нас, а мы следили за ними. Казалось, что мы в парке диковинок; только неясно, кто на кого пришёл поглазеть.
Указывая на грибников, хозяйка сообщила, что они всегда её опережают. Муж за грибами не ходит, а она постоянно опаздывает. У них вон и калитка есть прямо в лес. Но замок заржавел и не открывается, приходится кругом обходить. Из-за этой калитки и опаздывает. Только однажды ухитрилась пяток подберёзовиков найти, да и те червивые.
Тут и появился жук.
Он то приближался, то удалялся, но очень скоро целиком завладел нашим вниманием.
Его жужжание навевало тревожное чувство неотвратимости.
За неделю до того я был на театральной премьере. Во втором акте из шкатулки выпустили бабочек. Незамысловатый, но эффектный режиссёрский приём.
Как только бабочки вылетели на свободу, зрители тотчас потеряли интерес к пьесе. Актёры продолжали исполнять свои роли, демонстрируя мастерство перевоплощения, но всё это померкло рядом с бабочками. Даже искушённые критики, сидевшие на лучших местах, следили исключительно за взмахами крыльев. Про актёров вспоминали, только когда они взаимодействовали с бабочками. Вон тому, бородатому, одна села на плечо, и он, не будь дурак, ловко это обыграл. А вон та, пожилая, едва не наступила на бабочку. Зал охнул, кто-то вскрикнул «стой!», актриса вздрогнула и до конца спектакля так и не смогла вернуться в образ.
Жук произвёл точно такой же эффект — застольное действо продолжилось, но следить за ним было невозможно. У хозяйки возник страх, что жук явился по её душу. Только и ждёт удобного момента, чтобы дес