После манипуляций с простыней и душем очкастая, вняв нашим настойчивым просьбам, усадила сына за стол. Он потирал сонное личико, улыбался и прятался в ее китайские складки. Тут и открылось, что конфета, которую я съел, предназначалась ему.
Этому беловолосому маленькому человеку.
Обнаружив пропажу конфеты, он не заревел, не начал капризничать, он продолжал улыбаться. Если бы в тот момент я мог выменять конфету на джинсы, я бы отдал джинсы. Отдал бы кеды, спортивные носки, майку и крестик отдал бы.
На прощание мальчик потянул меня за штанину, а когда я склонился к нему, неожиданно поцеловал меня в висок.
Утреннее солнце превратило район в привлекательный и даже ласковый. Не знаю, можно ли назвать район ласковым, но именно ласка исходила от серых стен, ставших розовыми, от вытоптанных газонов, от трещин в асфальте.
Разбудив спящую продавщицу в том самом магазине, мы наскребли на буханку черного и банку кабачковой икры.
Икру продавщица открыла консервным ножом.
Продребезжал первый трамвай.
Продавщица включила радио.
Диктор сообщил, что полчаса назад на Кавказе началась война.
Александр Снегирев
Он скоро умрет
Иерусалим. Святые места. Впервые здесь. Сняли комнату у глухого старика. Когда договаривался с ним по телефону, жена спросила, чего я так ору. Ору, потому что он каждое слово переспрашивал.
Приехали. Еврейская часть Старого города. Дом вроде нашли, но никак не поймем, где дверь. Вокруг все такое древнее. Зато отделение полиции сразу видно. Здоровяки в синем, увешанные стрелковым оружием и переговорными устройствами.
Набрал Авраама (нашего глухаря Авраамом звали), проорал в трубку, что мы подъехали, но никак не можем найти дверь, пускай встречает.
Сказал, сейчас.
Топчемся. Повсюду бородачи с меховыми шайбами на головах, бабы в париках и дети в каких-то нахлобучках. И чем более невиданный наряд, тем физиономия важнее. Священный город. Из-за угла появился носатый старпер в кепке-аэродроме и очках-хамелеонах.
– Вы Авраам?
– Допустим, – ответил старпер осторожно.
– Мы у вас будем жить!
– Вы оба? – уточнил старпер, кивнув на жену.
– Так точно.
– И этот тоже? – он указал на мужика, чья собачка присела рядом.
– Нет, этот не с нами.
Старпер задумался.
– А как вы меня нашли?
Ну и зануда, мы его жильцы, только что с самолета, с трудом разыскали адрес, а он нас на улице держит, расспросами мучает!
– По Интернету, – говорю, – нашли.
– По Интернету? – Авраам покивал со значением. Я уже подхватил чемоданы и тут слышу дребезжание за спиной.
– Эй, эй! Вы ко мне?
Оборачиваемся. Из полуподвальной дверцы, которую мы не заметили, ползет старикашка.
– Я Авраам.
Сколько же тут Авраамов. Извинились перед тем, что в кепке, и он не стал скрывать радости.
Подвал оказался обширным, с внутренним двориком посередине. Хозяин показал наше жилище, перескакивая с английского на французский. Проявил светские качества, умение шутить и делать комплименты. Щурил голубые глаза и, вообще, был сущим симпатягой. Даже угостил собственноручно испеченным пирожком и признался моей жене, что она напоминает ему невесту брата, которая тоже была русской и по совместительству его первой любовью. Шевелился этот обаяшка, правда, с трудом. И быстротой реакции не блистал. Я даже подумал было отчалить, пока не поздно. Того и гляди помрет наш домохозяин. Да и сходство моей блондинки с его первой меня совсем не вдохновляло. Но жена в Авраама вцепилась. Сказала, он напоминает ей прадедушку.
Комнатка оказалась милой, но не слишком опрятной. Посуда на кухне была вымыта частями. Душ и туалет не сверкали. Но в целом живописно. Мы же в Старом городе не ради пятизвездочных удобств решили поселиться.
Потекли дни. Мы плутали узкими тропками меж каменных стен. Повсюду шастали местные военные. В основном бабы. Вечерами через площадь перед Стеной Плача маршировала центурия спецназовцев, два хасида в обкомовских шляпах наблюдали с лестницы.
В христианской части – выпили кофе. В армянской – глухие стены. В арабской – проезжающий на велике подросток хапнул жену за сиську. За очередным поворотом увидели свисающие с проводов кроссовки.
– В нашей школе так забавлялись с обувкой ботанов.
– Твои забрасывали? – спросила жена.
– Нет, я держался в стороне от разборок.
– В Штатах кроссы на проводах означают точку продажи наркоты.
– Откуда знаешь?
– У отца отжали бизнес через полгода после того, как он отправил меня учиться в Нью-Йорк. Выживала, как могла.
Мы стояли, задрав головы. Пустая улочка, изгибаясь, уходила вниз. Кроме нас ни души. Здесь явно не Штаты.
– Выглядят довольно новыми, – вгляделся я в покачивающиеся белые «найки».
– Некоторые верят, что обувь, заброшенная на провода, пригодится в следующей жизни. Поэтому новые пары закидывают.
Так мы провели несколько дней, близился мой день рождения, и мы думали, как бы его отметить в стиле Иисуса Христа и пророков. Тут Авраам, который все это время проявлял к нам всяческую любезность, предложил съездить на Мертвое море. Он все равно собирался, и нам это ничего не будет стоить. Я выразил осторожные опасения по поводу способности Авраама вести автомобиль, но жена надо мной громко посмеялась. Ха-ха. Да этот очаровательный старичок еще даст тебе фору.
На следующее утро в мой день рождения мы покатили под уклон. Авраам бойко объезжал желтые горы, успевая показывать, где один пророк узрел Бога, а другой оживил мертвеца.
Половину Библии проехали.
Вдруг желтые горы разошлись, вспоротые из-под низа длинным белым осколком, и Авраам свернул на каменистую дорожку, сказав, что сейчас покажет нам свое секретное место. Дикий пляж, куда он регулярно ездит.
Вскоре, однако, машина уперлась в бетонные блоки, перегораживающие путь. Судя по сухому бурьяну и запустению, не ездили здесь очень давно.
Авраам вырулил обратно на трассу, мотор несколько раз рявкнул с раздражением состарившегося супергероя. Вдали показался обустроенный пляж и домики для водных процедур.
Мы решили отблагодарить Авраама – угостили обедом. Он заказал вино и разошелся. Начал рассказывать про местные блюда, как их правильно есть руками и даже стал какие-то куски моей жене в рот совать. А она чмокала и глотала с хихиканьем. Я озверел немножко, но решил держать себя в руках. Всего лишь старикашка, которому осталось-то, может, несколько дней. Пусть побалуется.
Когда вакханалия прекратилась, Авраам отправился на массаж, а мы спустились к морю.
Короста соли, ямы наполненные грязью, народу никого.
Полежали на воде, которая чуть ли не выпуклой оказалась.
Вылезли.
Обмазались грязью.
Покидались грязью друг в друга.
Точнее я в жену кинул, а она обиделась.
Пришлось утешать. Она утешилась и забросала меня в ответ.
Собрались уходить, навстречу толпа африканцев.
Паломники.
И все как один в белых кроссовках.
В белоснежных.
А я стою на краю ямы с грязью, черномазый весь. Одни глаза моргают. Жена к тому моменту успела отмыться под специальным душем. Все паломники ринулись ко мне. А в руках бутылочки. И все просят наполнить.
Я наполнил одну, другую. Смотрю, остальные спешно воду допивают и в очередь ко мне выстраиваются. А какая-то баба из их компании подол задрала и в море подмывается.
– Извините, – говорю. – Мне пора. Передаю полномочия вон той леди.
И на бабу кивнул.
Из толпы крещеных потомков Хама мы вырвались вовремя. Авраам залез в резервуар с горячей водой термального источника. А там ограничение – пятнадцать минут, не больше. К тому моменту, когда мы подошли, он уже побултыхался хорошенько, но выходить не хотел. А сам красный, как голяшка из «Мироторга».
Впрочем, я его понимаю – в резервуаре кроме него одни девки, и перед каждой плавают сиськи, вытолкнутые на поверхность законом физики.
Устроились смиренно ждать на лавочке.
Наконец, смотрим – ковыляет. В одних плавках и рубахе. Мы за ним. Точнее рядом с ним. Подстраиваясь под шажки. Возле дверцы машины он задержался: я думал помочь надо, а он отлить решил.
Прямо на колесо.
Я смутился от того, что смутил его. Да и вообще созерцание седых яиц не моя слабость.
Когда он попытался натянуть штаны, шатаясь на одной ноге, то едва не упал. Я было опять сунулся помогать, но встретил отпор.
В машину уселись, как есть.
Пока мы принимали оздоровительные процедуры, автомобилей на стоянке прибавилось. Малолитражку Авраама хорошенько зажали.
Но он мудрить не стал: подал вперед, подал назад. Раздвинул соседей и, поднимая пыль, вырвался на шоссе.
Супруга моя рядом с ним села – ее на заднем сиденье укачивает. Я ее все дергал: «У него там ничего не торчит? Он же без штанов. Ты туда не смотри!» Жена уверяла, что ничего у Авраама не торчит, а если бы и торчало, то ей это все равно.
Не успели мы проехать и сотни метров, как стало ясно – шофер наш ничего не соображает. Автомобиль то гнал вперед, то еле тащился. Следовавшие за нами гудели и, обгоняя, сворачивали шеи, таращась с любопытством.
Лично мне к такой езде не привыкать. У меня бабуля, когда получила права в шестьдесят лет, за троллейбусом пристраивалась и ехала со всеми остановками.
В отличие от бабули, Авраам вилял. Его носило с обочины на встречку. Жена вопила и крестилась, буквально разгребая руками несущиеся на нас грузовики, показывая им, чтобы подали в сторону.
Навстречу, как специально, катили одни грузовики. Будто в тот день все из Иерусалима решили сбежать. Вместе с мебелью.
Перегибаясь то и дело через голову Авраама, чтобы поправить руль, я стал требовать, чтобы он передал управление мне. Он промычал, мол, у меня нет прав.
Я достал права и сунул ему под нос, но он перешел на непонятный язык. Я такого даже у нас в Москве на продуктовом рынке не слышал.