Мы подходили на пароходе к Индии. Утром должны были прийти. Я сменился с вахты, устал и никак не мог заснуть: все думал, как там будет. Вот как если б мне в детстве целый ящик игрушек принесли и только завтра можно его распаковать. Всё думал: вот утром сразу открою глаза – и индусы, чёрные, заходят вокруг, забормочут непонятно, не то что на картинке. Бананы прямо на кусте, город новый – всё зашевелится, заиграет. И слоны! Главное, слонов мне хотелось посмотреть. Всё не верилось, что они там не так, как в зоологическом, а запросто ходят, возят: по улице вдруг такая громада прёт!
Заснуть не мог, прямо ноги от нетерпения чесались. Ведь это, знаете, когда сушей едешь, совсем не то: видишь, как всё постепенно меняется. А тут две недели океан – вода и вода – и сразу новая страна. Как занавес в театре подняли.
Наутро затопали на палубе, загудели. Я бросился к иллюминатору, к окну, – готово: город белый на берегу стоит; порт, суда, около борта шлюпки; в них чёрные люди в белых чалмах – зубы блестят, кричат что-то; солнце светит со всей силы, жмёт, кажется, светом давит. Тут я как с ума сошёл, задохнулся прямо: как будто я – не я, и всё это сказка. Есть ничего с утра не хотел.
Товарищи дорогие, я за вас по две вахты в море стоять буду – на берег отпустите скорей!
Выскочили вдвоём на берег. В порту, в городе всё бурлит, кипит, народ толчётся, а мы – как оголтелые и не знаем, что смотреть, и не идём, а будто нас что несёт (да и после моря по берегу всегда странно ходить). Смотрим – трамвай. Сели в трамвай, сами толком не знаем, зачем едём, лишь бы дальше – очумели прямо. Трамвай нас мчит, мы глазеем по сторонам и не заметили, как выехали на окраину. Дальше не идём. Вылезли. Дорога. Пошли по дороге. Придём куда-нибудь!
Тут мы немного успокоились и заметили, что здорово жарко. Солнце над самой маковкой стоит; тень от тебя не ложится, а вся тень под тобой: идёшь и тень свою топчешь.
Порядочно уже прошли, уж людей не стало встречаться, смотрим – навстречу слон. С ним четверо ребят – бегут рядом по дороге. Я прямо глазам не поверил: в городе ни одного не видали, а тут запросто идёт по дороге. Мне казалось, что из зоологического вырвался. Слон нас увидел и остановился. Нам жутковато стало: больших при нём никого нет, ребята одни. А кто его знает, что у него на уме? Мотанёт раз хоботом – и готово.
А слон, наверно, про нас так думал: идут какие-то необыкновенные, неизвестные, – кто их знает? И стал. Сейчас хобот загнул крючком, мальчишка старший стал на крюк на этот, как на подножку, рукой за хобот придерживается, и слон его осторожно отправил себе на голову. Тот там уселся между ушами, как на столе. Потом слон тем же порядком отправил ещё двоих сразу, а четвёртый был маленький, лет четырёх, должно быть, – на нём только рубашонка была коротенькая, вроде лифчика. Слон ему подставляет хобот – иди, мол, садись. А он выкрутасы разные делает, хохочет, убегает. Старший кричит ему сверху, а он скачет и дразнит – не возьмёшь, мол. Слон не стал ждать, опустил хобот и пошёл – сделал вид, что он на его фокусы и смотреть не хочет. Идёт, хоботом мерно покачивает, а мальчишка вьётся около ног, кривляется. И как раз когда он ничего не ждал, слон вдруг хоботом – цап! Да так ловко! Поймал его за рубашонку сзади и подымает наверх осторожно. Тот руками, ногами, как жучок. Нет уж, никаких тебе! Поднял слон, осторожно отпустил себе на голову, а там ребята его приняли. Он там, на слоне, всё ещё воевать пробовал.
Мы поравнялись, идём стороной дороги, а слон – с другого боку и на нас внимательно и осторожно глядит. А ребята тоже на нас пялятся и шепчутся меж собой. Сидят, как на дому, на крыше. «Вот, – думаю, – здорово: им нечего там бояться. Если б и тигр попался навстречу, слон тигра поймает, схватит хоботищем поперёк живота, сдавит, швырнёт выше дерева и, если на клыки не подцепит, всё равно будет ногами топтать, пока в лепёшку не растопчет».
А тут мальчишку взял, как козявку, двумя пальчиками: осторожно и бережно.
Слон прошёл мимо нас; смотрим, сворачивает с дороги и попёр в кусты. Кусты плотные, колючие, стеной растут. А он через них, как через бурьян – только ветки похрустывают, – перелез и пошёл к лесу. Остановился около дерева, взял хоботом ветку и пригнул ребятам. Те сейчас же повскакали на ноги, схватились за ветку и что-то с неё обирают. А маленький подскакивает, старается тоже себе ухватить, возится, будто он не на слоне, а на земле стоит. Слон пустил ветку и другую пригнул. Опять та же история. Тут уж маленький совсем, видно, в роль вошёл: совсем залез на эту ветку, чтоб ему тоже досталось, и работает. Все кончили, слон пустил ветку, а маленький-то, смотрим, так и полетел с веткой. Ну, думаем, пропал – полетел теперь, как пуля, в лес. Бросились мы туда. Да нет, куда там! Не пролезть через кусты: колючие, и густые, и путаные. Смотрим, слон в листьях хоботом шарит. Нащупал этого маленького – он там, видно, обезьянкой уцепился, – достал его и посадил на место. Потом слон вышел на дорогу впереди нас и пошёл обратно.
Мы – за ним. Он идёт и по временам оглядывается, на нас косится: чего, мол, сзади идут какие-то?
Так мы за слоном пришли к дому. Вокруг плетень. Слон отворил хоботом калиточку и осторожно просунулся во двор; там ребят спустил на землю. Во дворе индуска на него начала кричать чего-то. Нас она сразу не заметила. А мы стоим, через плетень смотрим.
Индуска орёт на слона – слон нехотя повернулся и пошёл к колодцу. У колодца вырыты два столба, и между ними вьюшка: на ней верёвка намотана и ручка сбоку. Смотрим, слон взялся хоботом за ручку и стал вертеть; вертит, как будто пустую, вытащил – целая бадья там на верёвке, вёдер десять. Слон упёрся корнем хобота в ручку, чтобы не вертелась, изогнул хобот, подцепил бадью и, как кружку с водой, поставил на борт колодца. Баба набрала воды, ребят тоже заставила таскать – она как раз стирала. Слон опять бадью спустил и полную выкрутил наверх. Хозяйка опять его начала ругать. Слон пустил бадью в колодец, тряхнул ушами и пошёл прочь – не стал воду больше доставать, пошёл под навес. А там в углу двора на хлипких столбиках навес был устроен – слону под него только-только подлезть.
Сверху камыш накидан и какие-то листья длинные.
Тут как раз индус, сам хозяин. Увидал нас. Мы говорим – слона пришли смотреть. Хозяин немного знал по-английски. Спросил, кто мы; всё на мою русскую фуражку показывает. Я говорю – русские. А он и не знал, что такое русские.
– Не англичане?
– Нет, – говорю, – не англичане.
Он обрадовался, засмеялся, сразу другой стал; позвал к себе.
Я спрашиваю:
– Чего это слон не выходит?
– А это он, – говорит, – обиделся, и, значит, не зря. Теперь нипочём работать не станет, пока не отойдёт.
Смотрим, слон вышел из-под навеса, в калитку и прочь со двора. Думаем, теперь совсем уйдёт. А индус смеётся. Слон пошёл к дереву, опёрся боком и ну тереться. Дерево здоровое – прямо всё ходуном ходит. Это он чешется так вот, как свинья об забор.
Почесался, набрал пыли в хобот и туда, где чесал, пылью, землёй как дунет! Раз, и ещё, и ещё… Это он прочищает, чтобы не заводилось ничего в складках: вся кожа у него твёрдая, как подошва, а в складках – потоньше, а в южных странах всяких насекомых кусачих масса.
Ведь смотрите, какой: об столбики в сарае не чешется, чтобы не развалить, осторожно даже пробирается туда, а чесаться ходит к дереву. Я говорю индусу:
– Какой он у тебя умный!
А он хохочет.
– Ну, – говорит, – если бы я полтораста лет прожил, не тому ещё выучился бы. А он, – показывает на слона, – моего деда нянчил.
Я глянул на слона – мне показалось, что не индус тут хозяин, а слон, слон тут самый главный.
Я спрашиваю:
– Старый он у тебя?
– Нет, – говорит, – ему полтораста лет, он в самой поре! Вон у меня слонёнок есть, его сын, – двадцать лет ему, совсем ребёнок. К сорока годам в силу только входить начинает. Вот погодите, придёт слониха, увидите: он маленький.
Пришла слониха, и с ней слонёнок – с лошадь величиной, без клыков; он за матерью, как жеребёнок, шёл.
Ребята индусовы бросились матери помогать, стали прыгать, куда-то собираться. Слон тоже пошёл; слониха и слонёнок – с ними. Индус объясняет, что на речку. Мы тоже с ребятами.
Они нас не дичились. Всё пробовали говорить – они по-своему, мы по-русски – и хохотали всю дорогу. Маленький больше всех к нам приставал – всё мою фуражку надевал и что-то кричал смешное – может быть, про нас.
Воздух в лесу пахучий, пряный, густой.
Шли лесом. Пришли к реке.
Не река, а поток – быстрый, так и мчит, так берег и гложет. К воде обрывчик в аршин. Слоны вошли в воду, взяли с собой слонёнка. Поставили, где ему по грудь вода, и стали его вдвоём мыть. Наберут со дна песку с водой в хобот и, как из кишки, его поливают. Здорово так – только брызги летят.
А ребята боятся в воду лезть – больно уж быстрое течение, унесёт.
Скачут на берегу и давай в слона камешками кидать. Ему нипочём, он даже внимания не обращает – всё своего слонёнка моет. Потом, смотрю, набрал в хобот воды и вдруг как повернёт на мальчишек и одному прямо в пузо как дунет струёй – тот так и сел. Хохочет – заливается.
Слон опять своего мыть. А ребята ещё пуще камешками его донимать. Слон только ушами трясёт: не приставайте, мол, видите, некогда баловаться! И как раз когда мальчишки не ждали, думали – он водой на слонёнка дунет, он сразу хобот повернул да в них. Те рады, кувыркаются.
Слон вышел на берег; слонёнок ему хобот протянул, как руку. Слон заплёл свой хобот об его и помог ему на обрывчик вылезть.
Пошли все домой: трое слонов и четверо ребят.
На другой день я уж расспросил, где можно слонов поглядеть на работе.
На опушке леса, у речки, нагорожен целый город тесаных бревён: штабеля стоят, каждый вышиной с избу. Тут же стоял один слон. И сразу видно было, что он уж совсем старик: кожа на нём совсем обвисла и заскорузла, и хобот, как тряпка, болтается. Уши обгрызенные какие-то. Смотрю, из лесу идёт другой слон. В хоботе качается бревно – громадный брус обтёсанный. Пудов, должно быть, во сто.
Носильщик грузно переваливается, подходит к старому слону.
Старый подхватывает бревно с одного конца, а носильщик опускает бревно и перебирается хоботом в другой конец. Я смотрю: что же это они будут делать? А слоны вместе, как по команде, подняли бревно на хоботах вверх и аккуратно положили на штабель. Да так ровно и правильно, как плотник на постройке. И ни одного человека около них.
Я потом узнал, что этот старый слон и есть главный артельщик: он уже состарился на этой работе.
Носильщик ушёл не спеша в лес, а старик повесил хобот, повернулся задом к штабелю и стал смотреть на реку, как будто хотел сказать: «Надоело мне это, и не глядел бы».
А из лесу идёт уже третий слон с бревном.
Мы туда, откуда выходили слоны.
Прямо стыдно рассказывать, что мы тут увидели. Слоны с лесных разработок таскали эти брёвна к речке. В одном месте у дороги – два дерева по бокам, да так, что слону с бревном не пройти. Слон дойдёт до этого места, опустит бревно на землю, подвернёт колени, подвернёт хобот и самым носом, самым корнем хобота толкает бревно вперёд. Земля, каменья летят, трёт и пашет бревно землю, а слон ползёт и пихает. Видно, как трудно ему на коленях ползти. Потом встанет, отдышится и не сразу за бревно берётся. Опять повернёт его поперёк дороги, опять на коленки. Положит хобот на землю и коленками накатывает бревно на хобот. Как хобот не раздавит! Глядь, снова уже встал и несёт. Качается, как грузный маятник, бревнище на хоботе.
Их было восемь – всех слонов-носильщиков, и каждому приходилось пихать бревно носом: люди не хотели спилить те два дерева, что стояли на дороге.
Нам неприятно стало смотреть, как тужится старик у штабеля, и жаль было слонов, что ползли на коленках. Мы недолго постояли и ушли.
Справочное бюро
Бананы – это крупные травянистые растения с листьями, черешки которых накрывают друг друга и формируют ложный стебель, благодаря которому растения выглядят как деревья. Высота бананов варьирует от 2 до 9 м. Цветки бананов собраны в кисть, напоминающую удлинённую пышную почку белого, фиолетового, зелёного оттенка. Плоды представляет собой многосемянную ягоду в кожистой оболочке. Размер, цвет и форма плодов различают в зависимости от вида или сорта. У культурных – плод часто лишён семян. На одной оси может располагаться до 300 плодов с общей массой 50–60 кг.
В Индии отношение к слонам уважительное. Они символизируют только положительные качества. Слон высоко ценится за ум и хитрость. Благодаря тому, что слоны живут очень долго (в неволе до 80 лет), они стали отождествляться с продолжительной жизнью, преодолевающей смерть. В индуизме Ганеша бог словесности и мудрости имеет слоновью голову. Но это нисколько не мешает индусам использовать сухопутных гигантов как обычных домашних животных, заставляя их работать на строительстве или на сельскохозяйственных плантациях.
Слоны довольно умные животные. У них хорошо развита память и сообразительность. При содержании в неволе, когда у слонов всегда в достатке корм, у них появляется большое количество свободного времени, в которое они будут пытаться себя занять разными развлечениями. В этом они очень похожи на людей. Слоны могут придумывать разные шалости, которые для человека могут выглядеть довольно жестокими. Они могут окатить водой из хобота, ухватить и подолгу не отпускать человека, случайно проходившего мимо них, связывать шнурки на ботинках, играть с по нравившимися предметами.
У слонов на кончике хобота есть особые отростки, так называемые «пальцы». У африканского слона их два, а у индийского – один. С их помощью громадный и сильный хобот превращается в инструмент, с помощью которого слоны могут выполнять очень сложные действия с потрясающей аккуратностью. Сложно представить, но слон своим хоботом сначала может свалить дерево или поднять тяжёлый камень, а затем бережно, не повредив нежных листочков, сорвать маленький полевой цветок.
Слоны обладают развитой нервной системой и сложным поведением. Как и людям, слонам присуще индивидуальные особенности. Выражаются они в проявлении различных черт характера. Среди слонов встречаются сангвиники, холерики, флегматики, меланхолики. Различаются слоны и сообразительностью. Одним из самых известных была слониха Руби из зоопарка Финикса. Она прославилась как художник. Однажды служитель увидел, что она чертила палкой на земляном полу слоновника какие-то фигуры. Ей дали кисти и краски. Результаты творчества слонихи напоминали абстрактные картины.
Скорость роста, взросления и продолжительность жизни слонов сравнима с человеческой. Половая зрелость у самок индийских слонов наступает в возрасте 10–12 лет, хотя способными к вынашиванию потомства они становятся к 16 годам, а взрослого размера достигают только к 20 годам. Самцы становятся способны к размножению к 10–17 годам. Но оставить потомство они могут только в более зрелом возрасте, выдержав конкуренцию со взрослыми и матёрыми самцами. В возрасте 10 лет самцы покидают родное стадо. Самки же, как правило, остаются в нём на всю жизнь.
Хобот – уникальный орган слонов. Такого больше нет ни у одного другого млекопитающего. Он выполняет множество функций. Это и нос, который может учуять самый тонкий запах, и кувалда, которая может в щепки разнести крепкое дерево, и рука, с помощью которой можно сорвать плод или бережно прикоснуться к своей подруге. А ещё хобот – это насос, в который можно закачать воду, а затем вылить её либо себе в рот, либо на кожу. За один раз с помощью хобота, слоны могут набрать до семи литров воды.
Слоны хорошо дрессируются. Они быстро запоминают команды и могут выполнять довольно сложные действия. Чтобы в этом убедиться, достаточно сходить в цирк и посмотреть, какие трюки слоны могут показывать на арене. Длительная практика дрессировки слонов в Индии привела к тому, что, воспитывая слонят с раннего возраста, людям удалось привить им навыки работы без постоянного контроля. Один погонщик может следить за работой целого трудового коллектива слонов. Руководя главной слонихой в стаде, человек может сразу управлять не одним, а несколькими слонами-работниками.