I
Я жил на берегу моря и ловил рыбу. У меня была лодка, сетки и разные удочки. Перед домом стояла будка, и на цепи огромный пёс. Мохнатый, весь в чёрных пятнах, – Рябка. Он стерёг дом. Кормил я его рыбой. Я работал с мальчиком, и кругом на три версты никого не было. Рябка так привык, что мы с ним разговаривали, и очень простое он понимал. Спросишь его: «Рябка, где Володя?» Рябка хвостом завиляет и повернёт морду, куда Володька ушел. Воздух носом тянет, и всегда верно. Бывало, придёшь с моря ни с чем, а Рябка ждёт рыбы. Вытянется на цепи, подвизгивает.
Обернёшься к нему и скажешь сердито:
– Плохи наши дела, Рябка! Вот как…
Он вздохнёт, ляжет и положит на лапы голову. Уж и не просит, понимает.
Когда я надолго уезжал в море, я всегда Рябку трепал по спине и уговаривал, чтобы хорошо стерёг. И вот хочу отойти от него, а он встанет на задние лапы, натянет цепь и обхватит меня лапами. Да так крепко – не пускает. Не хочет долго один оставаться: и скучно и голодно.
Хорошая была собака!
II
А вот кошки у меня не было, и мыши одолевали. Сетки развесишь, так они в сетки залезут, запутаются и перегрызут нитки, напортят. Я их находил в сетках – запутается другая и попадётся. И дома всё крадут, что ни положи.
Вот я и пошёл в город. Достану, думаю, себе весёлую кошечку, она мне всех мышей переловит, а вечером на коленях будет сидеть и мурлыкать. Пришёл в город. По всем дворам ходил – ни одной кошки. Ну нигде!
Я стал у людей спрашивать:
– Нет ли у кого кошечки? Я даже деньги заплачу, дайте только.
А на меня сердиться стали:
– До кошек ли теперь? Всюду голод, самим есть нечего, а тут котов корми.
А один сказал:
– Я бы сам кота съел, а не то что его, дармоеда, кормить!
Вот те и на! Куда же это все коты девались? Кот привык жить на готовеньком: нажрался, накрал и вечером на тёплой плите растянулся. И вдруг такая беда! Печи не топлены, хозяева сами чёрствую корку сосут. И украсть нечего. Да и мышей в голодном доме тоже не сыщешь.
Перевелись коты в городе… А каких, может быть, и голодные люди приели. Так ни одной кошки и не достал.
III
Настала зима, и море замёрзло. Ловить рыбу стало нельзя. А у меня было ружьё. Вот я зарядил ружьё и пошёл по берегу. Кого-нибудь подстрелю: на берегу в норах жили дикие кролики.
Вдруг, смотрю, на месте кроличьей норы большая дырка раскопана, как будто бы ход для большого зверя. Я скорее туда.
Я присел и заглянул в нору. Темно. А когда пригляделся, вижу: там в глубине два глаза светятся.
Что, думаю, за зверь такой завёлся?
Я сорвал хворостинку – и в нору. А оттуда как зашипит!
Я назад попятился. Фу ты! Да это кошка!
Так вот куда кошки из города переехали!
Я стал звать:
– Кис-кис! Кисанька! – и просунул руку в нору.
А кисанька как заурчит, да таким зверем, что я и руку отдёрнул.
Ну тебя, какая ты злая!
Я пошёл дальше и увидел, что много кроличьих нор раскопано. Это кошки пришли из города, раскопали пошире кроличьи норы, кроликов выгнали и стали жить по-дикому.
IV
Я стал думать, как бы переманить кошку к себе в дом.
Вот раз я встретил кошку на берегу. Большая, серая, мордастая. Она, как увидела меня, отскочила в сторону и села. Злыми глазами на меня глядит. Вся напружилась, замерла, только хвост вздрагивает. Ждёт, что я буду делать.
А я достал из кармана корку хлеба и бросил ей. Кошка глянула, куда корка упала, а сама ни с места. Опять на меня уставилась. Я обошёл стороной и оглянулся: кошка прыгнула, схватила корку и побежала к себе домой, в нору.
Так мы с ней часто встречались, но кошка никогда меня к себе не подпускала. Раз в сумерки я её принял за кролика и хотел уже стрелять.
V
Весной я начал рыбачить, и около моего дома запахло рыбой. Вдруг слышу – лает мой Рябчик. И смешно как-то лает: бестолково, на разные голоса, и подвизгивает. Я вышел и вижу: по весенней траве не торопясь шагает к моему дому большая серая кошка. Я сразу её узнал. Она нисколько не боялась Рябчика, даже не глядела на него, а выбирала только, где бы ей посуше ступить. Кошка увидала меня, уселась и стала глядеть и облизываться. Я скорее побежал в дом, достал рыбёшку и бросил.
Она схватила рыбу и прыгнула в траву. Мне с крыльца было видно, как она стала жадно жрать. Ага, думаю, давно рыбы не ела.
И стала с тех пор кошка ходить ко мне в гости.
Я всё её задабривал и уговаривал, чтобы перешла ко мне жить. А кошка всё дичилась и близко к себе не подпускала. Сожрёт рыбу и убежит. Как зверь.
Наконец мне удалось её погладить, и зверь замурлыкал. Рябчик на неё не лаял, а только тянулся на цепи, скулил: ему очень хотелось познакомиться с кошкой.
Теперь кошка целыми днями вертелась около дома, но жить в дом не хотела идти.
Один раз она не пошла ночевать к себе в нору, а осталась на ночь у Рябчика в будке. Рябчик совсем сжался в комок, чтобы дать место.
VI
Рябчик так скучал, что рад был кошке.
Раз шёл дождь. Я смотрю из окна – лежит Рябка в луже около будки, весь мокрый, а в будку не лезет.
Я вышел и крикнул:
– Рябка! В будку!
Он встал, конфузливо помотал хвостом. Вертит мордой, топчется, а в будку не лезет.
Я подошёл и заглянул в будку. Через весь пол важно растянулась кошка. Рябчик не хотел лезть, чтобы не разбудить кошку, и мок под дождём.
Он так любил, когда кошка приходила к нему в гости, что пробовал её облизывать, как щенка. Кошка топорщилась и встряхивалась.
Я видел, как Рябчик лапами удерживал кошку, когда она, выспавшись, уходила по своим делам.
VII
А дела у ней были вот какие.
Раз слышу – будто ребёнок плачет. Я выскочил, гляжу: катит Мурка с обрыва. В зубах у ней что-то болтается. Подбежал, смотрю – в зубах у Мурки крольчонок. Крольчонок дрыгал лапками и кричал, совсем как маленький ребёнок. Я отнял его у кошки. Обменял у ней на рыбу. Кролик выходился и потом жил у меня в доме. Другой раз я застал Мурку, когда она уже доедала большого кролика. Рябка на цепи издали облизывался.
Против дома была яма с пол-аршина глубины. Вижу из окна: сидит Мурка в яме, вся в комок сжалась, глаза дикие, а никого кругом нет. Я стал следить.
Вдруг Мурка подскочила – я мигнуть не успел, а она уже рвёт ласточку. Дело было к дождю, и ласточки реяли у самой земли. А в яме в засаде поджидала кошка. Часами сидела она вся на взводе, как курок: ждала, пока ласточка чиркнет над самой ямой. Хап! – и цапнет лапой на лету.
Другой раз я застал её на море. Бурей выбросило на берег ракушки. Мурка осторожно ходила по мокрым камням и выгребала лапой ракушки на сухое место. Она их разгрызала, как орехи, морщилась и выедала слизняка.
VIII
Но вот пришла беда. На берегу появились беспризорные собаки. Они целой стаей носились по берегу, голодные, озверелые. С лаем, с визгом они пронеслись мимо нашего дома. Рябчик весь ощетинился, напрягся. Он глухо ворчал и зло смотрел. Володька схватил палку, а я бросился в дом за ружьём. Но собаки пронеслись мимо, и скоро их не стало слышно.
Рябчик долго не мог успокоиться: всё ворчал и глядел, куда убежали собаки. А Мурка хоть бы что: она сидела на солнышке и важно мыла мордочку.
Я сказал Володе:
– Смотри, Мурка-то ничего не боится. Прибегут собаки – она прыг на столб и по столбу на крышу.
Володя говорит:
– А Рябчик в будку залезет и через дырку отгрызётся от всякой собаки. А я в дом запрусь.
Нечего бояться.
Я ушёл в город.
IX
А когда вернулся, то Володька рассказал мне:
– Как ты ушёл, часу не прошло, вернулись дикие собаки. Штук восемь. Бросились на Мурку. А Мурка не стала убегать. У ней под стеной, в углу, ты знаешь, кладовая. Она туда зарывает объедки. У ней уж много там накоплено. Мурка бросилась в угол, зашипела, привстала на задние лапы и приготовила когти. Собаки сунулись, трое сразу. Мурка так заработала лапами – шерсть только от собак полетела. А они визжат, воют и уж одна через другую лезут, сверху карабкаются все к Мурке, к Мурке!
– А ты чего смотрел?
– Да я не смотрел. Я скорее в дом, схватил ружьё и стал молотить изо всей силы по собакам прикладом, прикладом. Всё в кашу замешалось. Я думал, от Мурки клочья одни останутся. Я уж тут бил по чём попало. Вот, смотри, весь приклад поколотил. Ругать не будешь?
– Ну, а Мурка-то, Мурка?
– А она сейчас у Рябки. Рябка её зализывает. Они в будке.
Так и оказалось. Рябка свернулся кольцом, а в середине лежала Мурка. Рябка её лизал и сердито поглядел на меня. Видно, боялся, что я помешаю – унесу Мурку.
Х
Через неделю Мурка совсем оправилась и принялась за охоту.
Вдруг ночью мы проснулись от страшного лая и визга.
Володька выскочил, кричит:
– Собаки, собаки!
Я схватил ружьё и, как был, выскочил на крыльцо.
Целая куча собак возилась в углу. Они так ревели, что не слыхали, как я вышел.
Я выстрелил в воздух. Вся стая рванулась и без памяти кинулась прочь. Я выстрелил ещё раз вдогонку. Рябка рвался на цепи, дёргался с разбега, бесился, но не мог порвать цепи: ему хотелось броситься вслед собакам.
Я стал звать Мурку. Она урчала и приводила в порядок кладовую: закапывала лапкой разрытую ямку.
В комнате при свете я осмотрел кошку. Её сильно покусали собаки, но раны были неопасные.
XI
Я заметил, что Мурка потолстела, – у ней скоро должны были родиться котята.
Я попробовал оставить её на ночь в хате, но она мяукала и царапалась, так что пришлось её выпустить.
Беспризорная кошка привыкла жить на воле и ни за что не хотела идти в дом.
Оставлять так кошку было нельзя. Видно, дикие собаки повадились к нам бегать. Прибегут, когда мы с Володей будем в море, и загрызут Мурку совсем. И вот мы решили увезти Мурку подальше и оставить жить у знакомых рыбаков. Мы посадили с собой в лодку кошку и поехали морем.
Далеко, за пятьдесят вёрст от нас, увезли мы Мурку. Туда собаки не забегут. Там жило много рыбаков. У них был невод. Они каждое утро и каждый вечер завозили невод в море и вытягивали его на берег. Рыбы у них всегда было много. Они очень обрадовались, когда мы им привезли Мурку. Сейчас же накормили её рыбой до отвала. Я сказал, что кошка в дом жить не пойдёт и что надо для неё сделать нору, – это не простая кошка, она из беспризорных и любит волю. Ей сделали из камыша домик, и Мурка осталась стеречь невод от мышей.
А мы вернулись домой. Рябка долго выл и плаксиво лаял; лаял и на нас: куда мы дели кошку?
Мы долго не были на неводе и только осенью собрались к Мурке.
XII
Мы приехали утром, когда вытягивали невод. Море было совсем спокойное, как вода в блюдце. Невод уж подходил к концу, и на берег вытащили вместе с рыбой целую ватагу морских раков – крабов. Они, как крупные пауки, ловкие, быстро бегают и злые. Они становятся на дыбы и щёлкают над головой клешнями: пугают. А если ухватят за палец, так держись: до крови. Вдруг я смотрю: среди всей этой кутерьмы спокойно идёт наша Мурка. Она ловко откидывала крабов с дороги. Подцепит его лапой сзади, где он достать её не может, и швырк прочь. Краб встаёт на дыбы, пыжится, лязгает клешнями, как собака зубами, а Мурка и внимания не обращает, отшвырнёт, как камешек.
Четыре взрослых котёнка следили за ней издали, но сами боялись и близко подойти к неводу. А Мурка залезла в воду, вошла по шею, только голова одна из воды торчит. Идёт по дну, а от головы вода расступается.
Кошка лапами нащупывала на дне мелкую рыбёшку, что уходила из невода. Эти рыбки прячутся на дно, закапываются в песок – вот тут-то их и ловила Мурка. Нащупает лапкой, подцепит когтями и бросает на берег своим детям. А они уж совсем большие коты были, а боялись и ступить на мокрое. Мурка им приносила на сухой песок живую рыбу, и тогда они жрали и зло урчали. Подумаешь, какие охотники!
XIII
Рыбаки не могли нахвалиться Муркой:
– Ай да кошка! Боевая кошка! Ну, а дети не в мать пошли. Балбесы и лодыри. Рассядутся, как господа, и всё им в рот подай. Вон, гляди, расселись как! Чисто свиньи. Ишь, развалились. Брысь, поганцы!
Рыбак замахнулся, а коты и не шевельнулись.
– Вот только из-за мамаши и терпим. Выгнать бы их надо.
Коты так обленились, что им лень было играть с мышью.
XIV
Я раз видел, как Мурка притащила им в зубах мышь. Она хотела их учить, как ловить мышей. Но коты лениво перебирали лапами и упускали мышь. Мурка бросалась вдогонку и снова приносила им. Но они и смотреть не хотели: валялись на солнышке по мягкому песку и ждали обеда, чтоб без хлопот наесться рыбьих головок.
– Ишь, мамашины сынки! – сказал Володька и бросил в них песком. – Смотреть противно. Вот вам!
Коты тряхнули ушами и перевалились на другой бок.
Лодыри!
Справочное бюро
Известно, что человек воспринимает не только слова и предложения, но и все прочие особенности речи, в том числе интонации. При этом за эмоциональную составляющую отвечает правое полушарие, а за информационную – левое. Как оказалось, таким же образом воспринимают речь и собаки. В экспериментах собакам прокручивали записи команд, слов и звуков. Однако осталось неизвестным, насколько полно собаки понимают смысл нашей речи.
Мыши, конечно же, не специально залезают в сети. Просто эти грызуны в поисках корма активно исследуют всё доступное им пространство. Домовые мыши осматривают каждый укромный уголок, в надежде раздобыть пропитание. Нет ничего удивительного, что обследуют они и рыболовецкие сети. Если сеть мелкоячеистая, то мыши в ней запутываются. Чтобы освободиться, они начинают грызть нити, из которых сплетена сетка. После посещения таких непрошеных гостей в сетях могут оставаться огромные дыры.
Дикие кролики – это ближайшие родственники зайцев. Их так же относят к отряду зайцеобразных. Отличительной особенностью всех представителей этого отряда являются зубы. У зайцев и кроликов по четыре грызущих резца. Кролики отличаются от зайцев тем, что живут в норах, образуя большие поселения. Они не могут так быстро бегать, как зайцы, и поэтому стараются особенно далеко не уходить от своих убежищ. Самое большое число видов кроликов встречается в Америке, а вот Европу населяет всего один вид – обыкновенный, или европейский, кролик.
Предками всеобщих домашних любимцев были дикие степные кошки, которые были одомашнены на Ближнем Востоке в Северной Африке ещё в неолите с развитием земледелия. Главной целью приручения была борьба с грызунами, которые пожирали урожай зерновых культур. Дикие степные кошки приносили свое потомство в ямах и норах, занимая пустующие постройки лис, сусликов и барсуков. Можно сказать, что кошки, освоившие кроли чьи норы, вспомнили повадки своих далёких предков и вернулись к своему исконному стилю поведения.
Всех кошек принято делить на больших и малых. К большим кошкам принято относить тигров, львов, леопардов, гепардов, снежных барсов и ягуаров. Все остальные представители семейства кошачьих, включая пум и рысей, принято причислять к малым кошкам. Различия между этими двумя группами не только в размерах тела. Малые кошки не умеют рычать. Они издают шипящие звуки, раздражаясь, и мурлыкающие от удовольствия. Львы, леопарды и тигры тоже могут мурлыкать, но их голос будет скорее напоминать утробное урчание, чем всем нам знакомое «муррр-муррр».
Снежный барс
Ласточки и стрижи относятся к группе так называемых «воздухореев». Пищей им служат мелкие насекомые – своеобразный воздушный планктон. Птицы летают с широко раскрытыми клювами и собирают его. Когда погода хорошая, аэропланктон поднимается на большую высоту, а вслед за ними устремляются и ласточки. Но стоит погоде испортиться, как насекомые снижаются к земле, укрываясь от дождя. Вынуждены опуститься с небес и пернатые охотники. Действительно, низкий полёт ласточек может свидетельствовать о надвигающейся непогоде, но причиной тому служит перемещение насекомых.
Для многих видов животных характерно запасание пищи впрок. Прежде всего этим славятся грызуны. Хищные звери также могут прятать пищу. Связано это с тем, что при успешной охоте на крупную дичь волк, рысь, тигр или медведь не может за один присест съесть всю добычу. Поэтому хищники делают запасы. Они возвращаются и доедают плоды своей удачной охоты. Точно так же поступают и домашние кошки. Добыв несколько мышек, они могут одну съесть, а остальных припрятать в укромном месте.
Шипение кошек означает угрозу. Леопарды и тигры при раздражении издают глухое рычание. Царь зверей – лев способен издавать громкий, наводящий ужас рык. А вот пумы, как кошки, не умеют рычать, они громко шипят. – Причина кроется в устройстве голосового аппарата. Приходится обходиться пусть и не таким эффектным, но не менее грозным шипением.
Зализывая ранку, собаки действительно оказывают себе медицинскую помощь. Шершавый язык, как мягкая тёрка, вычищает рану. Одновременно собаки проводят обеззараживание места поражения. В собачьей слюне содержится очень большое количество лизоцима – бактерицидного фермента, который разрушает стенки бактерий, что приводит к их гибели. Но наибольшая концентрация этого вещества содержится в слезах собак. Определённое количество этого фермента содержится и в человеческой слюне, но у нас его значительно меньше.
В среднем домашние кошки могут приносить от трёх до восьми котят. Если кошка рожает впервые, то число их будет меньшим, чем у мамаш со стажем. Котята рождаются глухими и слепыми. Способность видеть у них появляется только через 5-10 дней после родов, а слышать котята начинают и того позднее – только в 9-11.
Настоящий камыш является близким родственником осок. Стебли камыша не очень высокие, редко вырастают больше двух метров. Соцветие в виде зонтика или метёлки. Камыш используют для плетения хозяйственных сумок, корзин, циновок, ковриков, а также для декоративной отделки плетёных изделий из лозы. В прошлом веке применялся для топлива и производства строительных материалов.
Крабы и раки принадлежат к одному и тому же отряду десятиногих раков. Эти животные несколько напоминают друг друга. И у тех и у других есть клешни, у них по пять пар конечностей, тело одето в панцирь. Но есть и отличия. У раков хорошо заметен длинный хвост, а у крабов он скрыт под панцирем. Крабы могут вести сухопутный образ жизни, а раки такой возможности лишены.
Кошки с неохотой лезут в воду, это правда. Связано это с тем, что предки домашних питомцев ведут свою родословную от диких кошек, населяющих степи и пустыни, где мало водоёмов. Поэтому приспосабливаться к преодолению водных преград им было незачем. Вот и унаследовали наши Мурки и Барсики нелюбовь к водной стихии. Но при необходимости они могут хорошо плавать. Так, в Юго-Восточной Азии обитает кошка-рыболов, которая не только ловит рыбу, но и превосходно плавает и даже ныряет.
Все хищные млекопитающие учат своих детёнышей охотиться. Приёмы обучения, которые они применяют, практически у всех одинаковые. Мама-кошка приносит котятам слегка придушенную добычу. Котята начинают с ней играть, мышь пытается удрать, а малыши её преследуют. Конечно, не всё у них сразу получается, но кошка пристально следит за процессом обучения, повторяя «игру» каждый день.