– Нет-нет. Я не подпускала Амоса Уэллса к себе и не давала ему повода…
Ребекка так вцепилась в спинку стула, что ее руки побелели.
Леа хрипло расхохоталась.
– Он и сам будет теперь обходить тебя стороной, когда узнает. На тебе уже клеймо…
Она злобно сощурила глаза и уставилась на сестру.
– Скажи, кто отец ребенка, Ребекка? Говори же! Может быть, Генри заставит его на тебе жениться, пока мы все еще не очутились по уши в грязи.
– Он уехал их Уэлсвилла. И из Невады. Но есть возможность избежать неприятностей, если вы с Генри мне поможете и дадите денег на дорогу. Я могу уехать к дяде Магнусу в Бостон.
– Ты бредишь! Его жена тетя Эстер лучше умрет, чем пустит в дом падшую женщину. Ты должна как можно скорее выйти замуж, Ребекка. Другого выхода нет. Кто этот негодяй? Генри достанет его из-под земли, если понадобится.
– Нет! Я не нужна Рори! Он нарушил свое обещание…
– Рори? Это тот ирландский хвастун, который отдал двадцать долларов за твою корзинку с ленчем? Неудивительно, что он потребовал за свои денежки большего, чем жареный цыпленок. – Леа была жестока. Ей доставляло удовольствие видеть, как Ребекка сникает под градом ее слов. – Вот почему он затесался в конюшню Дженсона! Он хотел задержаться в городе и соблазнить тебя. И ты из всех мужчин выбрала его, наихудшего, отъявленного вруна и вертопраха. Как ты могла, Ребекка? – Леа попеременно то краснела, то бледнела. – Ты должна выйти замуж, но не за этого нищего проходимца. Тогда уж лучше тебе остаться одной и родить незаконного ублюдка. В любом случае мы все сгорим от стыда.
Леа, обхватив голову руками, погрузилась в тяжкое раздумье. Ребекка, дрожащая, с поникшими плечами, стояла перед ней, бледная как привидение.
– Кто же на мне женится? – упавшим голосом спросила она. – У меня нет никого. «И я никому, кроме Рори, не позволю прикасаться ко мне», – добавила она мысленно.
– Я должна подумать, – между тем продолжала свою речь Леа. – Я посоветуюсь с Генри. Он всегда знает, что делать… Если Амос Уэллс не будет знать о ребенке…
– Я не могу лгать ему. – Ребекка похолодела при мысли об Амосе. – К тому же он давно не появляется у нас. Я ясно дала ему понять, что не расположена к нему, а он гордый человек…
– А ты свою гордость спрячь подальше и поступай так, как мы сочтем нужным. Мы обсудим твою проблему с Генри.
Амос Уэллс появился на следующей неделе. Он принес букет замечательных сирийских роз и попросил Ребекку пройти с ним в сад, где они могли бы поговорить наедине.
– Иди, иди, – весело напутствовала дочь Доркас. – Я поставлю эти цветы в лучшую хрустальную вазу. – Она обратилась к мужу. – В ту самую, что твой брат Магнус подарил нам на свадьбу. Мы займемся хозяйством, а молодые люди пусть пока погуляют. К вашему возвращению будет готов сливовый пирог.
Амос галантно распахнул перед Ребеккой дверь.
– Только после вас, дорогая.
Ребекка ответила ему вымученной улыбкой.
– Благодарю вас, Амос.
Она куталась в серую шерстяную шаль, несмотря на теплый вечер. Они прошлись между аккуратных грядок с овощами. Ребекка старалась не смотреть на тыквенные плети и налитые кочаны капусты. «Здесь я споткнулась, упала в грязь, и Рори… Нет! Я не должна вспоминать об этом!»
Голос Амоса прервал ее мысленное путешествие в прошлое.
– Сожалею, что дела задержали и я столь долго отсутствовал, но, может быть, это пошло нам обоим на пользу. У вас было время одуматься и по-новому взглянуть на некоторые вещи.
Да, она одумалась. День и ночь Ребекка копалась в своем сознании, бесконечно и уныло перебирая немногочисленные варианты, а зародыш новой жизни в ее теле постоянно напоминал о себе. Как ей поступить? Сказать Уэллсу о ребенке означало немедленный и постыдный для нее разрыв. Или подчиниться наставлениям Леа и с благодарностью принять от Амоса предложение руки и сердца, если таковое последует.
– Я заметила ваше отсутствие, Амос, – с осторожностью произнесла она.
Вдруг ее словно ударило обухом по голове. Что, если Леа поделилась новостью с Генри, а тот поведал Амосу о ее беременности?
Она зацепилась ногой за тыквенную плеть, точь-в-точь как в то утро. Амос бережно поддержал ее.
– Осторожно, дорогая.
Нет, ее сестра и свояк никогда не пойдут на это, потому что страстно желают свадьбы Амоса и Ребекки. Если б Амос все знал, он не явился бы сегодня с розами.
– Я дал вам время подумать, но завтра я должен ехать в Карсон-Сити на назначенную встречу с губернатором и законодателями штата. Стать сенатором Соединенных Штатов непросто. Здесь еще замешаны мои интересы в горнодобывающей и финансовой сферах. Боюсь, что мне придется поторопить вас, Ребекка, с ответом. Если вы примете мое предложение, нас тихо обвенчает здесь, в Уэлсвилле, ваш отец, а потом мы устроим грандиозный праздник в честь нашего бракосочетания в столице штата.
Огород кончился. Они уперлись в живую изгородь. Амос взял ее руку в свои ладони, легонько сжал, терпеливо ожидая, что она ответит.
«Как все плохо!» – подумала Ребекка. Его руки были холодными и чужими. Никакого трепета она не ощущала, не было и пламени, которое мгновенно вспыхивало, когда они с Рори касались друг друга. Но ирландец покинул свою возлюбленную, променял ее на рулетку и денверских шлюх, предоставив ей самой заботиться о себе и об их ребенке.
С большим трудом она нашла нужные слова.
– Это очень серьезный вопрос, Амос. Я должна обсудить его с отцом. Вы узнаете мой ответ утром. Вас это устроит? – Ребекка испугалась, что чем-то обидела его, но в его глазах не отразилось никаких чувств.
– Я с нетерпением буду ждать, когда наступит утро.
Он слегка улыбнулся и приложил пальцы к своим губам, посылая ей на прощание весьма прохладный воздушный поцелуй.
Перед тем как явиться к отцу в кабинет, Ребекка наплакалась вволю. Глаза у нее опухли и покраснели от слез. Сжавшись в комочек в кресле напротив отца, она выглядела истинным воплощением горя, отчаяния и раскаяния.
– Прости, папа, но я не могу согласиться на предложение мистера Амоса, не рассказав тебе всей правды, хотя Леа настаивает на моем молчании.
– Если тебе хочется поделиться своими проблемами с отцом, я тебя слушаю, Ребекка.
История грехопадения младшей дочери, рассказанная сбивчиво и прерываемая рыданиями, обрушилась на него словно ледяной водопад и потрясла душу.
«О Боже, почему не только я, но и любимейшее дитя мое стали жертвой проклятых ирландцев?»
Вновь обретя дар речи, он спросил:
– Значит, ты не выйдешь замуж за Амоса?
Эфраим Синклер страшился того, что она ему ответит, но все же задал этот вопрос.
– Не знаю… Я знаю только одно. Я должна сказать ему про ребенка. Я не могу предстать перед святым аналоем с ложью в душе. Все равно он узнает всю правду, и очень скоро.
Ребекка была слишком растерянна и несчастна, чтобы ощущать неловкость при разговоре с отцом на эту тему.
– А может быть, и не узнает, – осторожно произнес отец. – Подумай о судьбе невинного младенца, Ребекка. Дитя вырастет без отцовской заботы и ласки, если… мы не предпримем некоторых действий. Амос может поверить, что ребенок от него. Он будет беречь его, как сокровище, ведь его первая жена не могла подарить ему наследника.
При этих словах отца Ребекка вздрогнула и с испугом посмотрела на него.
– Ты… Ты хочешь, чтобы я лгала… обманывала?
Все, во что она верила и что было ей дорого, рушилось одно за другим. Сначала Рори… Теперь отец. Он учил ее соблюдению высокой морали и правдолюбия, говорил о чести, чувстве долга и справедливости. Теперь он сам опровергал свои проповеди.
Эфраим заметил, с каким ужасом она смотрит на него.
– Конечно, то, что я сказал, звучит некрасиво. Согласен. – В печальной задумчивости он провел ладонью по своей благородной серебряной седине ото лба к затылку. Тяжело вздохнув, он продолжил:
– Я пытаюсь найти способ, как спасти тебя от мук и позора. И твое дитя, которому безвинно придется всю жизнь нести тяжкий крест и страдать. Ведь ребенок не просил тебя производить его на свет. Ты зачала младенца помимо его воли. И Амос будет гораздо счастливее, если поверит, что ты пошла под венец добровольно, а не для того, чтобы заиметь отца для своего ребенка. Вероятно, кто-то назовет мои рассуждения софистикой, но тебе не надо осквернять уста ложью. Достаточно просто скрыть, кто настоящий отец. Да и Амос вряд ли станет задавать тебе какие-то вопросы.
– Но… – Щеки Ребекки стали пунцовыми от стыда. – Но ведь ребенок… Так получится, он родится раньше положенного срока… намного раньше… я рассчитала…
Растерявшись, она оборвала фразу и закрыла руками лицо.
– Пара месяцев не составит большой разницы. Младенцы часто рождаются преждевременно, и в этом нет ничего странного. Все знают, что природа преподносит разные сюрпризы. Твоя ошибка с ирландцем – а я не могу не считать это ошибкой молодой невинной души, а не смертным грехом – не нуждается в публичном покаянии. Я вижу, как ты терзаешь себя, как раскаиваешься в содеянном, и уверен, что Бог милостив и позволит скрыть беду, постигшую нас, от посторонних. Вполне возможно, что Божий промысл и состоит в том, чтобы ты и Амос стали мужем и женой.
– Ты считаешь, что так было предопределено свыше – что Рори бросит меня? – В ней вдруг проснулся гнев. – Разве мог милостивый Господь так безжалостно поступить со мной?
– Ребекка! Не богохульствуй!
Голос священника окреп. Он выпрямился в своем кресле.
– Прости, папа, но… – Она поникла и не смогла больше говорить. Тяжесть предательства, совершенного Рори, давила на нее.
– Я знаю, что ты мне хотела сказать, Ребекка. Ты сочла себя обвенчанной, пусть не в церкви, но перед Богом. Ты обманулась, но Мадиган обманул тебя сознательно, добиваясь своей цели и давая ложную клятву. Весь грех падет на него. Ты напрасно ждала, что он останется верен своим обещаниям. Люди его веры могут поклясться в чем угодно и потом отречься. Для них священна только клятва, данная в католической церкви. – Эфраим помолчал, понимая, что его слова ранят дочь, но боль, которую он причинял ей, очищала его душу. По крайней мере он на это надеялся. – В моей жизни случилось то, о чем я не рассказывал никому. Это было давно, в Бостоне. До того, как я встретил твою мать…