– Какие же вы все глупцы, – прошипела Кэт.
– Кэтрин! – прикрикнула на нее матушка.
Маркиз обнял супругу за плечи.
– Ну, ну, милая. Наша дочь сама не своя, разве ты не видишь?
Кэтрин выпрямилась, скрестив на груди руки.
– Какая же я тогда по-твоему?
– Гхм… ну, хорошо, – Король, прочистив горло, попытался сменить тему. – С Джокером мы, э-э-э, разберемся. – Он оттянул тугой воротничок. – А потом как можно скорее забудем неприятности, которые на нас обрушились!
Кэт в отчаянии повернулась к Джокеру. Он не отвел глаз и смотрел пристально, как будто пытался что-то ей сказать. Может, он говорил, что все это к лучшему, но Кэтрин отказывалась верить.
Неожиданно для всех Король захлопал в ладоши – нервно и ненатурально.
– Я, придумал! Вот что мы сделаем! Давайте устроим бал!
Кэтрин уставилась на него в недоумении.
– Бал?!
– Вы совершенно правильно сказали тогда, в театре, дорогая, – продолжал Король, и Кэтрин вдруг стало не по себе. – Я Король, и должен что-то предпринять, чтобы жители Червонного королевства чувствовали себя в безопасности. Никаких Бармаглотов, никаких похищений. Устроим веселый маскарад, а потом будем танцевать и пировать. Надо забыть все плохое, что когда-либо с нами случалось.
– Это безобразие! – завизжала Кэт. – Как же вы не помните? На последнем устроенном вами балу Бармаглот напал на гостей и…
Ее возмущение было подавлено Маркизой, которая зажала ей рот.
– Великолепно, Ваше Величество! Просто великолепно!
Король привстал на цыпочки и покачался, довольный похвалой.
– Тогда назначаю бал на завтрашний вечер! И… и… – Он вдруг смутился, щеки над закрученными усиками покраснели. – И может быть, завтра я смогу сделать важное объявление?
Монарх пошевелил бровями, глядя на Кэтрин, и она вскрикнула бы от ужаса, если бы мать твердой рукой не продолжала зажимать ей рот.
– Ну, а теперь, – щебетал Король, – вернемся же в замок. Уведите пленника. Вот теперь все в порядке, славно, славно!
Все, кто был на поляне, смолкли. Все взгляды были устремлены на Джокера. Настороженные, опасливые – кроме Кэт, которая смотрела на него с испугом и надеждой.
Что касается Джокера, то на его лице не осталось и следа враждебности или недовольства. Он улыбнулся Королю почти радостно и заговорил.
– Вы были очень добры ко мне, Ваше Величество.
Король раздулся от похвалы и начал теребить отороченный мехом край мантии.
– Ах, Джокер, ну что ты, право… не стоит благодарности.
– Поэтому мне особенно грустно, что я предавал вас. И снова предам сейчас…
Его золотисто-желтые глаза отыскали Кэтрин, лучась невысказанными словами. Тело Джокера начало расплываться – тень, трепет, взмах чернильно-черных перьев. Каркая, с деревьев слетел Ворон, и две неразличимые черные птицы скрылись в ночи.
Глава 38
Кэтрин даже не пыталась скрыть улыбку, когда ее отправили домой – как было сказано, ради ее безопасности, – а Король поспешно укатил прочь в своей карете. Стражники остались осматривать окрестности и думать, как же снова поймать Джокера.
– Его разыщут, – снова и снова повторял Маркиз, учтиво пропуская Кэт вперед у дверей дома. – Тебе не о чем беспокоиться. Уверен, его скоро схватят.
– Нет, не схватят, – беспечно ответила Кэт, взлетая вверх по ступеням. – И я очень этому рада. Все вы заблуждаетесь на его счет.
– Остановитесь, барышня! – строго рявкнула матушка, и Кэтрин покорно остановилась, пройдя один пролет. Она оглянулась на родителей. Облегчение на их лицах сменилось усталостью и недовольством. Отец был мрачен, у матушки подергивался уголок рта.
– Не знаю, чем околдовал тебя этот юноша, – произнесла она, упираясь кулаками в бока, – но теперь все позади, и мы больше не будем о нем вспоминать. Станем жить так, будто ничего этого не было. А тебе следует быть благодарной за все, что мы для тебя делаем, и выразить благодарность Его Величеству!
– Благодарность! Скажите на милость! Что же он такого сделал?
– Он спас твою честь, вот что! Любой другой на его месте отказался бы от своих намерений, услышав, что девицу – дважды! – уносил на руках какой-то мужчина. Его величество выказал величайшую доброту, Кэтрин! Изволь отнестись к этому с уважением, и надеюсь, что завтра ты воздашь ему сполна за такое великодушие.
– Мне не нужны его великодушие, его доброта, и вообще я не нуждаюсь в его милостях!
Матушка только фыркнула.
– Тогда ты просто дура, милочка.
– Вот и славно. В последнее время мне очень нравятся дураки.
– Довольно! – гневно воскликнул Маркиз.
Кэтрин замолчала, ошеломленная вспышкой, которые так редко случались у ее отца. Его лицо побагровело, и, хотя он смотрел на Кэт снизу вверх, она показалась себе ничтожной, как раздавленная мошка.
Маркиз заговорил медленно, отчетливо, взвешивая каждое слово.
– Ты не можешь еще больше опорочить честное имя нашей семьи.
От стыда и чувства вины по щекам у Кэтрин полились слезы. Никогда еще отец так на нее не смотрел и не говорил с ней так. Никогда она не видела подобного презрения к себе.
– Ты будешь делать все, что велит мать, – продолжал Маркиз. – Выполнишь свой долг единственной дочери и наследницы. И, если его величество попросит твоей руки, примешь предложение.
Кэт яростно замотала головой.
– Вы не заставите меня это сделать.
– Не заставите? – выкрикнула мать. – Да что с тобой такое, дитя? Это же дар! Хотя ты не сделала ровно ничего, чтобы его заслужить.
– Вы не понимаете! – прорыдала в ответ Кэтрин. – Если бы только вы узнали Джокера при других обстоятельствах… если бы поговорили с ним, то сразу поняли бы, что он не…
Ее отец замахал руками.
– Даже слушать не желаю! Этот молодой человек уже натворил довольно зла. И пока ты не придешь в себя и к тебе не вернется здравомыслие, пока ты не сможешь вести себя, как подобает леди, какой мы тебя воспитали, разговаривать не о чем. – Маркиз раздраженно сорвал пальто и швырнул его на вешалку у дверей. – Делай, что тебе говорят, Кэтрин, иначе можешь больше не считать себя членом этого славного рода.
Кэтрин, вся в слезах, упрямо выдвинула вперед подбородок. Мысли у нее в голове метались, царапались, рвались наружу, но Кэт держала рот плотно закрытым.
После признания Джокера ей не поверят, что бы они ни говорила. Сейчас она ничего не может объяснить родителям, никакие доводы не убедят их, что ее никто не зачаровывал, что Джокер не злодей.
Что она любит его. Что он – ее избранник.
Не позволяя себе упасть на пол и забиться, как ребенок, в истерике, она побеждала в свою комнату. Ворвавшись в спальню, она захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. В коридоре с крюка сорвалась картина и с глухим стуком упала на пол. Кэт подняла подол, уткнулась лицом в юбку и по-детски, во весь голос, расплакалась.
– Кэтрин?
Кэт, полуослепшая от слез, оправила юбку и подняла голову. Перед ней стояла Мэри-Энн – в форменном платье с передником она казалась Кэт расплывшимся черно-белым пятном.
– Простите меня, – пробормотала она раньше, чем Кэт успела собраться с мыслями.
Кэт ладонями вытерла глаза.
– Ты все им выболтала! Как ты могла?
– Я не могла иначе. Вы его совсем не знаете, Кэт. Никто его не знает, а я так испугалась…
– Я его знаю! Я ему верю! А ты все разрушила. Теперь он преступник, его ищут. Все кончено, и это из-за тебя!
– Я думала, что вы попали в беду. Это волшебство, когда он унес вас из театра… Я в жизни такого не видела. Мы все так перепугались, но я старалась убедить себя, что он хочет доставить вас на берег к врачам, а когда оказалось, что вас там не было… Вы отсутствовали несколько часов, а Бармаглот по-прежнему где-то рядом, и я не знала…
Кэтрин отошла от двери и распахнула ее.
– Я не хочу этого слышать. Ты не имела права им рассказывать.
– Кэт!..
– Уходи прочь!
– Подождите, умоляю, Выслушайте меня! Мне кажется, я видела… когда мы были в театре, я… могу поклясться…
– Мне нет до этого дела! – пронзительно вскрикнула Кэтрин. – Мне наплевать, что ты там видела и что тебе кажется. У нас был план, Мэри-Энн. У нас было будущее, а теперь ты все разрушила! – По щекам у нее снова заструились слезы. – Я не хочу тебя видеть, Никогда! Можешь отправляться на кухню или помогать прачке, мне до тебя нет дела!
Не дожидаясь, пока Мэри-Энн выйдет, Кэт выбежала в туалетную комнату и заперлась изнутри. Со сдавленным рыданием она сползла на пол, обхватила колени руками и снова спрятала лицо в складках юбки. Она пыталась представить себе луг, покрытый цветами, руки Джокера, его губы – тогда все было так хорошо, все было правильно.
Непостижимо, как быстро все в ее жизни изменилось и стало ужасающе неправильным.
Проснувшись утром, Кэтрин обнаружила, что по столбикам ее кровати снова вьются ветви кустарника. В комнате пахло землей, металлом и печалью, а сквозь опухшие веки она различила красные цветы.
Побеги, усеянные необычными цветами, свисали с полога.
Сотни маленьких, нежных сердечек окружали ее, и каждое было разбито.
Протянув руку, она коснулась нежного бутона, который рос ближе всего – на пальце осталась капля теплой крови. Кровью истекало каждое разбитое сердце – каждый нежный, прелестный цветок.
Кэт смяла бутон в руке, на ладони осталось только влажное пятнышко.
Мэри-Энн не пришла, чтобы разжечь камин. Абигайль не принесла ей завтрак. Кэтрин никто не беспокоил, и она оставалась в постели далеко за полдень. Она чувствовала себя пустой, как фонарь из тыквы. Ее мучили вопросы: пойман ли Джокер, в темнице ли он? Но в глубине души она была уверена, что это не так. Слишком уж он умен для них, слишком быстр и невероятен.
Кэт то и дело поглядывала на окно, надеясь увидеть белую розу на подоконнике. Но там ничего не было. Джокер не пришел за ней.
Никогда в жизни она не чувствовала себя такой покинутой.