Речь Ови взбудоражила мой разум, и мне захотелось поднять топор, закинуть голову и кричать «хелтар» в ночное небо.
Джунипер изобразила знак доблести, а затем шагнула вперед.
– Один голос за Квиксов и два за Голубой Ви. Твой черед, Фрей?
Я не сводила глаз с Морской Ведьмы.
– Ови права. Мы должны убить Зверя. Таков выбор героев, посему я выбираю путь на запад к Голубому Ви.
Позднее я стояла в тени подле Тригва, и оба мы глядели, как Руна сосредоточенно расщепляла ножом гусиные перья и ловко крепила их к стрелам.
Она приняла решение с молчанием и изяществом, хотя страдать будет сильнее всех нас.
Руна повстречалась нам с Сигги три года назад. Она отыскала нас в южной деревушке Гайда и наняла для убийства. Но лишь дойдя до одинокого перекрестка возле реки Черного Ножа, мы обнаружили, что смерти желала сама Руна.
Самоубийство редко случалось в Ворсленде, но ни старые законы, ни новые не препятствовали сему. За несколько лет Сигги совершила дюжину их. Хотя позже я узнала, что никогда столь молодые к ней не обращались.
Припомнила я, что Руна выглядела очень красивой и очень высокой, и лицо ее в свете угасающего солнца было торжественным, решительным.
Она посмотрела на меня, потом на Сигги.
– Умеете стрелять из лука? Хочу, чтобы стрела пронзила мое сердце.
В ту пору я была ученицей, и не было у меня плаща, поэтому лук у Руны приняла Сигги. Она прицелилась, натянула тетиву… но вдруг опустила. Сигги вернула оружие Руне и осмотрела темноволосую девушку с ног до головы, после чего улыбнулась.
– Не будет сегодня убийств. Ты пойдешь с нами и выучишься торговле смертью. У нас мало что есть, но мы есть друг у друга.
Руна только один раз кивнула, и на этом все решилось.
Позже она сожгла лук.
Бросила его в огонь, и мы никогда более не возвращались к той истории.
– Поведай нам историю, Руна, – просил Лейф. – Сказание о героях, трагедии и лучниках.
Квиксы не были дураками и по настрою догадались, что мы выбрали дорогу в Голубой Ви. В тишине мы доели дикие грибы и рябчиков, и никто не желал поднимать эту тему.
Руна перевела взгляд на Лейфа, и, к моему изумлению, кивнула.
– Знаю одну.
Она замолчала, взглянула на меня и вновь обратилась к огню.
– Жили на свете две сестры, и бродили они по темному, таинственному лесу Эбба. Отец их женился на женщине на сорок лет моложе, но брак сей оказался ей выгоден, ибо муж в жене души не чаял. Был он лучшим лучником в ярлстве – участвовал в последних набегах вместе с сыном ярла Олуфа и привез с собой богатства, что отвоевал на чужбине.
Отец учил дочерей стрелять из лука, и научились они владеть оружием даже лучше взрослых мужей в соседней деревне. Во времена затяжных зим им хватало еды, и провели они множество счастливых ночей у очага, мастеря стрелы с перьями редкого красного ворона. Алое оперение стало знаком их семьи. Прошло время, сестры выросли. Возраст отца дал о себе знать. Не мог он вечно бегать по лесу, точно грациозный олень. Начал забывать мелочи, потом и важные вещи, а вскоре и вовсе памяти лишился. И мать их пригласила Сестер Последнего Милосердия, чтобы те помогли обрести ему вечную жизнь. Велела на рассвете пронзить ему шею стрелой на холме, усеянном полевыми цветами. Вернулись сестры домой из Эббы и нашли только пепел отца. Мать покинула дом, изъявив желание странствовать и узреть дикие восточные равнины, но сестры остались в отцовском доме, охотясь и храня память о нем.
Однажды зимой группа мужчин пересекла границу Ворсленда – это были волки-жрецы, пившие яд тисовых ягод. Многих они изгнали с земель, чтобы проводить темные, тайные ритуалы, принося в жертву похищенных жителей.
Однажды безлунной зимней ночью вошли они в город, и сестры пробудились от криков. Схватили девушки плащи и луки, бросились в центр деревни. Негодяи ломали двери, вторгались в дома – и крики боли и ужаса наполняли воздух. Младшая сестра ходила от дома к дому и стреляла из лука в волков-жрецов через открытые окна. Хитра она была, точно лисица, и смелее раз в десять. А старшая сестра взобралась на крышу, целилась да стреляла всеми стрелами, что хранились в ее колчане. Убивала она с идеальной точностью, и земля покрывалась телами. Последняя стая волков двинулась к деревенскому колодцу, завывая в небеса, и лохматые серые плащи колыхались на ветру. В мгновение ока старшая сестра покончила и с ними. К рассвету две дюжины волков-жрецов полегли замертво. Возрадовалась старшая и направилась на поиски младшей, чтобы отпраздновать победу и героическое спасение деревни… Но нашла ее ничком возле колодца со стрелами с красными перьями, торчащими из сердца.
Пламя в костре поднялось, и полено с глухим стуком рухнуло в угли. Руна дернулась, склонила голову.
Я видела ее лицо, на котором застыли горе, боль и угрызения совести. Руна протянула руку к фляге и надолго припала к горлышку.
– Деревня восхвалила сестру, – продолжила она. – Темна была ночь, говорили они, несчастный случай, говорили. Думай, сколько жизней ты спасла, твердили они. Но не слушала старшая. Сожгла она младшую на холме, где умер отец, и покинула город.
Руна отпила еще вайта, встала и ушла от огня в тень.
Она убила собственную сестру. И несла теперь тяжелое бремя.
Я нашла ее под древним можжевеловым деревом.
– Вот почему так давно не бралась я за лук, – прошептала она, завидев меня.
– Да. Но ты оплакивала достаточно долго. – Я глубоко вдохнула, и легкие вновь наполнились резким, травяным ароматом можжевеловых ягод.
– Позволь себе счастье, Руна. Оставайся с Квиксами. Я отыщу тебя, если выживу, и останусь с вами столько, сколько мне позволят. Клянусь.
Руна замешкалась, и на мгновение я подумала, что она согласится. Но затем она потянулась ко мне, и пальцы ее сжали мой локоть.
– Нет. Вы, Сестры, правы. Голубой Ви – благородный выбор. Я пойду с вами, и вместе мы одолеем гиганта. Это смелый, героический поступок. Так бы сделала моя сестра.
Я пожала ее крепкую руку.
– Хелтар, – прошептала я. – Хелтар.
Расстались мы с Квиксами на следующий день, когда добрели до раздвоенной тропы. Мы попрощались, и они отправились на север.
Сестры Последнего Милосердия глядели им вслед, пока те не скрылись за деревьями.
Девятнадцать
В деревеньках на нашем пути стояла чуждая тишь.
Люди поглядывали с опаской, без теплоты и гостеприимства, какие встретили нас в Мисте. Молчали не только люди, молчали и звери – собаки не лаяли; птицы не щебетали, будто весь мир затаил дыхание, стараясь не накликать беду.
«Ви» – «долина» на старо-ворсийском; «Голубой» – синий туман, что частенько вздымался над вечерними лугами. К Залу Пиршеств Голубого Ви вела единственная тропа, и та проходила через Цветущую долину и пересекала фермы, деревни, березовые и осиновые рощи. Я воображала красоты, какие бывают здесь в летние месяцы – овец, пасущиеся на лугах, и ячменные поля, где каждый колосок трепещет на теплом ветру.
Так, по крайней мере, было до Зверя.
Одни сельчане заколотили двери досками, другие – острыми заборами оградили дома свои. Конечно, не спасут эти меры от нападения, но, вероятно, подарят жителям хоть каплю спокойствия.
– Нет никого, – заметила Руна, проходя мимо третьей деревни. – Ни стариков, ни молодых, ни женщин, ни детей.
Женщина с впалыми глазами и темноволосым младенцем на руках услышала слова Руны и тотчас глянула в нашу сторону.
– Все сбежали. Все, кто еще жив. – Ребенок заплакал, и она принялась укачивать дитя. – Они прячутся в лесу Голубого Ви.
– А семьи свои, значит, бросили. – Ови была спокойна, но в голосе послышалась ярость. – Трусливо сбежали.
Мать устало пожала плечами.
– Ежели сбежим все, кто за ранеными приглядит? Кто станет кормить кур, коров да свиней? Как бы дети наши пережили зиму без дома и очага? Мы вынуждены оставаться здесь. – Она взяла паузу. – Зверь нападает на наших мужей – если они вернутся, погибнут, как остальные.
Я повернулась и увидела девушку нашего возраста, ведущую корову через грязную городскую площадь. Она была сильной, с мускулистыми руками и изящной походкой – что-то в ней напоминало Руну, и я сразу прониклась к ней симпатией.
Она поймала мой пристальный взгляд и приблизилась.
– Ищете работу, Сестры? Нет работы. Мы и без вашей помощи скоро подохнем.
Я покачала головой.
– Мы носим плащи, но смертью более не торгуем.
– Значит, пришли к Роту? Охотиться на Зверя?
– Да.
Если ее и удивило, что четыре женщины изображали воительниц, она ничем изумление не выдала.
– Зверь приходит ночью, – сказала она, сверкнув угрюмыми зелеными глазами. – Всегда ночью. Я уж неделю не сплю. Так и рехнусь скоро.
Джунипер протянула руку, коснулась щеки девушки.
– Я помолюсь за вас.
– Молитвы не помогут. Лучше уходите. Уносите ноги и не оглядывайтесь.
Я сшагнула навстречу, прижала руку к коровьему боку, чтобы согреть окоченевшие пальцы.
– Тебе самой нужно бежать. Бери корову и прячься в лесу. Будешь сыта молоком, а если совсем худо станет, пустишь на мясо.
– Не могу я. – Двумя мозолистыми пальцами она смахнула со лба каштановые волосы. – Мать сломала ногу и нуждается в помощи. Без устали твердит, что боги нас спасут… Да вот на божью помощь я как раз и не рассчитываю. – Она снова улыбнулась.
Острый ум девицы не омрачился страхом и истощением.
Я уж было хотела предложить ей присоединиться к нам, но та уже упомянула мать. Да к тому же мы покончили с сестринской службой.
– Мы пришли сразиться с ночным Зверем, – сказала я, – и поражения не потерпим.
Девушка склонила голову и долго смотрела на меня, затем молча повернулась и исчезла в одном из соломенных домов. Наверное, поверила мне не больше, чем верила словам матери о защите богов.