– А здесь красиво, – заметила она, показывая на бронзовые скульптуры и фигурно подстриженные кусты и деревья. – Как во дворце!
– Красиво, – быстро согласился мистер Марин, расстегивая ремень безопасности. – Пойду достану твои вещи из багажника.
– Нет, – запротестовала дочь. – Я не хочу, чтобы ты шел со мной, папа. И уж тем более не хочу, чтобы меня провожала она. – Ханна кивнула на Изабель.
Мистер Марин сощурил глаза. Вероятно, собирался сказать, чтобы Ханна вела себя уважительно по отношению к Изабель – как-никак та скоро станет ей мачехой, бла-бла-бла. Но Изабель тронула его за плечо своей костлявой оранжевой рукой:
– Все нормально, Том. Я понимаю.
Ханна разозлилась еще больше. Она выскочила из машины и принялась вытаскивать из багажника свои чемоданы. Привезла она с собой целый гардероб. Если ее заставляют лечь в клинику, это не значит, что она обязана расхаживать по лечебнице в больничном халате и шлепанцах Crocs. Майк тоже вылез из автомобиля. Сложив чемоданы на громоздкую тележку, он покатил ее в здание больницы. В огромном просторном вестибюле с мраморным полом пахло цитрусовым мылом – таким же, какое Ханна держала на своем туалетном столике. Стены украшали большие полотна – современная живопись маслом, в центре журчал фонтан, в глубине находилась широкая каменная стойка регистратуры. Персонал – в белых лабораторных халатах, будто в косметических салонах Kiehl’s; а на диванах пшеничного цвета сидели, смеясь и болтая, симпатичные молодые парни и девушки.
– На Алькатрас не похоже, – прокомментировал Майк, почесывая голову.
Ханна стреляла глазами по сторонам. Ну да, вестибюль впечатляющий, но это наверняка только фасад. А фланирующие здесь люди, скорей всего, нанятые актеры, как труппа шекспировского театра, сыгравшая спектакль «Сон в летнюю ночь» на ее тринадцатый день рождения – это была идея ее родителей. Ханна была уверена, что настоящих пациентов держат где-то в глубине здания, наверняка в зарешеченных собачьих конурах.
К девушке кинулась светловолосая женщина в платье-футляре цвета полыни и беспроводных наушниках.
– Ханна Марин? – Она протянула руку. – Я Дениз, дежурная медсестра. Мы рады, что ты будешь лечиться у нас.
– Я рада за вас, – холодно отвечала Ханна. Она не намерена целовать задницу этой тетке, говоря, будто счастлива у них лечиться. Не дождутся.
Дениз повернулась к Майку и виновато улыбнулась ему.
– Дальше вестибюля мы посетителей не пускаем. Вам придется попрощаться здесь, если не возражаете.
Ханна схватила Майка за руку, жалея, что он не плюшевый мишка, которого она могла бы взять с собой. Майк отвел Ханну в сторону.
– Теперь слушай, – негромко сказал он. – В твой красный чемодан я сунул тебе слоеный рулет с сыром. В нем напильник. Перепилишь решетки на двери своей палаты и смоешься, когда охранников не будет рядом. Это давний трюк.
Ханна нервно рассмеялась.
– Вряд ли здесь на дверях решетки.
Майк прижал палец к губам.
– Как знать.
К ним снова подошла Дениз. Положив руку Ханне на плечо, она сказала, что им пора идти. Майк на прощанье прильнул к губам Ханны в долгом поцелуе, жестом показал на красный чемодан, напоминая про напильник, и зашагал к выходу. Шнурок на одной из его кроссовок развязался и теперь хлопал по мраморному полу. На запястье болтался браслет школьной команды по лакроссу. Глаза Ханны застлали слезы. Они с Майком официально встречались всего три дня. Какая несправедливость!
Когда Майк скрылся из виду, Дениз, наградив Ханну бодрой отрепетированной улыбкой, провела карточкой по считывающему устройству на двери в дальнем конце вестибюля, и препроводила ее в какой-то коридор.
– Твоя палата здесь рядом.
Ханне ударил в нос резкий запах мяты. Коридор, на удивление, оказался таким же симпатичным, как и вестибюль: пышные растения в горшках и кадках; черно-белые фотографии; ковровое покрытие, на котором не было капель крови или пучков волос, выдранных из шевелюр сумасшедших обитателей клиники. Дениз остановилась у двери с номером 31.
– Твой дом вдали от дома.
Дверь открывалась в сумрачную комнату. Две двуспальные кровати, два стола, два больших стенных шкафа, большое венецианское окно с видом на подъездную аллею.
Дениз обвела взглядом палату.
– Твоей соседки сейчас здесь нет, но скоро ты с ней познакомишься. – Потом сестра объяснила правила пребывания в лечебнице: Ханне назначат лечащего врача, которого она будет навещать от нескольких раз в неделю до одного раза в день. Завтрак в девять, обед – в полдень, ужин – в шесть. В остальное время Ханна вольна заниматься, чем ей вздумается. Дениз настойчиво посоветовала ей познакомиться и общаться с другими пациентами: они все очень милые люди. Вот еще, усмехнулась про себя Ханна. Неужели она похожа на девчонку, которая заводит дружбу с шизиками?
– Спокойствие пациентов – задача первостепенной важности для нас. Соответственно дверь запирается на замок; ключи – у тебя, твоей соседки и у охраны. Да, прежде чем я уйду, нам следует урегулировать еще один вопрос, – добавила Дениз. – Ты должна отдать мне свой мобильный телефон.
– Ч-то? – вздрогнула Ханна.
Губная помада у Дениз была конфетно-розового оттенка.
– Наша главная заповедь здесь: «Никаких воздействий извне». Пациентам разрешается пользоваться телефонами только по воскресеньям с четырех до пяти часов дня. Запрещается также сидеть в Интернете, читать газеты и смотреть телевизор. Но у нас есть большой выбор DVD-дисков. И много книг и настольных игр.
Ханна открыла рот, но с губ сорвалось лишь писклявое ох. Нельзя смотреть телевизор? Нельзя пользоваться Интернетом? Нельзя звонить? И как же тогда, скажите на милость, ей общаться с Майком? Дениз протянула руку ладонью вверх и выжидающе посмотрела на нее. Ханна отдала ей телефон, беспомощно наблюдая, как Дениз наматывает на мобильник провода с маленькими наушниками, а потом убирает в карман своего халата.
– Распорядок дня у вас на тумбочке, – напомнила сестра. – Сегодня в три часа вы встречаетесь с доктором Фостер, она оценит ваше состояние. Я искренне надеюсь, Ханна, что вам здесь понравится. – Она стиснула руку Ханны и удалилась. Дверь за ней тихо закрылась.
Ханна рухнула на кровать, чувствуя себя так, будто Дениз ее избила. Чем же ей тут заниматься? Выглянув в окно, она увидела, что Майк сел в машину ее отца. «Акура» медленно покатила прочь. Ханну внезапно охватила паника, как в детстве, когда во время летних каникул родители каждое утро оставляли ее в роузвудском дневном лагере «Счастливая страна». «Это всего на пару часов», – неизменно говорил ей отец, если Ханна пыталась убедить его, что предпочла бы пойти с ним на работу. А теперь, воспользовавшись пустяковым поводом, он и вовсе сбагрил ее в лечебницу, купившись на письмо школьного психолога, которое на самом деле написал «Э». Можно подумать, школьные психологи когда-нибудь обращали внимание на учащихся! Но отец, похоже, только рад избавиться от нее. Теперь он может жить припеваючи со своей ненаглядной Изабель и безупречной Кейт – в доме Ханны.
Она закрыла жалюзи. Молодец «Э», постарался. А еще в друзья набивался, прикидывался, будто хочет, чтобы они нашли настоящего убийцу Эли. Теперь, когда Ханна заперта в психушке, толку от нее немного. Но, может быть, на самом деле «Э» хотел свести ее с ума, превратить в несчастное существо, навсегда изолировать от Роузвуда.
Если это так, то «Э», безусловно, добился своего.
9Ария заглядывает в мир иной
Во вторник после школы Ария стояла на тротуаре в центре Ярмута – городка, расположенного в нескольких милях от Роузвуда. После снегопада, прошедшего на минувшей неделе, по краям тротуаров громоздились грязные сугробы, отчего магазины казались серыми и невзрачными. Перед салуном «Йо-хо» была выставлена черная доска с рекламой: «Покупай три бокала пива, два пей бесплатно». На неоновой вывеске соседнего заведения горели всего три буквы – «лун».
Сделав глубокий вдох, Ария направила взгляд на магазинчик, находившийся прямо перед ней, – ради него, собственно, она сюда и приехала. На маркизе[12] – название, выполненное в виде рукописного шрифта: «ДРЕВНИЙ МИСТИЧЕСКИЙ ДУХ». В окне – неоновая пентаграмма, на двери – зеленая вывеска: «КАРТЫ ТАРО, ХИРОМАНТИЯ, ЧЕРНАЯ МАГИЯ, ЯЗЫЧЕСКИЕ АМУЛЕТЫ, ДИКОВИНКИ». Чуть ниже приписано: «СПИРИТИЧЕСКИЕ СЕАНСЫ И ПРОЧИЕ ЭКСТРАСЕНСОРНЫЕ УСЛУГИ. СПРАШИВАЙТЕ В САЛОНЕ».
После вчерашнего разговора с Байроном Ария все больше проникалась уверенностью, что они видели призрак Эли. И это объясняло многое: Ария могла бы поклясться, что на протяжении нескольких месяцев за ней кто-то наблюдал, маячил у окна комнаты, где она раньше жила, подглядывал из-за деревьев, поспешно скрывался за углом в школе. В каких-то случаях, возможно, это была Мона Вондервол, вынюхивавшая их секреты в качестве «Э»… но, вероятно, не только она. А вдруг Эли есть что сказать Арии и остальным подругам о том вечере, когда она погибла? Разве они не обязаны ее выслушать?
Ария открыла дверь, звякнули колокольчики. В магазине витал запах пачули, наверно, в каждом углу курились ароматические палочки. На полках – хрустальные амулеты, флакончики, кубки с изображениями дракона.
По радио, что стояло на полке за прилавком, передавали новости.
– Полиция Роузвуда расследует причины пожара, уничтожившего десять акров пригородного леса и едва не убившего роузвудских Милых Обманщиц, – вещал корреспондент радиостанции WKYW под стук клавиатуры, раздававшийся где-то в глубине.
Ария испустила тихий стон. Она ненавидела новое прозвище. Оно превращало их в чокнутых кукол Барби.
– В то же время, – добавил корреспондент, – при взаимодействии с ФБР полиция расширила зону поисков предполагаемого убийцы мисс ДиЛаурентис, Йена Томаса. Есть мнение, что у мистера Томаса были сообщники. Продолжение слушайте после короткой рекламы.