– Я приехала, чтобы помочь с приготовлениями к свадьбе, – сказала она, надеясь, что ее ответ не воспримут как полнейшую глупость.
Люси устремила взгляд куда-то за спиной Эмили.
– А вон и Мэри. Не хочешь с ней поздороваться?
Эмили проследила за ее взглядом. Мэри была гораздо ниже ростом и полнее, чем Эли… Ну, или та девушка, которую Эмили повстречала в горящем лесу два дня назад. Черные волосы Мэри были собраны в тугой узел, на лице выделялись пухлые щеки.
– Э… успею еще, – хмуро произнесла Эмили, чувствуя, как трепещет сердце в груди. Она снова повернулась к Люси, пытливо всматриваясь в ее лицо. Та плотно сжимала губы, словно скрывала какую-то тайну.
Люси шире распахнула дверь, приглашая Эмили в дом. Они прошли в гостиную – большую квадратную комнату, которую освещал только газовый фонарь в углу. По стенам стояли деревянные столы и стулья кустарной работы. В углу на книжной полке – банка с сельдереем и толстая потрепанная Библия. Люси прошествовала на середину комнаты и оттуда пристально посмотрела на Эмили.
– Где ты живешь в Огайо?
– М-м… близ Колумбуса, – ответила Эмили, назвав первый пришедший в голову огайский город.
– А-а. – Люси почесала затылок. Должно быть, ответ ее удовлетворил. – Тебя направил ко мне пастор Адам?
– Да?.. – неуверенно произнесла Эмили, сдавленно сглотнув слюну. Она чувствовала себя как актриса, играющая в спектакле, сценарий которого ей никто не удосужился показать.
Люси цокнула языком и через плечо глянула на заднюю дверь.
– Он почему-то считает, что я должна запрыгать от радости, – с кислой миной буркнула она.
– Прошу прощения? – Эмили удивило, что Люси не скрывает своей досады. Она думала, что амиши исключительно выдержанные и спокойные люди.
– Да нет, это ты меня извини, – отмахнулась Люси. Рука у нее была тонкая, кожа бледная. Повернувшись, Люси пошла по длинному коридору. – Можешь лечь на кровать моей сестры, – деловито сказала она, заводя Эмили в маленькую комнату с двумя узкими кроватями под яркими лоскутными одеялами. – Это та, что слева.
– Как зовут твою сестру? – спросила Эмили, глядя на голые белые стены.
– Ли. – Люси взбила подушку.
– Где она сейчас?
Люси еще сильнее хлопнула по подушке, сглотнула, потом отвела взгляд, словно стыдясь чего-то.
– Я как раз коров доить собиралась. Пойдем.
С этими словами Люси вышла из комнаты. Чуть помешкав, Эмили последовала за ней. Пока девушки пробирались сквозь лабиринт коридоров с кучей дверей, Эмили пыталась заглянуть в каждую… Отчаянно надеясь увидеть Эли. Например, в кресле-качалке, где та сидит, прижимая палец к губам, или притулилась за комодом, подтянув к груди колени. Наконец они добрались до большой светлой кухни, вышли через заднюю дверь и направились к огромному хлеву, по которому гуляли сквозняки. По всей его длине в ряд тянулись стойла, в которых размахивали хвостами коровы. При виде девушек некоторые замычали.
Люси всучила Эмили металлическое ведро.
– Начинай слева, а я справа пойду.
Эмили переминалась с ноги на ногу, стоя на колючем сене. Она сроду не доила коров, даже на ферме дяди с тетей в Айове, где вынужденно гостила прошлой осенью. Люси уже отвернулась, приступив к дойке. Не зная, что еще делать, Эмили приблизилась к корове, стоявшей с самого краю, у двери, сунула ведро ей под вымя и опустилась на корточки. Может, это вовсе не трудно? Но корова-то огромная, с сильными ногами, зад широкий, будто кузов грузовика. А если они лягаются, как лошади? И кусаются?
Глядя на другие стойла, Эмили размяла кисти рук. Если какая-нибудь корова замычит в следующие десять секунд, значит, все будет хорошо, – загадала Эмили, полагаясь на игру в приметы, которую когда-то придумала для ситуаций вроде этой. И посчитала про себя до десяти. Коровы не мычали, зато раздался звук, подозрительно похожий на пуканье.
– Гм.
Эмили резко выпрямилась во весь рост. На нее сердито смотрела Люси.
– Ты что – коров никогда не доила? – спросила она.
– М-м, – растерялась Эмили. – Вообще-то, нет. Там, где я живу, мы выполняем специфические виды работ. Дойка не входит в сферу моей ответственности.
Люси смотрела на нее так, будто ни о чем подобном в жизни не слыхала.
– Пока ты здесь, тебе придется доить. Это не трудно. Просто тяни и сжимай.
– М-м, ладно, – пробормотала Эмили. Она повернулась к корове, увидела свисающие соски. Тронула один – на ощупь эластичный, наполненный молоком. Она сжала сосок, молоко заструилось в ведро. Оно имело странный пыльный цвет и совсем не было похоже на то, которое мама приносила из магазина фермерских продуктов.
– Молодец, – похвалила Люси, глядя сверху вниз. На ее лице опять появилось странное выражение. – Кстати, почему ты говоришь по-английски?
Пряный запах сена щекотал Эмили глаза. Разве амиши говорят не по-английски? Накануне вечером она прочитала в Википедии массу статей об амишах, пытаясь усвоить как можно больше полезной информации. Как так случилось, что ей не попалось ничего про их язык? И почему «Э» ее не предупредил?
– В твоей общине разве говорят не на пенсильванско-немецком диалекте? – удивленно поинтересовалась Люси.
Эмили нервным движением поправила свой шерстяной чепец. Пальцы пахли кислым молоком.
– М-м… нет. Мы придерживаемся более прогрессивных взглядов.
Люси в изумлении покачала головой:
– Вот это да. Повезло тебе. Надо нам с тобой поменяться местами. Ты останешься здесь, а я поеду туда.
Эмили нервно рассмеялась, чуть успокоившись. Может, Люси неплохая девчонка. Да и вообще, жить среди амишей, возможно, не так уж плохо – по крайней мере, люди здесь ведут спокойное существование, безо всяких жестоких драм. Но в груди все равно набухало разочарование. По-видимому, Эли здесь нет. Тогда зачем же «Э» направил ее сюда? Чтобы выставить дурой? На время сбить с толку? Заставить гоняться за химерами?
И, словно по сигналу, одна из голштинских коров с громким мычанием вывалила на устланный сеном пол свежую «лепешку». Эмили заскрипела зубами. Выходит, пока что ей придется заниматься коровами, а не химерами.
11Это вам не типичная прогулка мамы с дочкой
Едва Спенсер ступила в вестибюль спа-салона «Фермата», на губах ее затрепетала улыбка. В помещении пахло медом, журчание фонтана в углу производило умиротворяющий успокоительный эффект.
– Я записала тебя на глубокий внутримышечный массаж, морковное обертывание и кислородную маску для лица, – сказала мама, доставая кошелек. – А после устроим поздний обед в Feast. Столик я заказала.
– Ух ты, – выдохнула Спенсер. В Feast, бистро по соседству со спа-салоном, миссис Хастингс обычно обедала с Мелиссой.
Мать приобняла ее за плечи – ноздри Спенсер защекотал аромат Chanel № 5, – показала Спенсер раздевалку, где та переоделась в халат и тапочки. Не успела девушка опомниться, как уже лежала на массажном столе, превращаясь под руками массажистки в податливую массу.
Спенсер очень давно не была так близка с родителями, как в последние дни. Например, вчера вечером они вместе с отцом смотрели «Крестного отца» в маленькой гостиной их дома, и тот наизусть цитировал персонажей фильма. Позже вместе с матерью они занялись организацией благотворительного вечера, который частная школа Роузвуда должна была провести через два месяца в Охотничьем Клубе. К тому же, проверив утром свои оценки на сайте школы, Спенсер увидела, что ее последнюю контрольную по экономике оценили на «отлично». Столь приятной новостью она поспешила поделиться с Эндрю, ведь это он ее натаскивал. Она отправила ему эсэмэску, выражая свою признательность. Он тут же отписался, что, мол, и не сомневался в ее способностях, а также спросил, не желает ли она быть его дамой на балу по случаю Дня святого Валентина. Спенсер ответила согласием.
Беседа с Мелиссой, однако, не давала ей покоя, равно как и записка «Э» о важных тайнах. Неужели мама могла заставить Мелиссу дать обвинительные показания против Йена? Скорей всего, Мелисса неверно истолковала ее слова. Что касается «Э»… его намекам и подсказкам, считала Спенсер, вообще грош цена.
– Милая? – проник в ее сознание вкрадчивый голос массажистки. – Что-то ты внезапно стала как каменная. Расслабься.
Усилием воли Спенсер расслабила мышцы. Из динамиков неслись крики чаек и шум прибоя. Закрыв глаза, Спенсер сделала три вдоха по системе йоги. Только не нервничай. «Э» именно этого и добивается.
После массажа, морковного обертывания и кислородной маски Спенсер чувствовала себя раскованной, размягченной, сияющей. Мать ждала ее в бистро – она пила воду с лимоном и перелистывала журнал MainLine.
– Это было чудесно, – сказала Спенсер, усаживаясь к ней за столик. – Спасибо тебе большое.
– Пожалуйста. – Миссис Хастингс развернула салфетку и аккуратно расправила ее на коленях. – Все что угодно, лишь бы ты отвлеклась от того, что тебе пришлось пережить.
Они обе умолкли. Спенсер смотрела на стоявшую перед ней керамическую тарелку ручной работы. Миссис Хастингс водила пальцем по краю бокала. Шестнадцать лет Спенсер играла в их семье вторую скрипку и теперь не знала, что сказать матери. Она даже вспомнить не могла, когда они с ней оставались наедине.
Миссис Хастингс со вздохом устремила отсутствующий взгляд на дубовую стойку бара в углу зала. Там сидели на высоких табуретах двое посетителей. Один держал в руке бокал с мартини, второй пил «шардоне».
– Я не хотела, чтобы наши отношения сложились так, – произнесла она, словно прочитав мысли дочери. – Сама не знаю, как так получилось.
Из-за Мелиссы, подумала Спенсер. Но в ответ лишь пожала плечами, носками отбивая ритм мелодии «К Элизе»[17] – одного из последних музыкальных произведений, выученных на занятиях по фортепиано.
– Я слишком сильно давила на тебя, требуя, чтобы ты была лучшей в школе, и этим оттолкнула, – сетовала миссис Хастингс, понизив голос, чтобы ее не услышали расфуфыренные дамы с ковриками для йоги и сумочками