– Где сейчас живет Терри Льюис? – вопрос срывается с языка быстрее, чем я успеваю его обдумать.
Да, если Моралес и распорядился отправить Алекс куда-нибудь, то не к своим подчиненным. Он догадался бы, что там ее станут искать в первую очередь. Нет, он спрятал бы ее поглубже. И куда уж глубже, чем та нора, где скрывается от меня этот крысеныш?
– Его не видели с тех пор, как он с нами завязал, – заглядывает в кабинет Кейн, и лицо у него мрачнее тучи. – Вы свободны, возвращайтесь за работу на первом этаже. Охрану комплекса я уже распустил, нужно привести в порядок клуб и дать паре любопытных наблюдателей понять, что все идет по плану.
Я лишь пару мгновений назад успел достать сигарету из кармана наброшенного на плечи пиджака, а теперь она с громким пшиком воспламенилась и сгорела дотла прямо у меня в ладонях. Какого черта?
– Давайте-давайте. – Кейн едва не выталкивает парней из кабинета и с грохотом захлопывает за ними дверь. По голосу слышно, что он злится не меньше меня, и все-таки на лице у него не играют желваки, ладонями он не стискивает стол с такой силой, что на нем остаются уродливые черные отметины. – А на твоем месте я бы немного расслабился, босс.
– Какого хуя ты творишь? – сколько бы я ни твердил себе, что бросил ругаться последними словами хотя бы на английском, но в моменты гнева они нет-нет да срываются с языка. – Если кто-нибудь вроде Моралеса или Льюиса добрался до Алекс, то сейчас она может быть одной ногой в могиле.
– Или одной ногой в клубе, – мрачно бросает Кейн, но не шутит и не делает мне замечаний, как обычно. – Твоя подружка отбитая, Грег. Ты не мог найти кого-нибудь с мозгами? Ну хотя бы раз, для разнообразия?
Терпение наконец лопается, и гнев волной самого настоящего жара вырывается наружу. Срываться на близких – худшее, что только можно придумать, но сегодня я и так несколько раз оступился. Не случится ничего страшного, если я еще немного потанцую на углях. Пронзительный взгляд серых глаз, один короткий удар, и вот на щеке Ксандера уже красуется не просто синяк – краснеющий и пульсирующий ожог.
Держать себя в руках после полутора бутылок джина невозможно. Спасибо, что я еще хоть что-то соображаю, иначе методично спалил бы половину Майами, чтобы вытащить Алекс из передряги. Но какого черта? Куколка ничего толком для меня не значит, просто носит на себе мою метку. Маленький осколок души, как сказала бы Анжелика. Но я, в отличие от нее, не человек искусства.
– Больно же, – стонет Кейн, прислонившись к стене. – В порядке твоя Алекс. Говорит, свалила из дома, потому что была в дрова. Сначала ты довел до белого каления Энджи, а потом перепугал Алекс до того, что она решила инсценировать побег. Тебе нельзя столько пить, Грег.
Втащить бы ему еще раз, да посильнее, но внутри словно лопнула туго натянутая струна, и теперь по телу растекается легкое спокойствие – липкое и густое, оно тушит пылающий внутри пожар злости. Но только на мгновение.
– Оставь наставления при себе, Кейн, – фыркаю я устало, но не расслабляюсь ни на секунду. – Что ты только что сказал про Алекс?
– Вернулась она. Охрана поймала ее еще на подходе к клубу, но не то чтобы она особо сопротивлялась. Хотела незаметно проскочить на второй этаж, наверняка надеялась встретиться с тобой, а не со мной, – мстительно ухмыляется Кейн. – Я оставил ее ждать в коридоре, подальше от дверей. Хотел посмотреть на твою перекошенную от злости рожу.
Он посмеивается, но смех этот совсем не веселый. Потирает ушибленную щеку и морщится от боли – нечего сдирать с ожога и без того поврежденную кожу. О состоянии друга переживать смысла нет, на том все заживает как на собаке. Буквально. При желании я мог бы переломать ему все кости, а через пару дней Кейн был бы уже как новенький.
Как гидра. Не помрет, даже если отрубить ему голову.
– Приведи ее сюда, – произношу я холодно и серьезно, и у кого угодно от моего голоса по коже побежали бы мурашки.
У кого угодно, кто не был знаком со мной со школьной скамьи. Кейн же лишь закатывает глаза и выходит в коридор, а через пару мгновений в помещение проскальзывает Алекс. Растрепанная, она выглядит до смерти напуганной и смотрит лишь себе под ноги. Видно, как подрагивают плечи и как часто вздымается грудь под коротким топом.
В иной ситуации я счел бы это забавным. Поиграл бы с ней, как настоящий змей с попавшей к нему добычей. Сейчас же мне больше всего хочется то ли сгрести ее в объятия и не отпускать до самого утра, то ли отвесить такой подзатыльник, что отходить куколке придется пару дней, не меньше. Тем не менее я не делаю ровным счетом ничего. Стою поодаль и смотрю на Алекс сверху вниз, поджимаю губы, чувствуя, как те нервно подрагивают, и тяжело и шумно дышу.
Что ты скажешь в свое оправдание? Какого черта ты от меня сбежала? Что за чертов спектакль ты устроила? Я не задаю ни единого вопроса. Просто жду. Должна же куколка хоть что-то придумать.
– Я знаю, какую херню сотворила, – произносит наконец Алекс, и голос ее тоже подрагивает от страха. – И если за эти два часа ты успел отправить людей в Овертаун или в Либерти-Сити, то лучше грохни меня прямо тут, босс.
Несколько мгновений в кабинете стоит мертвая тишина. Шумоизоляция здесь отличная, так что не слышно ни шагов, ни болтовни из коридора – только частое дыхание Алекс и ее короткие всхлипы. Говори, куколка, пока не оступилась еще раз. Говори, пока я не растерял остатки доброты. Говори, пока джин еще не выветрился окончательно. И тогда, может быть, ты выйдешь отсюда целой и невредимой.
– Какая же ты молодец, muñequita, что осознаешь свое положение, – говорю я вместо этого, еще и с доброй долей иронии. Шагаю ей навстречу и резко, стремительно поднимаю ее лицо за подбородок, заставляя взглянуть мне в глаза.
Дыхание перехватывает, когда я замечаю катящиеся по щекам слезы и раскрасневшуюся кожу. Когда вижу мелкие ссадины на лице и перепачканный то ли грязью, то ли дорожной пылью воротник топа. Да где ты болталась эти два часа?
Впрочем, нет, сейчас не время давать волю чувствам. Тем более что единственное мое чувство – это желание, и за это время оно успело остыть. Так мне хочется думать.
– И что это? – спрашиваю я полушепотом. – Как тебе в голову пришло, что устроить бардак в фойе – хорошая идея? Ты хоть подумала, чем это обернется для остальных? Мне пришлось поднять десяток людей, а Салливан кормит червей из-за твоих выходок.
– Твою мать, что с ним случилось?! Там же никого не было! – Кажется, Алекс в самом деле нервничает, потому что дергается у меня в руках и сама хватается за горячие запястья. В глазах ее читается искреннее волнение. Не поздновато ли ты начала переживать, куколка?
– Там был я, Алекс.
А вот и оно – разочарование в ее больших голубых глазах. Несколько раз Алекс открывает и закрывает рот, как выброшенная на берег рыба, а затем отступает на пару шагов в сторону. Косится на меня так, словно только сейчас осознала: я и впрямь опасный, беспринципный человек. Гарри Салливан – всего лишь наемник, он и не обязан был следить конкретно за Алекс, но и пост свой покидать права не имел.
– Я вышел всего на пару минут, честное слово, она… – Тогда бедняга и договорить не успел. Его одежда вспыхнула серебристым пламенем, быстрее, чем я успел сказать «мне плевать, что она тебе наплела».
Мои глаза в тот момент застилали волнение и злость, я готов был снести все на своем пути, но вовремя остановился. И не зря, судя по искривленным от отвращения губам Алекс. Кроме Салливана, мог погибнуть и кто-нибудь еще.
– Он же ничего не сделал! Это я выманила его оттуда, чтобы… – договорить она не успевает, так и застывает с приподнятыми руками. Куколка очень любит экспрессивно жестикулировать и кричать, обожает грязно ругаться и делать вид, что понимает эту жизнь лучше прочих. И на этот раз она действительно кое-что поняла.
Я криво улыбаюсь, но улыбка эта холодная и мрачная. Торжествующая.
– Это ты убила его, Алекс, – говорю я почти ласково, но в голосе звучит сталь. Касаюсь ее ярко окрашенных волос, запускаю в них пальцы и коротко, болезненно сжимаю. – Стоило оно того? Разве ты не получила все, чего хотела?
– Ты ко мне приставал, я просто испугалась, – бормочет она, но вырываться не пытается, лишь глотает слезы и послушно смотрит мне в глаза. Хорошая девочка. – Я не… Я не подписывалась тебя развлекать!
Ложь. Алекс скажет что угодно, лишь бы откреститься от своей симпатии – будто я не замечал, как она сама на меня смотрит. Не видел, как покусывает губы и тяжело дышит. Не чувствовал ее губы на своих, не ощущал на себе ее крепких объятий этим вечером.
Мы хотели друг друга, и в этом не было чего-то сверхъестественного. Черт возьми, да Алекс давно уже не маленькая девочка, чтобы испугаться пары поцелуев и нескольких брошенных спьяну фраз. Тем более что она прекрасно обо всем знала. Не может быть, чтобы куколка не замечала моего влечения. Не чувствовала его через наши одинаковые метки.
Точно как чувствовала сейчас проходящий через них жар.
– И стоило оно того? – выдыхаю я в изгиб ее шеи, склонившись ниже. Волосы так и не отпускаю, вынуждая Алекс держаться, как хочется мне, но она и не сопротивляется. – Ты ведь все равно вернулась ко мне, muñequita. И будешь возвращаться всегда, сколько бы раз ни убегала. Потому что помочь тебе могу только я, потому что на самом деле ничерта ты не боишься, ты просто перебрала и почувствовала себя всесильной.
Что пугает тебя по-настоящему, так это моя злость. Поэтому ты дрожишь, правда? Я еще и пальцем тебя не тронул, а у тебя уже подкашиваются ноги, и рвется из груди сердце. Но не только от страха, muñequita, не только от страха.
Губы ее в который раз вздрагивают, глаза застилают слезы, но Алекс все равно подается вперед и впивается в мои губы. Целует неумело и яростно, и я подыгрываю ей. Подталкиваю вперед и едва не впечатываю в стену своим телом, тяну на себя и шумно выдыхаю ей в рот.
Кожу покрывает слабое серебристое пламя. Черт побери, слишком мы оба горячие, чтобы поддаваться эмоциям. Но вместо здравомыслия и злости глубоко внутри отзывается выпитый вечером джин, и я не останавливаюсь.