– Тебе, кажется, пора вернуться к работе, босс, – шепчет она охрипшим от возбуждения голосом. Отводит взгляд, но так и не отстраняется ни на дюйм.
Стук повторяется, на этот раз громче и настойчивее. Не хочется даже оборачиваться, чтобы узнать, кого принесло в четвертом часу ночи, еще и тогда, когда лучше держаться от моего кабинета подальше. Кейн должен был разобраться с остатками поисковой группы сам, какого черта? Я отчаянно гоню эти мысли из головы. Цепляюсь за пожирающее изнутри желание и жалкие остатки джина.
Сейчас я предпочел бы быть до неприличия пьяным.
– Снова забываешься, muñequita, – ухмыляюсь в ответ и тяну ее на себя. Наши губы почти соприкасаются. – Только я решаю, когда и куда мне нужно вернуться.
Горячее дыхание обжигает кожу, а держаться становится все сложнее. Сегодня меня привлекает в Алекс абсолютно все: от кокетливо сползшей с одного плеча лямки топа до растрепанных волос и припухших губ.
И взгляд ее голубых глаз такой же затуманенный, как и мой собственный. Такой же горячий и цепкий. Пожалуй, впервые я вижу куколку настолько развязной и решительной, будто она до сих пор пьяна. А может, так на нее повлиял побег и страх за собственную жизнь.
Алекс ведь наверняка думает, что я ее прикончу. Один выстрел, один щелчок пальцами, и все проблемы решатся сами собой. Не будет больше никакой метки, никакой слежки, никаких уроков по управлению огнем и коротким гипнозом, который она так и не освоила. Не будет ничего.
Только щелкнуть пальцами я не готов. Не был готов три года назад, а сейчас и подавно.
Я просто ее хочу, вот и все. Это не преступление, и уж точно не слабость, и каждую ночь я повторяю эти слова как мантру, убеждая себя в том, что так оно и есть. В наших отношениях нет ничего такого, что нельзя вылечить хорошим сексом – может быть, пару раз. Тем более что куколка явно не против.
Алекс крепко обнимает меня ногами за талию и целует сама, когда в дверь снова стучат.
– Не только ты, босс, – усмехается она мне на ухо и наконец отстраняется. Выпутывается из тесных объятий и позволяет мне забрать пистолет, застегивает джинсы и поправляет топ, но так и забывает про лежащий в кресле неподалеку бомбер. – У тебя там за дверями Ксандер маячит, и он наверняка не свалит. А я не хочу, знаешь…
Куколка запинается и, сверкнув глазами, отворачивается в сторону. Спорить готов, что она покраснела при мысли о том, что кто-нибудь услышит или, того хуже, увидит нас. Только в кабинете идеальная шумоизоляция, а в зеркало с той стороны Алекс неоднократно смотрелась сама.
Тем не менее я шумно, устало выдыхаю и на мгновение прикрываю глаза. Чего Кейну стоило зайти хотя бы минут на двадцать позже? Вопрос риторический, конечно. Поправив разболтавшиеся пряжки портупеи и застегнув несколько пуговиц на рубашке, но так и не тронув растрепанные волосы, я все-таки открываю дверь.
И демонстративно протираю пистолет платком, сверкая глазами.
– Только без кулаков на этот раз, – поднимает руки Кейн, показавшись на пороге. – Я бы не сунулся в твое логово по своей воле, когда ты в таком состоянии.
Алекс позади прыскает от смеха, но мгновенно берет себя в руки, стоит мне обернуться. В глазах ее мелькает страх, быстро уступая место напускной собранности. Вид у нее еще более говорящий, чем у меня: волосы растрепаны, пряжка на ремне наполовину расстегнута, а топ задрался снизу, обнажив бледную полоску кожи на животе.
Черт.
– Тогда какого черта? – спрашиваю я грубо. Скрещиваю руки на груди и облокачиваюсь плечом на дверной косяк, борясь с желанием выхватить из кармана сигарету и закурить. Раз уж с одним развлечением обломилось, стоило бы компенсировать потери другим.
– У ребят внизу много вопросов. Ты безжалостно расправился с Салливаном, поднял их из-за девчонки, а потом она вернулась сама – еще и растрепала всем, что никто ее не трогал, – и даже не потрудился объяснить, что за ерунда творится. Они готовы подставляться ради денег, но не ради твоей подружки.
– Я не!.. – начинает было Алекс.
– Помолчи, muñequita, – обрываю ее я, и она послушно умолкает, отступив от меня на пару шагов.
Большую часть ребят, у которых есть свободный доступ в «Сады» и которых можно дернуть на дело даже среди ночи, я буквально подобрал с улицы. Выходцы из Овертауна или те, кому не повезло попасть под горячую руку Моралеса в Либерти-Сити, а иногда и просто обиженные жизнью парни. Девушек среди них совсем немного, и Алекс тут скорее исключение.
Но ни один из них не имеет права чего-то от меня требовать.
Пламя внутри знакомо клокочет, отзываясь на злость, но мне давно уже не семнадцать и даже не двадцать. Я научился контролировать себя задолго до того, как превратился из бесполезного отребья в Змея. И никакие мелочи не заставят мою уверенность пошатнуться, даже на одно чертовски долгое мгновение.
– Если они хотят объяснительную, то могут засунуть свои идиотские требования в задницу, – хмыкаю я. – А если считают, что им недостаточно платят за ночные вылазки, то пусть потрясут Лиама. Я-то тут причем, Кейн? Эта дрянь могла и до утра подождать.
– Кто-то из них точно сливает информацию Моралесу, босс. – Ксандер разговаривает спокойно, но в кабинет так и не заходит, лишь с любопытством поглядывает на Алекс. – Но я так и не раскусил кто. Сегодня он точно здесь, иначе детишкам не пришла бы в голову такая ерунда: требовать от тебя явиться и все объяснить. Представляешь вообще, чтобы кто-то сам до такого додумался? То-то же.
Так что я на твоем месте схватил бы Алекс в охапку и отвел домой. А там вы можете творить что угодно. Прости, что прервал ваше страстное примирение, – ухмыляется вдруг Кейн во весь рот, но быстро мрачнеет. – Считай, что так я уколол тебя за Энджи.
Боже, Анжелика уже успела поездить ему по ушам по поводу нашей вечерней ссоры. Кто бы сомневался, что первым делом она бросится в объятия Кейна. Но думать о ней некогда, да и не хочется – я чувствую, как Алекс с осторожностью сжимает мою ладонь своей. Нервничает.
Черт, да что за отвратительный день?
– Найди его, Кейн. Еще одну крысу мы себе позволить не можем.
– Обязательно. Но и ты не забывайся, у тебя и так на роже написано, что… – Кейн запинается и произносит явно не то, что собирался изначально: – … что ты расслабился.
И взгляд у него слишком уж серьезный, хотя друг и пытается ухмыляться так же беспечно, как всегда. В чем-то он прав: я расслабился, но собирался исправить это досадное недоразумение прямо сегодня. Только вот вышло из рук вон плохо.
– Приятного вечера, босс, – хмыкает тот напоследок, прежде чем скрыться в темноте коридора.
От полыхающего внутри желания остались лишь тлеющие угли, а на Алекс сейчас и вовсе страшно смотреть: на бледном лице пролегла тень, а тонкие губы плотно сжаты от напряжения.
– Слушай, босс, я давно хотела сказать, – говорит она тихо, так и не поднимая на меня взгляда, – мне постоянно кто-то названивает. И я уверена, что болтается у дома. Несколько раз видела.
Конечно, стоило только заговорить о Моралесе, как она вновь вспомнила о своих кошмарах – будто за ней следят. Только это не имеет ничего общего с реальностью. Я лично проверял камеры в жилом комплексе и в ее квартире сегодня вечером.
И все же Алекс добровольно сбежала, испугавшись простого влечения – точно такого же, какое явно пожирает ее саму. Изнутри вновь поднимается злость, и ни о каком желании теперь не идет и речи.
Черт.
– Пойдем, muñequita, я провожу тебя домой. – Я приобнимаю ее за плечи и вывожу в коридор. – Приятный вечер нам все равно уже не светит. Но я хотя бы прослежу, чтобы ты снова не попыталась сбежать.
А я поднимусь в свою квартиру и в очередной раз напомню себе, почему наше желание никогда не должно обернуться чем-то большим.
Глава 20Грегор
Тринадцать лет назад
– Грегор, ну почему ты вечно такой недовольный? – канючит сестрица, стараясь стащить меня с кровати за руку.
Пол скрипит под ногами, одна из стен ходит ходуном – парочка в соседней квартире развлекается вовсю, но Эмилии будто бы наплевать. Она упирается каблуками простых школьных туфель в ветхий паркет и кривится от натуги, а я не думаю даже шевелиться. Сижу и смотрю на нее с высоты кровати и собственного роста, лишь едва заметно вскинув брови.
В отличие от меня, Эмилия похожа на отца – от него она унаследовала не только замысловатую скандинавскую фамилию, но и бледную кожу, и светлые глаза, скорее голубые, нежели серые. А еще доброту и простоту, какими в Либерти-Сити не мог похвастаться практически никто. Ну ничего, от них не останется ни следа, когда ей исполнится лет тринадцать.
Как не осталось и у меня.
– А тебе какая разница? – усмехаюсь я и тяну ее на себя, как следует треплю по волосам, и усмешка медленно перерастает в довольную улыбку.
Ладно, может быть, немного доброты во мне и осталось. Как ни крути, я люблю младшую сестру – только она, если не считать повесы Ксандера, у меня и есть. От матери толку никакого: знай себе болтается по району в попытках примазаться хоть к кому-нибудь ради денег. Давно нашла бы себе дело, как большинство на районе. Да, им рулят Отбросы, но у тех вечно находится работенка: что-то украсть, кого-нибудь осадить, а то и съездить на разборки в Овертаун или даже дальше, в нормальные районы Майами.
Но нет. Мать предпочитает и дальше торговать дряхлеющим телом или перебиваться на побегушках у дружков Бакстера Моралеса. И ладно бы от этого был толк, но ему, негласному королю Либерти-Сити, плевать и на нее, и на ее проблемы. Он ей даже не платит.
– Если и ты будешь вечно ходить с недовольной рожей, то я скоро повешусь! – восклицает Эмилия почти с той же возмущенной интонацией, что и мама иногда, но у сестрицы все равно выходит лучше. Чище. Наивнее.
Ей всего одиннадцать, а она уже многое понимает: не обращает внимания на стуки и стоны из смежной комнаты, не задает лишних вопросов и не лезет к матери, когда та возвращаетс