ются еще ярче. Я словно превратилась в оголенный провод, прикасаться к которому себе дороже, – обязательно обожжешься.
Только Грегор не обжигается. Грегор касается меня снова и снова, сгребает в объятия и покрывает поцелуями шею и плечи, пока его движения наконец не обрываются с коротким шумным выдохом. А мне ведь так хотелось услышать, как стонет знаменитый Змей.
Я ухмыляюсь себе под нос.
– Не расслабляйся, куколка, – хрипит Грегор мне на ухо, скользя ладонью от лопаток до поясницы. – Мы же только начали.
Как бы ни хотелось уткнуться носом в плечо босса и провалиться в глубокий сон до завтрашнего утра, а то и вечера, сегодня отдохнуть мне не светит. И если Грегор будет хотя бы вполовину так хорош, как пару минут назад, то я вовсе не против повторить раз, два, даже три. Пусть завтра будет ныть все тело, пусть уже сейчас перед глазами пляшут искры, но я хочу забыться в нашем животном сексе и не вспоминать ни о чем.
Ни о своем поганом прошлом, ни о проклятых мужиках с пристани.
Этой ночью существуем только мы – я, распаленная до предела, и мой ненасытный Змей.
– Что, все-таки любишь грязные прозвища, босс? – хмыкаю я из последних сил, когда он переворачивает меня на спину и вновь и толкается внутрь. Остаток фразы тонет в полувыдохе-полустоне.
– Заткнись, muñequita, – шепчет он с усмешкой и закидывает мои ноги к себе на плечи. – Иначе я за себя не отвечаю.
Не отвечай, босс. Просто вытрахай из меня всю дурь, у тебя отлично получается. Ты такой горячий, что у меня при одной только мысли о тебе вскипает кровь. Но вслух я не могу произнести ни слова.
Еще, Грегор. Сегодня готова быть для тебя даже хорошей девочкой. Очень хорошей.
Глава 26Алекс
На утро все тело ноет и отзывается болью, стоит только потянуться. Я могла бы пробежать весь Коконат-Гроув насквозь – от «Садов Эдема» до злосчастной пристани, – и чувствовала бы себя бодрее. Боже, какого хрена? Приятная пустота в голове медленно рассеивается, когда я ворочаюсь в постели и поплотнее кутаюсь в тонкое одеяло, но до меня быстро доходит: что-то не так. В нос бьет знакомый запах табака и сандала, со стороны ванной комнаты доносится шум воды, и воспоминания о вчерашней ночи обрушиваются на меня с силой урагана, недавно прошедшего по всей Флориде.
Босс. Нет, Грегор – Грегор, мать его, Бьёрнстад – не отпускал меня всю ночь напролет. Это не говоря уже о том, какой ерунды я ему вчера наговорила и сколько всего не успела сказать. С кровати я подскакиваю как ошпаренная, хватаю из шкафа первую попавшуюся футболку и нижнее белье. Одеваюсь уже на ходу.
На кухонном столе красуется одинокая бутылка джина, полная лишь на четверть. Надеюсь, Грегор не решил нажраться с самого утра – еще не хватало пытаться поговорить с ним, когда он в дрова. В прошлый раз у нас так себе получилось. Да и вчера… В памяти всплывает его хриплый шепот и меня будто вновь окутывает тепло его тела, я как наяву чувствую силу прикосновений и ощущаю на шее болезненные, горячие поцелуи. Низ живота приятно покалывает от возбуждения, а еще – сводит от легкой боли.
Боже, да как вообще можно было?.. Я всего-то хотела поговорить с ним о дурацкой метке, а вышло что вышло. Со вздохом опустившись на стул, я обхватываю голову ладонями и запускаю пальцы в спутанные после сна волосы. Подумать только, это Грегор вытащил меня из того самого пожара. Это он обеспечил мне какую-никакую жизнь в Овертауне – получается, и с Терри я в свое время познакомилась только благодаря Грегору. Из-за него я до сих пор в безопасности, а не подохла еще пару лет назад.
А еще это из-за него погибли родители, а я… А я трахалась с ним всю ночь напролет. Ну что за жизнь? И я со стоном прислоняюсь лбом к холодной столешнице, словно это хоть как-то поможет. В голове такая мешанина, что сколько ни копайся – просто так не разберешься. Что это было? Все эти вчерашние разговоры по душам, отчаянный, почти что животный секс – с чего Грегор решил мне обо всем рассказать?
– Если ты решила начать день с джина, muñequita, идея так себе, – звучит совсем рядом шелестящий голос Грегора, и я поднимаю взгляд. Он расхаживает по кухне в одном только махровом полотенце, обернутом вокруг бедер, как у себя дома. И он уж точно не пьян. – Уж лучше с кофе.
– А сам-то? – мычу я, кое-как выпрямляясь и стараясь пригладить бардак на голове. – Там и джина почти нет.
– Ты ведь и попросила меня принести что-нибудь покрепче. Забыла?
Точно. Вчера я чувствовала себя как мешок с дерьмом. Даже хуже: как проклятый мешок с дерьмом, недостойный существовать на белом свете. И пусть Грегору удалось выбить из меня львиную долю переживаний, сейчас они одно за другим возвращаются: отвратительная вонь паленой плоти, оглушительные крики Отбросов и пепел на моих руках. На мгновение я поднимаю правую ладонь, чтобы убедиться, что никакого пепла уже нет и в помине – только болячка на месте содранной губкой кожи.
Все хорошо. Все в прошлом. Или я, или они – иначе попросту быть не могло. Так что помедли я хоть секунду, мы с Грегором сейчас не разговаривали бы посреди холодной кухни, залитой тусклым утренним светом. За окном сегодня непривычно пасмурно для обычно солнечного Майами.
– Такое забудешь, – тяну я кисло и откидываюсь на спинку стула, смотрю на гладкий белоснежный потолок. Кажется, будто по нему плывут несколько до боли знакомых слов: «Ты чудовище». Я несколько раз моргаю, чтобы отогнать наваждение. – А ты всегда успокаиваешь подчиненных сексом?
– Только если они хорошо подчиняются, Алекс. У тебя вот отлично получалось этой ночью.
Подловил, зараза. Я ухмыляюсь и откидываю в сторону мысли о погибших Отбросах. Что было, то прошло, и нечего бесконечно по ним убиваться – ни один из парней Бакстера и не подумал бы переживать из-за моей смерти, так какого хрена я сопли развожу? Да, они не заслуживали такой смерти, но и я тоже.
Было бы стыдно подохнуть на первом же задании.
Я прикрываю глаза, тяжело вздыхаю и бросаю взгляд на Грегора. Расслабленный и довольный собой, он сидит напротив и смотрит на меня с нескрываемым любопытством, может быть, даже с интересом – улыбается, когда замечает темнеющие на шее засосы и красные следы на запястьях. О да, вчера я подчинялась просто отлично. Он наверняка в восторге.
– А в следующий раз что, свяжешь меня и отхлестаешь, босс?
– Уже планируешь следующий раз, muñequita? – скалится Грегор, и в этот момент больше всего напоминает хитрого лиса, а не змея. – Ты столько не выдержишь. Но я буду иметь в виду, что вкусы у нас совпадают.
Отогнать в сторону неуместное возбуждение никак не выходит: о чем бы я ни думала, мысли так или иначе возвращаются ко вчерашней ночи. Как бы мне ни хотелось разозлиться и наорать на босса за то, что случилось три года назад, я могу лишь следить за тем, как по его широким плечам и груди скатываются капли воды после душа. Ни на груди, ни на животе нет никаких татуировок в виде терновых ветвей, которые я видела во сне. Забиты у него только руки.
К лицу приливает жар, и я нервно тереблю ворот футболки. Мне бы тоже спрятаться в душе, подумать немного и расслабиться, но тело словно налилось свинцом и приросло к неудобному стулу. Только и остается, что постукивать пальцами по стеклянной столешнице и пожирать босса глазами.
Грегора. Уж теперь-то я просто обязана научиться называть его по имени.
– А вчера… – начинаю я, но сразу же умолкаю, будучи не в силах подобрать слова. Говорить на серьезные темы после бурной ночи, когда понятия не имеешь, что у босса в голове – та еще задачка. И вот, пожалуйста, я снова не смогла назвать его Грегором. – Вчера ты много говорил о прошлом, босс.
Несколько долгих мгновений он смотрит мне в глаза – пристально, внимательно, будто хочет загипнотизировать, но я ничего не чувствую. Ни легкого холодка вдоль позвоночника, ни шевеления в голове, как если бы кто-нибудь решил поковыряться там ложкой. Что бы Грегор ни задумал, сейчас он едва ли планирует обратиться Змеем. Холодным, противным и расчетливым.
Но всякое подобие улыбки в конце концов стирается с его лица, уступая место мрачной решимости. Вот ты все и испортила, Алекс. А могла бы просто заварить ему чаю, налить воды или предложить позавтракать в кафе на первом этаже.
– Да. И надеюсь, что ты будешь держать язык за зубами, muñequita, иначе мне придется сделать это за тебя. И, поверь, тебе уж точно не понравится. – Грегор поднимается из-за стола и косится на джин, будто раздумывая, не стоит ли приложиться к бутылке. Но вместо этого достает пачку сигарет из висящего на спинке стула пиджака.
У меня рука не поднимается его остановить. Пусть курит, если так хочется, потом все равно квартиру в порядок приводить. Но что-то подсказывает мне, что уже вечером я буду жадно втягивать запах табака, представляя, что босс все еще здесь.
– Я не трепло, босс.
– Грегор, muñequita, я же просил.
– Грегор, – я закатываю глаза, – Грегор с идиотской фамилией. Без обид. Но я не могу спокойно называть тебя по имени, когда ты постоянно говоришь по-испански. Почему именно Грегор Бьёрнстад? Имя даже не кубинское или там не мексиканское.
– Нельзя жить в Майами и не говорить по-испански, muñequita, – почти смеется он и выдыхает густое облако дыма. Ни о какой обиде, судя по всему, и речи не идет. – А имя мне выбирал отец. К счастью, к тому моменту, когда я мог ему за это отомстить, он уже сторчался.
И он так спокойно об этом говорит – совсем не как вчера, когда рассказывал о младшей сестре. Сейчас в глазах Грегора нет ни капли сожаления или отчаяния, смерть отца для него сродни шутке или досадному недоразумению. Наверное, так оно и есть, но спрашивать я не решаюсь, только улыбаюсь в ответ и с ногами забираюсь на стул, натянув футболку едва ли не на колени.
Выгляжу как идиотка, не иначе. Ну и наплевать, Грегор видел меня и в куда более интересном виде – даже думать не хочу, как я извивалась под ним ночью и какую чушь несла. Умей я нормально краснеть, сейчас обязательно покрылась бы красными пятнами, но, к счастью, выдает мое легкое смущение лишь нервный смех.