– А еще, muñequita, как бы тебя ни пожирала ревность, Анжелика мне не интересна. – Грегор проводит языком по коже у меня за ухом и шепчет уже совсем другим голосом: – В отличие от тебя.
И он целует меня, бесцеремонно сдвинув в сторону воротник. Прихватывает зубами еще не сошедшие синяки, заставляя едва заметно вздрагивать от легкой боли, и тут же оглаживает их языком. Его будто и не заботит, сколько вокруг бродит незнакомых людей, а то и знакомых – Грегор здесь явно не в первый раз, я сама слышала, как здоровались с ним официанты, – да и мне совсем скоро будет не до того.
Низ живота предательски сводит от возбуждения, и тот факт, что за нами может смотреть кто угодно, заводит лишь сильнее. И кажется, будто я чувствую чужие взгляды кожей – вот за нами подглядывает из-за угла какой-то парень, а вот оборачивается та самая девушка в латексе. Улыбается и идет дальше, словно ничего необычного не происходит.
Любовь на подобных вечеринках в порядке вещей. Не говоря уже о сексе.
– А нельзя выражать свой интерес в более уединенных местах? – сбивчиво шепчу я, пытаясь отодвинуться, но Грегор не дает вырваться из его тесных объятий ни на секунду. Скользит ладонями по талии и бедрам, поддевает пальцами тонкую ткань платья, а в его глазах – в этих удивительных глазах – пляшут черти.
– Думаешь, я трахну тебя прямо на этом диване? – выдыхает он мне прямо в губы, криво ухмыляясь. – Нет, muñequita, для этого в клубе есть пара отдельных комнат. И мы пришли сюда только ради них.
А я-то думала, что выпить и расслабиться, только вот бокал шампанского до сих пор стоит на столике у дивана не тронутый, а на закуски я внимания не обратила. Теперь не обращу и подавно, потому что все мысли в один момент сомкнулись на Грегоре: на грубоватой линии челюсти, на голодном взгляде и длинных пальцах.
В другой жизни он мог бы стать пианистом или художником. Но и там мне захотелось бы, чтобы он вытворял этими пальцами невообразимые вещи. Касался меня везде, обжигая кожу, или доводил до исступления, как в прошлый раз.
Я сглатываю, едва почувствовав, как нарастает возбуждение. Твою мать, здесь что, афродизиаки в воздухе распыляют? Или виагру в воду подмешивают? Все было в порядке, когда мы пришли. Я же намеревалась единственный вечер в жизни провести культурно, а не мечтать, когда наконец ноги раздвину!
– Плеткой будешь меня хлестать? – глупая шутка срывается с языка раньше, чем я успеваю остановиться. Ну и черт с ней, Грегор наверняка уже привык.
– Нет, даже если будешь умолять. Просто устрою тебе незабываемый вечер. – Он отрывается от меня, поднимается с дивана и протягивает руку. – Таких у тебя точно не бывало, muñequita.
– Мне придумать стоп-слово, босс?
– Никакое стоп-слово тебе не поможет.
Мне в этой жизни уже ничего не поможет, но все-таки я послушно следую за Грегором вглубь зала. Оборачиваюсь на мгновение, едва почувствовав на себе взгляд, однако никого не замечаю – только силуэт долговязого парня в капюшоне. Того самого, что пялился на нас из-за угла минут пять назад. Может, развлекается так, поди угадай, у кого в этом клубе какие фетиши.
А единственный мой фетиш – гребаная портупея, которую Грегор носит поверх рубашки. И сейчас ремни соблазнительно обтягивают его широкие плечи, их хочется сорвать даже раньше, чем мы доберемся до тех самых особенных комнат. Может быть, поиздевайся он надо мной еще минут пятнадцать, я была бы не против развлечься и на диване.
Бар, мимо которого мы проходим, пустует: там сидит лишь женщина в длинном черном платье, а вот почти все диваны и столики заняты. Публика разношерстная, но мне некогда рассматривать посетителей. Я покрепче перехватываю мощную ладонь Грегора, чувствуя под пальцами холодную кожу перчаток, и глубоко вдыхаю. Мелькают перед глазами танцпол и длинный коридор, сплошь увешанный цветастыми постерами в черных рамках, а затем мы наконец останавливаемся у обитых тканью дверей.
Этот клуб – все равно что проклятый мотель для извращенцев.
Но изнутри комната мотель не напоминает: ни кровати, ни шкафа, ни душевой – только обитые темно-бордовым бархатом стены и десятки креплений. От кожаных наручников на длинных цепочках до самых настоящих крюков. Возбуждение на мгновение отходит на второй план, и я нервно сглатываю.
Может быть, не такая это была и хорошая идея. Но Грегор же не сумасшедший, он не станет подвешивать меня на крюке, как кусок мяса, правда? И я в надежде оборачиваюсь к нему, только разлившаяся на дне его серых глаз тьма не предвещает ничего хорошего. Или наоборот. Что-то внутри сладостно екает, будто на самом деле я только об этом и мечтала.
– Ты дрожишь, muñequita, – шепчет Грегор мне на ухо, едва за ним захлопывается дверь. Опускает руки на талию и притягивает к себе, медленно, но настойчиво подталкивает поближе к стене – поближе к тем самым кожаным наручникам на длинных цепях. Я с облегчением выдыхаю. – Но явно не от страха.
Хочется развернуться и поцеловать его в губы, обвить руками шею и не отпускать, пока не закончится воздух в легких, но я не могу пошевелиться. Грегор прижимает меня к стене своим телом, приподнимает мои руки над головой и одним незаметным движением защелкивает наручники на запястьях. Ни руки опустить, ни отодвинуться, ни обернуться – он крепко держит меня за подбородок.
– А говорил, можешь связать где угодно, – усмехаюсь я, но голос выдает меня с потрохами – дрожит и вибрирует от желания. Ну обещала же вести себя прилично!
– Я от своих слов не отказываюсь. – Грегор отпускает меня на мгновение, позади слышится шорох одежды и позвякивание мелких пряжек. Пусть я его не вижу, зато отчетливо представляю, как прямо сейчас он стягивает с себя портупею и брючный ремень, а за ними и перчатки. – И свяжу тебя дома, если захочешь. На сегодня у нас с тобой другие планы.
И было бы просто замечательно, если бы он ими поделился. Но Грегор молчит, только медленно, с явным удовольствием скользит руками по моему телу, задирает платье и на мгновение сжимает пальцами соски. Я пропускаю шумный выдох, до боли похожий на стон. Чувствую жар его тела и возбуждение бедрами, когда он прижимается ко мне вплотную, и охотно подаюсь назад.
Стоит только прикрыть глаза, как ощущения усиливаются в несколько раз. Кажется, будто я куда-то проваливаюсь, и единственным ориентиром остается тяжелое дыхание Грегора и его руки – на груди, на талии, на внутренней стороне бедра. Или все это дурная галлюцинация после пары глотков воды. Может быть, в нее здесь и впрямь что-то подмешивают.
Но даже если так, сейчас мне уже наплевать.
Я облокачиваюсь на стену локтями, и цепи натягиваются, а запястья ноют от напряжения, но это даже приятно. Грегор был прав, когда говорил, что в этом есть что-то особенное. Как и в том, что в коридоре за дверью может стоять кто угодно – стоять и только догадываться, чем мы тут занимаемся. Очередной полустон срывается с губ против воли.
– Нельзя быть такой нетерпеливой, Алекс, – выдыхает Грегор, и в ту же секунду на глаза мне опускается прохладная ткань, подозрительно напоминающая шелк на ощупь. – Я ведь еще ничего не сделал.
Теперь я не сумею ничего разглядеть, даже если захочу. Перед глазами лишь редкие проблески красноватого цвета – не иначе как босс завязал мне глаза собственной рубашкой. Но так даже интереснее. Я поворачиваю голову в попытках найти его губы своими, но его уже нет рядом. Не слышно дыхания, не чувствуется исходящего от кожи жара.
Зато отлично ощущается прикосновение холодных пряжек к обнаженной спине. Раз, и портупея Грегора защелкивается у меня на спине – обхватывает грудь и ребра, не дает пошевелить плечами. И как я сейчас выгляжу? Как маленькая шлюха, затянутая в кожаные ремни и нетерпеливо покачивающая бедрами в ожидании, когда с остатками одежды наконец будет покончено?
Словно прочитав мои мысли, босс расстегивает джинсы, и тяжелая ткань спадает на пол. Теперь его прикосновения чувствуются иначе – кожа к коже, и кажется, будто каждое короткое касание оставляет после себя ожоги. Не помогают ни попытки подставиться под частые поцелуи – Грегор то покусывает мне шею и плечи, то склоняется ниже и проводит языком вдоль позвоночника, чтобы потом запечатлеть бесстыдный поцелуй на пояснице, – ни приглушенные стоны.
Когда его руки вновь скользят вверх, по груди и шее, к самым губам, я покорно приоткрываю рот, словно не могу не подчиниться приказу, только вот Грегор не произносит ни слова. Я касаюсь его пальцев языком, обхватываю их по очереди и едва не закатываю глаза от удовольствия.
Боже, да не должно это быть так хорошо. Должно, и мысль эта прочно закрепляется в сознании. Должно, потому что я прекрасно знаю – пальцами босс умеет творить настоящие чудеса.
– Умница, – выдыхает он совсем рядом, почти касаясь моих губ своими. – А теперь расслабься.
Не послушаться не получается. Я шумно выдыхаю и буквально повисаю на цепях, сильнее выгнувшись в спине и облокотившись на стену. Царапаю короткими ногтями мягкий бархат, нетерпеливо покусываю губы и вздрагиваю, едва Грегор одним движением стягивает с меня белье.
Пожалуйста, ну пожалуйста, неужели я так много прошу? Но с губ срываются лишь гортанные полустоны. Наверняка он и так все понимает. Видит, как я дрожу и насколько его хочу – не мог же он не заметить, как намокло белье. А ведь он и впрямь ничего еще не сделал.
Широкая и горячая ладонь Грегора со шлепком опускается мне на ягодицу, и я непроизвольно свожу бедра. Нет, он же не может вот так запросто… Но я не успеваю даже мысль закончить: стону, едва почувствовав в себе сначала один, а потом и второй палец. Медленно, с осторожностью он двигает ими внутри, позволяя мне успокоиться и раскрыться перед ним. Растягивает меня, с каждым движением прижимаясь все теснее, обнимая свободной рукой. Горячее дыхание вновь обжигает кожу за ухом, и я откидываю голову назад в попытке оказаться к нему чуть ближе.
Проходит всего пара минут, прежде чем я сама начинаю двигаться навстречу, нетерпеливо поскуливая. Хочется попросить его продолжить, прекратить издеваться надо мной, но с языка не срывается ни звука, хотя кляпа во рту нет. Впрочем, сегодня я не отказалась бы и от кляпа.