Иногда Анна задумывалась, почему он выбрал своей жертвой именно ее. Просто потому, что она оказалась рядом? Или потому, что сделать ее жертвой было до смешного легко? Возможно, она никогда не узнает правды...
– Ах, – сказал он, когда они повернули назад, – твой муж уже ждет тебя.
Анна увидела, что Люк стоит недалеко от входа в ротонду, наблюдая за ними. Что будет, если эти двое мужчин встретятся? Она больше не могла испытывать страх – паника уступила место тоскливому чувству обреченности. От нее сейчас ничего не зависело.
Но сэр Ловэтт Блэйдон остановился, не доходя до конца аллеи, взял ее руки в свои и поклонился. Анна закрыла глаза, но он не поцеловал ей руку.
– Ты еще можешь наслаждаться его обществом какое-то время, моя Анна, – сказал он. – Однако я буду иногда присылать тебе весточки, чтобы ты не забывала, что я просто дал тебя Гарндону взаймы. Но не бойся за свою репутацию, дорогая. Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь себе представить.
Она отвернулась от него и медленно пошла к Люку, который стоял все там же. Она сдерживалась, чтобы не побежать ему навстречу, хотя ей казалось, что чудовище, притаившееся у нее за спиной, готово запустить свою когтистую лапу ей в волосы. Анна пыталась заставить себя улыбнуться, но, вспомнив, что ее улыбка была бы сейчас неуместна, позволила маске сойти со своего лица.
Люк смотрел, как она идет к нему. Когда он вернулся в ротонду и не застал ее ни с леди Стерн, ни с кем-либо другим, он вдруг почувствовал довольно глупую и непривычную тревогу. В какое-то мгновение он подумал, что она исчезла. Но, конечно, она просто гуляла в саду, как делало большинство гостей на маскараде.
Люк не узнал мужчину, сопровождавшего ее, хотя это должен был быть их знакомый. Может быть, из-за маски, темного плаща и накинутого капюшона.
Не было ничего неприличного в том, что его жена прогуливалась с другим мужчиной. Ему следует вернуться в ротонду, чтобы никто не подумал, что он следит за Анной. И так все наверняка уже заметили, как часто он наблюдает за ней на балах и в гостиных. Он не хотел заслужить славу человека, секунды не могущего побыть без жены.
Тем не менее он остался стоять на месте. У него было странное чувство, что он может понадобиться Анне. Однако, когда они заметили его, мужчина быстро ушел, поклонившись Анне. Люку вдруг показалось, что он знает этого человека, но он не смог вспомнить откуда.
Ее глаза улыбнулись ему, когда она приблизилась, а потом снова стали серьезными.
– Это кто-то, кого я знаю? – спросил Люк.
– Ах нет. – Она засмеялась. – Это всего лишь наш сосед. Я хорошо знаю его дочь. Я не узнала его, пока он не представился. Ты отослал Дорис домой?
– Да, я посадил их в экипаж. Сожалею, что тебе пришлось быть свидетельницей такой неприятной сцены.
– Ты не виноват в этом. – Она подвинулась к нему ближе. – Где ты научился так владеть шпагой?
– В Париже. Как и кое-чему другому.
Анна внезапно вздрогнула и покачнулась так, что ему пришлось поддержать ее.
– Я хочу уехать, – прошептала она. – Пожалуйста, Люк!
– Я сам хотел предложить это, – ответил он. – Тяжело веселиться, когда твоя сестра только что чуть не загубила свою жизнь.
Через пять минут, попрощавшись с леди Стерн, Тео и Агнес, они уже сидели в экипаже. Люк откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза, радуясь, что его жена, как ему показалось, не была расположена к разговорам. Он думал о Дорис. Разбитые мечты значили для женщин гораздо больше, чем для мужчин. Это губительно сказывалось на них. Он сам был всего на год старше Дорис, когда его собственная жизнь разбилась на кусочки. Но он был мужчиной и смог создать себе новую жизнь.
Холодная злость оставила его, и все-таки он не жалел о том решении, которое принял, ожидая, пока их мать заберет Дорис домой. Завтра же он отошлет Дорис в Баденское аббатство, где присмотр за ней будет более тщательным. Она поедет с матерью. Он сказал им об этом, как только герцогиня пришла на место происшествия, и добавил, что завтра утром придет проститься и проследить за их отъездом.
– И избить меня перед тем, как мы уедем? – вызывающе и с горечью спросила Дорис. – Ты не отпустишь меня без хорошей порки, да, Люк?
– Тише, девочка, – холодно сказала ей мать. – Я не сказала бы ни слова против, если бы Лукас решил наказать тебя таким образом, даже используя плетку. Но это надо было сделать гораздо раньше.
Люк промолчал. Он был слишком зол. Но, слушая слова матери, подумал о том, что, скорее всего, в детстве – да и сейчас – Дорис нуждалась в любви, а не в порке. Возможно, если бы мать хотя бы иногда обнимала ее...
Но он не верил в любовь. Любовь чуть не разрушила жизнь Дорис. Нет, их мать нельзя было обвинить в отсутствии любви, но долг всегда был для нее прежде всего, как будто проявление любви – это непростительная слабость. И все же Дорис нуждалась в более открытой любви, чем она могла получить ее от матери. Люк помнил, каким любящим и чувствительным ребенком была Дорис.
Он тряхнул головой и неожиданно осознал, что крепко сжимает руку жены. Это не входило в его привычки отчасти потому, что могло выглядеть так, будто он нуждался в ней, искал ее поддержки. Но он не нуждался ни в ней, ни в ком-либо другом. Опыт научил его рассчитывать только на себя. Он не должен позволять себе нуждаться в ней ни в чем, кроме секса. Люк убрал ладонь с руки Анны.
Несколько минут она сидела неподвижно, а потом придвинулась к нему и сильно прижалась щекой к его плечу. Вздрогнув от неожиданности, он попытался подхватить ее, когда она, покачнувшись, встала. Но Анна вдруг села к нему на колени и прижалась грудью, потом она сорвала с себя вуаль, обвила его шею руками и в темноте нашла ртом его губы.
Великий Боже! Люк обнял ее, и его язык проник в тепло и сладость ее рта. Она застонала, и он почувствовал, как тяжелыми толчками растет в нем возбуждение.
– В конце концов, зачем терять такую прекрасную возможность? – Анна, запрокинув голову, засмеялась.
Он знал Анну – невинную кокетку. Анна-соблазнительница была для него приятной неожиданностью.
– Я хочу тебя, – прошептала она. – Я хочу тебя.
Он чувствовал тепло ее ног через тонкую ткань шаровар. Ее груди были приподняты корсетом – доспехом, который делал ее тело недоступным для его нетерпеливых рук, но был почему-то очень возбуждающим.
– Здесь, в экипаже? – спросил Люк. – Я готов удовлетворить вас, мадам, если вы согласны смириться с некоторыми неудобствами.
– Здесь и сейчас, – произнесла она грудным голосом. – Ни секундой позже. Иди ко мне.
Полагаясь на свой опыт, Люк сделал бы процесс раздевания частью их эротической игры. Но Анна нетерпеливо стянула свои шаровары и бросила их на пол. Тогда он расстегнул пуговицы на бриджах и приподнял ее бедра, помогая и направляя. Она пылала страстью, изнывая от желания, и зажгла его тоже. Люк радовался тому, что она хочет этого здесь и сейчас, он уже не был уверен, что будет способен дождаться их прибытия домой.
– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил он, опуская ее бедра на средоточие своей страсти.
Она была горячей и влажной и была уже так распалена, что вскрикнула в освобождающем ее истому экстазе, как только почувствовала его внутри себя. Он позволил ей полностью пережить наслаждение и только потом позаботился о себе, двигаясь в привычном ему темпе, под аккомпанемент удовлетворенных вздохов своей партнерши.
Люк оставался внутри нее, пока не понял, что они уже подъезжают к дому. Какой чудесный подарок, подумал он умиротворенно. Никогда прежде он не занимался любовью в экипаже. Это был еще один шаг в той науке, которой он так прилежно обучался многие годы, и он был рад, что не пропустил этой ступени. Очень рад. Люк поцеловал Анну в щеку.
– Кучера хватит удар, если, открыв дверь, он застанет нас в такой позе, – сказал Люк. – Может, нам стоит вернуть себе приличный вид до тех пор, пока мы не окажемся в собственных апартаментах?
Он знал, что захочет ее снова. Эта поездка только раздразнила его аппетит.
Анна усмехнулась своим новым грудным голосом и вздохнула, почувствовав, как он вышел из нее. Она нагнулась за шароварами и скользнула в них, встав с его коленей. Когда кучер открыл дверь кареты, они уже сидели рядом, не прикасаясь друг к другу.
Люк проводил Анну до ее комнаты.
– Скоро, мадам? – спросил он, подняв брови.
– Как можно скорее, ваша светлость. – Анна ослепительно улыбнулась и скрылась в своей комнате, наполненной запахом духов, сверканием драгоценностей и всепроникающим, пленительным ароматом женщины.
Скоро. Как можно скорее. Люк развернулся и поспешил в свою комнату.
Чувство безнадежности сменилось паникой, которую она пыталась унять на протяжении всего пути домой. Неожиданно он взял ее за руку, и она сосредоточила все свои чувства и внимание на этом прикосновении. Но он убрал руку, и вместе с его ладонью ее покинули и здравый смысл, и самоконтроль, на которые она была еще способна. И она отдалась ему, повинуясь только одному желанию: быть в нем. Забраться внутрь, стать частью его самого, так, чтобы никто и никогда не нашел ее.
Чувствовать его в себе – такого настоящего, горячего – было так упоительно, что она забыла обо всем на свете. Она вся растворилась в этом счастье, чтобы хоть на миг забыться.
Однако паника снова вернулась к ней, как только она оказалась одна в своей комнате. Одиночество было невыносимым, и страх преследовал ее, даже когда рядом была горничная. В ожидании Люка она пыталась не поддаваться истерике. Он пришел гораздо быстрее, чем обычно, но ей показалось, что прошло уже много часов. Анна улыбнулась ему, лежа в постели, и приглашающе откинула одеяло со своего обнаженного тела.
ВОЗЬМИ МЕНЯ. СПАСИ МЕНЯ.
Она протянула к нему руки.
– Любн меня, Люк.
– Это мое первейшее намерение, мадам, – сказал он, позволяя халату упасть на пол. – Уверен, вы сами можете это видеть. – Он задул свечи.
Темнота принесла новую волну ужаса, но через секунду он уже был рядом с ней, лаская ее, исполняя начинавший становиться знакомым, но каждый раз новый ритуал любви.