Верити повернула книгу к себе, чтобы лучше разглядеть заклинание, и окинула взглядом строки.
– Для этого понадобится чужая кровь, и очень много.
Эти слова напомнили разговор с Гидеоном в лесу и сказанное им о сестрах-королевах. Если кто и мог сказать ей, правда ли это, так только Верити. Ее сестры дружили с Роузбладами и часто вместе занимались магией.
– Верити, тебе известно, правда ли сестры Роузблад использовали заклинания арканы?
Верити перевела взгляд с книги на подругу:
– Почему ты интересуешься?
– Я узнала от Гидеона нечто весьма странное и любопытное. – Щеки ее вспыхнули румянцем, когда она вспомнила о произошедшем на пляже. О том, как, сняв одежду, он отбросил ее на песок, вошел в море, позволяя воде добраться до самого торса.
А потом прикосновение его губ.
– Он рассказал, что Крессида и ее сестры убивали людей и кровь их использовали для заклинаний. Он сказал, их души разъедала черная магия.
– И ты ему поверила?
Руна вспомнила о клейме на груди Гидеона: красная, деформированная кожа с изображением розы и полумесяца. Одно это можно счесть подтверждением жестокости Крессиды.
– Я не знаю, стоит ли верить, но это объяснило бы их могущество.
Верити задумчиво посмотрела на подругу:
– Именно так мой отчим настроил маму против сестер.
– Что? – Руна вздрогнула и отшатнулась.
– Сестры использовали кровь других людей для заклинаний маджор. С их разрешения, разумеется. Однажды отчим застал их за занятием магией. После этого объявил колдовство мерзостью и убедил маму, что из них необходимо выбить все зло.
Руна смотрела на Верити с ужасом – она раньше ни о чем таком не рассказывала. Видя, что та вся дрожит, потянулась, взяла ее за руку и сплела пальцы.
– Как страшно.
Верити сжала ее руку так, что побелели костяшки.
– Он запирал их на несколько дней в чулане, бил ремнем по голым спинам. Заставлял по несколько часов стоять на коленях на битом стекле. – Верити впилась в ее ладонь ногтями, словно переживая их боль. – Хуже всего было то, что мама ему это позволяла. Она была поглощена горем, ведь много лет назад во время родов она потеряла нашу сестру и не смогла оправиться. Отчим использовал ее слабое здоровье против нее, убеждал, что мои сестры – воплощенное зло. Потому мама ничего не предпринимала, когда слышала их истошные крики. Приняла его сторону, а не своих дочерей.
«А потом и вовсе передала дочерей Кровавой гвардии», – подумала Руна.
Неудивительно, что Верити ее возненавидела. По этой причине она делала все, чтобы сохранить место в университете со стипендией, чтобы не пришлось возвращаться домой и оказываться во власти родителей.
Однако…
Ох.
Руна посмотрела на свою руку – ногти Верити сильно впились ей в ладонь.
– Верити, мне больно.
Та опомнилась не сразу, но покачала головой и отпустила руку подруги.
– И-извини.
Руна прижала ладонь к груди, взглянув на маленькие полумесяцы.
– Я понимаю, ты страдаешь.
– Мои сестры не были злыми и порочными. – Взгляд подруги был обращен к ней. – В их действиях не было мерзости. Ведьмы на протяжении веков использовали кровь друг друга для усиления действия заклинаний. В этом нет ничего плохого.
Верити кивнула на лежавшую перед Руной открытую книгу:
– Например, это заклинание. Ни одной ведьме не под силу сделать нечто такой силы, используя лишь свою кровь. Она может серьезно пострадать.
«Однако твои сестры не использовали кровь друг друга против воли», – подумала Руна, но сдержалась и не стала говорить это вслух. Гидеон же обвинял королев именно в этом.
Руна не стала продолжать разговор, понимая, что для Верити он болезненный.
Она встала, прихватив пузырек с кровью, и забрала у подруги платье прошлого сезона.
– Знаешь, – произнесла Руна, – давай все же подыщем тебе что-то получше.
Глава 36Гидеон
Солнце уже зашло, когда Гидеон прибыл на Фрешуотер-стрит. Рядом с ним на служебной лошади ехала Харроу.
Выяснив, что в квартире Таскеров никого нет, они пришли сюда, в район увеселительных заведений города, где братья любили проводить время. Гидеон счел необходимым разузнать, вдруг кто-то их видел.
Это место было изнанкой столицы, имело дурную славу из-за скопления борделей, игорных домов и частых пьяных драк. Обычно атмосфера на улицах напоминала карнавальную, но сегодня царила наводящая ужас тишина. Впереди у поворота в переулок собралась небольшая толпа.
Харроу перевела взгляд на Гидеона, тот прищурился, вглядываясь.
Лошади под ними забеспокоились, видимо, ощутив запах смерти раньше седоков. Гидеон спрыгнул на землю, оставил лошадь и несколько ярдов прошел пешком. Увидев его, толпа мгновенно рассосалась.
Харроу также спрыгнула с лошади.
Переулок соединял две улицы. Из него с обоих концов можно было попасть прямиком в пивные. Освещение было тусклым – лишь один фонарь, похоже, принадлежащий мужчине, который стоял рядом с телами на земле, накрытыми пледами.
В воздухе повис липкий запах крови, вызвавший тошноту. Закрыв нос воротом рубашки, Гидеон решился подойти ближе.
– Я выносил мусор и нашел их, – сказал мужчина и наклонил голову. – Нехорошо, что они тут лежат у всех на виду, потому я… – он указал на плед.
– Позволите взглянуть?
Мужчина коротко кивнул.
Гидеон присел и откинул плед. Несмотря на то что за последние месяцы он видел десятки подобных случаев, он оказался не готов к подобной картине.
Лицо одного из офицеров было обращено к нему, глаза пусты, кожа бледная. Рот Джеймса Таскера перекошен, вероятно от ужаса, от увиденного перед смертью.
Гидеон заставил себя и потянул плед ниже, открыв шею с рваной раной, – второй страшный оскал. Под месивом искромсанной плоти и сухожилий, запекшейся крови белела кость. Похоже, лишь позвоночник удерживал голову.
Желчь подступила к горлу, Гидеон натянул плед и отвернулся.
– Второй такой же, – сообщил пожилой мужчина, стоящий рядом. – Горло перерезано. – Он покачал седой головой: – Несчастные страдальцы.
– Верно, – сказал Гидеон.
Он не любил братьев Таскер, жестокость которых не мог контролировать. Несколько раз добивался их отстранения от службы, но смерти им не желал.
Гидеон поднялся, увидев дальше в переулке Харроу. В руке она держала добытый где-то фонарь.
– Вызовите занимающегося похоронами, – велел Гидеон, и мужчина вновь кивнул.
Сам же он прошел в глубь переулка, туда, где стояла Харроу. Подняв фонарь, она указала на кирпичную стену.
– Похоже, тебе оставили сообщение, капитан.
Гидеон поднял глаза. На желтом кирпиче цвет крови был виден достаточно четко. «Кровь Таскера», – мелькнула мысль. Затем медленно стало приходить осознание, что ею выведены буквы, сложенные в слова, а они являются предупреждением ему.
– Что будешь делать? – спросила Харроу.
– Сообщу командиру. – Гидеон старался говорить спокойно, не обращая внимания на леденящий душу ужас.
– А потом?
– Полагаю, он вновь введет комендантский час и возобновит рейды.
С наступлением Новой зари Гидеон перестал задумываться о том, что принимаемые меры могут ущемлять права и свободу граждан. Он делал то, что считал своим долгом, поэтому имел право приходить в дома с обыском без предупреждения, запрещать выходить после наступления темноты. Имел право приводить граждан в допросные комнаты при появлении малейших протестов – например, при возникновении вопросов, не зашли ли власти слишком далеко с карательными мерами. Однако он никогда не переступал черту дозволенного, хотя видел, как это делали другие охотники. Обладая властью, легко поддаться искушению ею злоупотреблять. И теперь это его серьезно беспокоило.
– Но комендантского часа и рейдов может быть недостаточно. Что тогда?
Скорее всего, так и будет. Комендантский час и рейды уже помогли удержать от первого шага ведьм и сочувствующих им, но не остановили Багрового Мотылька. Очевидно, что он умел отлично прятаться на виду.
– Единственный способ положить этому конец – поймать Мотылька.
В памяти всплыл их недавний разговор о Руне и его обещание. Желудок скрутило от мысли, что Руна и была Мотыльком, ведьмой, играющей с ним, как кошка с мышкой. Он покосился на трупы. Неужели она может быть настолько кровожадной?
Нельзя отрицать эту мысль только потому, что она ему неприятна. Как и отказываться от поисков истины из-за внезапного влечения к Руне. Сейчас как никогда следовало сохранять здравомыслие.
Тем вечером в лунном свете Руна казалась ему особенной, совсем не такой, как прежде. Ничего общего с той, всегда раздражающей его кокеткой, как в ложе оперного театра. Надо признать, он был настолько очарован чувственной и мечтательной Руной, что не сразу заметил разительные перемены.
Какая же она, настоящая Руна Уинтерс?
Гидеон задумался, верно ли его первоначальное предположение, что она притворяется человеком, с которым не имеет ничего общего, с целью скрыть под маской страшные тайны.
Если он прав, необходимо скорее выяснить, что это за тайны.
Глава 37Руна
В мерцающем свете сотни свечей Руна смотрела прямо перед собой, стараясь сосредоточиться на разговоре с девушкой напротив.
– Это ужасно, но признаюсь, меня воспитала ведьма.
– Действительно ужасно, – произнесла Руна. Щеки начинали болеть от натужной фальшивой улыбки. – Невероятно. – Она готова выдержать нестерпимую боль в сердце, если это часть покаяния за ложь, которая слетала с ее губ.
Выступление Руны стало триумфальным, что подтверждало количество окруживших ее людей, жаждавших поговорить. Она же чувствовала себя отвратительно и едва прикоснулась к каждому из шести блюд за ужином. Теперь, когда ее окружили почитатели, желудок возмутительно громко заурчал.
Людей, будто светлячков, привлекал свет человека, преданного Новой республике, превозносившего ее достоинства, не скрывавшего отвращение ко всему, что связано с магией.