исментами.
Я едва слышу, как Тила обращается к ликующим зрителям, благодаря их за то, что они присоединились к нам, чтобы посмотреть первое Испытание. — О, и не забудьте! — практически визжит она. — Ваш голос важнее, чем вы думаете. Честь для вашего королевства, честь для вашей семьи и честь для вас самих.
Толпа вместе с ней произносит этот девиз, и затем они могут расходиться. Я наблюдаю, как сотни людей пробираются между рядами скамеек и по широким туннелям, ведущим к выходу из Чаши. Они бросают свои голоса в огромные стеклянные чаши у выходов, не осознавая, какой властью обладает начертанное ими имя.
Я ненавижу отсутствие контроля над собой и страх, постоянно преследующий меня. Ненавижу чувствовать себя такой беспомощной. Такой бессильной. Такой Обыкновенной. Я участвую в играх, призванных продемонстрировать силу и мощь Элитных — силу, которой не обладаю.
И все же я здесь. Живая.
И с намерением оставаться таковой.
* * *
Кто-то идет за мной.
Я возвращалась в свою комнату после ужина, как вдруг почувствовала, что за мной кто-то идет. Я взвизгнула, рука инстинктивно метнулась к рукояти кинжала. Мои глаза встретились с широкими, испуганными зелеными глазами, и я быстро отвела взгляд. — Спокойно, Пэйдин! — Китт смеется, поднимая обе руки в знак капитуляции. — Что-то ты сегодня нервная.
Я поворачиваюсь на пятках и снова начинаю идти по коридору. — Ну, не подкрадывайся ко мне, и можешь не беспокоиться, что тебя зарежут.
— У меня такое чувство, что ты зарежешь кого-нибудь за меньшее, чем просто подкрасться к тебе. — Я слышу забаву в его голосе, покрывающую его слова.
Намек на улыбку заставляет меня пригнуть голову, чтобы спрятать ее, когда он опускается на ступеньку рядом со мной. Мы направляемся по коридору в сторону моей комнаты, когда крепкая рука хватает меня за запястье, и я втягиваюсь в один из многочисленных коридоров, ответвляющихся влево.
Я открываю рот, чтобы возразить, но даже повернувшись спиной, Китт чувствует это. — Не надо меня пока колоть. Я хочу тебе кое-что показать. — Он усмехается через плечо, ведя меня по лабиринту коридоров.
Я наконец-то научилась ориентироваться в главных коридорах, но когда дело доходит до десятков маленьких коридорчиков, разбросанных по всему замку, я совершенно теряюсь. Китт легко ориентируется в них, сворачивая в разные коридоры и проходя мимо других секций и комнат огромного замка, которые я даже не видела. Я уверена, что он мог бы найти дорогу во дворец вслепую — это умение приходит только с годами, когда он вырастает в этом лабиринте, который называет своим домом.
Золотистые солнечные лучи согревают мое лицо, когда Китт открывает большую деревянную дверь в конце коридора и кивает Имперцам, охраняющим ее, прежде чем мы выходим в приятный вечер. У меня перехватывает дыхание. Меня окружает цвет, жизнь. Перед нами широкая каменистая дорожка, от которой ответвляются несколько других, окруженных сотнями цветов.
Сады.
Это красиво, захватывает дух. Живя в трущобах, в окружении унылых переулков и тусклых цветов, я почти забыла, каким ярким может быть мир. Везде, где нет булыжника, растут цветы и растения всех видов и расцветок. Среди бледно-желтых и лавандовых цветов выделяются пятна фуксии и королевского синего. В саду стоят статуи, за некоторые из них цепляются темные лианы.
Это самый аккуратный хаос, который я когда-либо видела: ряды цветов теснятся вокруг дорожек, создавая перила из цветений и листвы. Каждая из каменных дорожек петляет по большому кругу, образуя несколько колец вокруг массивного фонтана в самом центре сада.
Я никогда не видела ничего столь яркого, столь живого, и мне приходится быстро моргать, почти ослепнув от нахлынувших на меня красок. В промежутках между морганиями я вижу, как Китт с любопытством и удовлетворением наблюдает за мной.
Он прочищает горло и делает шаг на тропу, ведя меня за собой. — Я обещал, что когда-нибудь покажу тебе сады.
Я смотрю на цветы, пока мы медленно идем по тропинке. Китт охотно заполняет тишину, рассказывая мне о приключениях Кая и его друзей в этом самом саду, указывая на статуи, которые они опрокинули, или на фонтан, в котором они не удержались и искупались. Несмотря на все усилия, я фыркаю от его рассказов и зажимаю рот рукой, чтобы подавить звук.
Я резко останавливаюсь, бросая осторожность на ветер, когда любопытство берет верх. — Зачем? Зачем это делать?
— Что именно? — Он пытается не смеяться надо мной, а я пытаюсь не ударить его именно по этой причине.
— Вытаскивать меня сюда. Рассказывать мне личные вещи и… — Я спотыкаюсь на словах от разочарования.
Я осмеливаюсь взглянуть в эти зеленые глаза, которые так гармонируют с листвой вокруг нас, когда он медленно говорит: — С тем… будущим, которое у меня есть, мне трудно встречаться с людьми. Действительно встречаться с людьми. Узнать их. Большинство людей там, — он указал на каменную стену замка, — чего-то хотят. И они говорят все, что, по их мнению, я хочу услышать, чтобы получить это. Но ты…
Мой сухой смешок прерывает его. — Но я склонна говорить то, что, скорее всего, говорить не следует.
— А мне, как правило, нравится это слышать, — мягко говорит он.
Мои глаза блуждают по цветам, вместо того чтобы встретиться с его взглядом. — Тогда я буду иметь это в виду, когда в следующий раз захочу отчитать тебя.
Я прикусываю язык, как только слова срываются с губ. Я могу говорить Каю все, что угодно, но это будущий король. Если я хочу сохранить свою голову, мне придется научиться держать язык за зубами.
Но парень рядом со мной только смеется, с каждой секундой становясь все менее царственным. — Хорошо, — усмехается он, — потому что мне есть о чем спросить, и я не жду от тебя ничего, кроме жестокой честности.
Я сглатываю.
Во мне нет ничего честного.
— Испытание… — медленно произносит он. — Твои мысли?
Я подавилась своей насмешкой. Такого вопроса я точно не ожидала. — Мои мысли? Ты имеешь в виду, кроме очевидных?
Он прекращает идти и делает шаг ко мне, сокращая небольшое расстояние между нами. — И что же это за очевидность?
Я прижимаю глаза к верхней пуговице его рубашки, чтобы не смотреть в глаза его отцу. — Что эти Испытания — извращенный способ отметить трагедию.
И вот опять я слишком поздно прикусила язык. Но есть что-то в этом принце, что делает меня безрассудной, заставляет меня сказать ему, что именно не так со всем тем, во что он верит.
— Трагедия, — повторяет он, его голос ровный. — Ты имеешь в виду Чистку.
— Да, Чистку, — вздыхаю я. — Изгнание тысяч людей и следующие за этим непрерывные убийства. — Я практически изрыгаю слова измены, но, похоже, не могу остановиться, раз уж начала. — Это твои люди, Китт. Невинные люди, которых и сегодня убивают из-за того, над чем они не властны.
Он смотрит на меня, а я смотрю на его воротник, избегая его взгляда. — Чистка должна была быть проведена, Пэйдин. Ты знаешь это.
Его голос мягкий, а мой — совсем нет. — Почему, потому что Обыкновенные больны? Предположительно, ослабляют Элитных? И это при том, что они десятилетиями жили рядом с Элитными?
Он моргает. — Ты думаешь, они не больны?
Я играю в очень опасную игру.
Я зажимаю рот, понимая, что сказала слишком много. Ответить на этот вопрос правдиво — риск, на который даже я не готова пойти, поэтому я делаю вдох, прежде чем поспешно сменить тему. — Я просто думаю, что тебе, как будущему королю, нужно подумать о многих вещах.
Я не смотрю на него, но чувствую на себе его взгляд. — И ты собираешься просветить меня об этих вещах? Просветить меня о моем собственном королевстве?
Играть роль. Играть роль. Играть…
Я горько смеюсь. — Не будь ослом и не притворяйся, что знаешь свое королевство! Ты видел трущобы? Видел сегрегацию, голодающих граждан? Твоих голодающих граждан.
Вот тебе и роль.
Я вскидываю руки вверх, качая головой на клумбах. — Ты бы хоть послушал меня, если бы я попыталась просветить тебя, сказать, чтобы ты изменился? Он стоит, молчит и не двигается. Тогда я спрашиваю снова, с настойчивостью в голосе. — Ну? Ты будешь меня слушать?
Его руки внезапно обхватывают мое лицо и направляют его к нему, а я борюсь с желанием вздрогнуть. — Если я тебя выслушаю, ты посмотришь на меня?
У меня дыхание перехватывает в горле.
— Посмотри на меня, Пэйдин. Пожалуйста.
И эта мягкость, эта мольба в его голосе заставляет меня перевести дыхание и на мгновение закрыть глаза. Когда я наконец открываю их, то вижу, как в его зеленом взгляде столько сострадания и заботы. И впервые я позволяю себе изучить эти глаза. Потому что никогда еще они не были так не похожи на королевские. Теплота в них омывает меня, переполняет.
— Все это время, — тихо говорит он, — я искал взгляда, который ты не дала бы мне, ждал, когда ты захочешь посмотреть мне в глаза. — Он делает паузу, чтобы перевести дыхание. — Почему ты избегаешь моего взгляда, избегаешь меня?
Итак, очевидно, что я плохо справляюсь с ролью.
— Ты… — Я сглатываю. — Ты напомнил мне кое-кого из моего… прошлого. Но чем больше я тебя узнаю, тем более разными кажетесь вы оба.
Я некоторое время изучаю его, удивляясь своей честности. Король и его наследник могут быть похожи, но в этот момент они никогда не казались менее похожими.
Он мягко улыбается мне. — Значит ли это, что ты начнешь смотреть мне в глаза?
— Только если ты начнешь меня слушать, — отвечаю я с небольшой улыбкой.
— Договорились, — просто говорит он, и мы снова начинаем медленно идти по тропинке. — У меня к тебе еще один вопрос.
Я почти смеюсь. — А у меня, скорее всего, есть для тебя ответ.
Он улыбается, но затем его лицо становится серьезным, и он закладывает руки за спину, пока мы идем. — На Испытании Эйс заставил тебя… увидеть меня. И при виде моей смерти ты показалась… — Он качает головой, подыскивая подходящее слово. Я вспоминаю, как он наблюдал за этой сценой на экране в Чаше, видел выражение моего лица, когда я увидела его, слышал крик, вырвавшийся из моего горла.