Мое сердце колотится о грудную клетку, о тесные рамки этого платья, грозясь разорвать аккуратные швы Адены. Он снова смотрит на меня, небрежно пожимая плечами. — Кроме того, это, — он опускает взгляд на свою испачканную рубашку, — точно дело рук твоих неуклюжих ног.
Я смотрю на него пристальным взглядом, стараясь не улыбнуться. — О, это правда?
— Шшш.
Его пальцы снова оказались под моим подбородком, под моей челюстью, обхватив мое лицо. Серые глаза опускаются к моему рту, взгляд тяжелый. А потом он проводит большим пальцем по моей нижней губе.
Вино.
Я все еще чувствую его вкус на пальце, которым он проводит по моему рту. Я ошеломлена и стою на месте, наблюдая за тем, как его глаза следят за тем, как его палец проводит по губам, очень медленно, вперед-назад.
Я должна оттолкнуть его.
Но не делаю этого.
Вместо этого я смотрю, как он наблюдает за мной. Смотрю, как его глаза блуждают по моему лицу. Наблюдаю, как его грудь вздымается от неровного дыхания. Наблюдаю, как дрожит мышца на его щеке. Как улыбка дрогнула на его губах.
Следующие слова он произносит как бы невнятно, словно бормоча свои сокровенные мысли, а его большой палец продолжает водить по моим губам. — Неужели ты навсегда останешься призом, который я бесцельно пытаюсь выиграть?
Я резко вдыхаю, глядя ему в глаза: — И это все, чем я для тебя являюсь? Призом?
Его губы подергиваются легкой улыбкой, и он качает головой. — О, дорогая, приз подразумевает, что я его выиграл, заработал, заслужил. — Он наклоняется еще ближе, в его взгляде отражается некое благоговение. — Но если я получу тебя, то только потому, что ты мне позволишь.
Я сглатываю, во рту вдруг становится слишком сухо.
Это просто бред пьяного человека, вот и все.
Его большой палец проводит по моему рту, и я позволяю себе еще одно мгновение, чтобы запомнить это ощущение.
А потом я отталкиваю его.
Одна моя ладонь нащупывает его грудь, освобождая пространство между нами, а другая ловит его запястье. Я отстраняю его пальцы от своего рта, мои губы все еще покалывает от его прикосновений. У меня кружится голова, как будто я могу опьянеть от одного его прикосновения.
Опасно.
— Ты не трезв. — Наклонив голову, я улыбаюсь. — Значит, тебе нельзя ко мне прикасаться.
Он копирует меня, наклоняя голову в сторону и глядя вниз, где я держу его запястье. — Но ты же меня трогаешь.
— Да, но я трезвая.
На его губах играет улыбка. — Значит, ты хочешь сказать, что мне разрешено прикасаться к тебе, когда я трезв? — Его тон звучит скорее как вызов, чем как вопрос.
Я обдумываю это. Потом смеюсь. — Я говорю «да» только потому, что сомневаюсь, что ты вспомнишь об этом разговоре утром.
Его взгляд скользит между моим ртом и глазами, пьяная ухмылка кривит его губы. — О, дорогая, я сомневаюсь, что смогу это забыть.
Я качаю головой, не пытаясь подавить улыбку, но потом вспоминаю, что все еще держу его за запястье. Я медленно опускаю его, позволяя ему упасть на бок, пока отвлекаюсь на то, чтобы еще раз оценить пятно.
Я вздыхаю в раздражении. — Очевидно, что это пятно так не вывести. Тебе придется снять рубашку и замочить ее.
Он злобно ухмыляется. — Ты пытаешься заставить меня раздеться? Опять? — Он говорит это слишком громко, и я уверена, что его слышат слишком многие. Я прижимаю его к дереву, зажимаю ему рот рукой, чтобы он больше не мог извергать из себя всякую чушь.
Я пытаюсь не смеяться и безуспешно. Я фыркаю и закрываю рот рукой, сотрясаясь от не совсем беззвучного смеха над своей нынешней ситуацией. При этом я чувствую, как губы Кая улыбаются мне в ладонь, и отдергиваю руку, прежде чем успеваю передумать.
— Не прекращай, — бормочет он.
Я чуть не давлюсь смехом. — Что не прекращать?
— Это. Смеяться.
Я замираю от его слов, не в силах удержаться от молчания.
Он смотрит на меня, слегка нахмурившись. — Ты никогда не слушаешь меня, не так ли?
И с этими словами меня тянут в сторону танцпола с ковровым покрытием.
— Что ты…? — шепчу я, когда он резко останавливается у края танцующих пар и поворачивается ко мне. Я не могу вымолвить ни слова, когда он подносит тыльную сторону моей руки к своим губам и проводит поцелуем по костяшкам пальцев. Затем его рот находит подушечку большого пальца, губы слегка прижимаются к ней и исчезают так быстро, что я думаю, не привиделось ли мне это.
Я ошеломленно молчу.
Кай, похоже, доволен.
Все еще держа меня за руку и широко улыбаясь, он делает удивительно уверенный поклон и говорит: — Можно мне станцевать этот танец?
Я не успеваю ответить, как он берет меня за руку и увлекает за собой на танцпол. Я оказываюсь в его объятиях, крепко прижавшись к нему. Его рот внезапно оказывается у моего уха, и он шепчет: — Я не спрашивал.
Я отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в лицо, и насмехаюсь. — Мне казалось, ты говорил, что ты джентльмен?
— Только когда я этого хочу.
Мои глаза блуждают по его испачканной рубашке, которая видна всем вокруг. — Кай, твоя рубашка. Может, тебе стоит переодеться…
— Дорогая, — прерывает он меня, шутливо хмыкая, — я привык к тому, что на меня попадают другие красные, липкие жидкости, гораздо хуже, чем вино.
Правда.
Я стараюсь отогнать эту неприятную мысль и позволяю ему провести меня по коврам. Солнце село, отбрасывая на гостей рядом с нами тени и мерцающий свет ламп. Это так знакомо — ощущение друг друга, шаги, флирт. Знакомо. Но больше всего меня поражает, как уверенно и твердо Кай стоит на ногах. Насколько четко он излагает свои мысли, даже находясь в состоянии алкогольного опьянения. Наверное, некоторые маски никогда не слетают.
И вот, наконец, это происходит. Кай спотыкается, всего на мгновение. Легкое движение ногами.
— Смотрите, у кого теперь неуклюжие ноги? — Я ухмыляюсь, не понимая, как сильно мне хотелось увидеть его борьбу во время танца. Во время чего бы то ни было.
Он бросает на меня тупой взгляд. — Да, ну, это обычно случается, когда ты пьян.
— Ты сказал, что ты только немного пьян, помнишь?
— Отлично. Тогда ты можешь мне немного помочь. — Он осматривает меня, качая головой от того, что видит. — Кроме того, твое платье очень отвлекает внимание. Мне оно нравится.
Я рассмеялась. — Это ужасное оправдание.
— Это потому, что я сделал тебе комплимент, а не оправдывался.
— Тогда это был ужасный комплимент.
Я вижу вызов в его глазах, прежде чем слышу его в голосе. — Тогда почему бы тебе не привести пример хорошего комплимента, Грей?
Я должна была это предвидеть. Конечно, он собирается использовать это как предлог для того, чтобы я наконец-то польстила ему — но я этого не сделаю. — Хорошо, — говорю я отрывисто. — Твои волосы выглядят очень… мягкими.
— Мягкими? — повторяет Кай с кашлем, который мог бы быть смехом. — Да ладно, ты можешь и получше. — Он наклоняется ближе, его голос дразнит, когда он добавляет: — И если ты захочешь провести пальцами по моим волосам, я не буду против…
— Твоя улыбка. — Я прерываю его, прежде чем он успевает соблазнить меня своим предложением. — Мне нравится, когда ты улыбаешься по-настоящему. Когда ты не надеваешь маску будущего Энфорсера или принца, а просто позволяешь мне видеть тебя. Я бы хотела, чтобы ты чаще улыбался мне.
Я сглотнула и замолчала. Это было совсем не то, что я хотела ему сказать, но от этого не становится менее правдивым. При виде этой улыбки легко забыть, кто он такой и чем занимается. При виде этой улыбки я вижу мальчика вместо смертоносной пешки короля. При виде этой улыбки я вижу того, кто больше чем друг, а не того, кто убил бы меня, если бы узнал, кто я такой.
И вдруг эта улыбка звучит очень опасной.
— Даже с моими дурацкими ямочками, тебе все равно нравится моя улыбка? — Кай говорит мягко, слегка задыхаясь, и мой ответ звучит так же.
— Даже с твоими дурацкими ямочками, Азер.
Его губы подергиваются в разновидности той улыбки, которую мне не стоит искать, но она мягче, чем те, что я видела раньше. Он открывает рот и…
— Малакай.
Мы переводим взгляд на королеву, стоящую в нескольких футах от нас, с приятной улыбкой на ее потрясающих чертах. — Не поделишься ли ты ею с другим джентльменом?
— Она моя на эту ночь, мама. — Кай снова смотрит на меня. — Небольшая плата за испорченную одежду.
Но королева исчезла, унесенная болтающими гостями и танцующими фигурами еще до того, как слова покинули рот Кая.
Я моргаю ему вслед, не в силах сдержать улыбку, расплывающуюся по губам. — Тебя зовут Малакай?
— Да, но меня также называли дьявольски красивым, разрушительно сильным, а в последнее время — наглым ублюдком.
— Тот, кто так тебя назвал, должно быть, хорошо тебя знает.
— Да, больше, чем я хотел бы признать, — тихо говорит он. Гул скрипок заполняет тишину, повисшую между нами. Когда он наконец заговорил, Кай тихо спросил. — Ты готова к завтрашнему дню?
Мне вспоминается тот же вопрос Китта на предыдущем балу, и я отвечаю: — А ты?
Он медленно выдыхает. — Я должен быть.
Наступает долгая пауза.
Улыбка, которую я ему дарю, грустная. — Я не об этом спрашивала.
— Умник, — бормочет он себе под нос, умудряясь вызвать у меня искреннюю улыбку. — Тогда правду?
— Всегда правду.
— Тогда нет. Я не готов, — вздыхает он, пригнув свою голову к моей. — Но у нас все будет хорошо. У нас всегда так.
Я ошеломленно киваю, не нуждаясь в том, чтобы он объяснял, что он имеет в виду. Обе наши жизни были чередой испытаний, которые нам пришлось пережить. Только сейчас мы проходим через одно из них вместе, и мы выберемся из него так же, как и в прошлом.
Как бы подчеркивая свои слова, он поднимает руку и щелкает меня по кончику носа, разделяя со мной улыбку. И вместо того, чтобы оттолкнуть его, как я знаю, я улыбаюсь в ответ.
Пока мы кружимся, установилась уютная тишина. Сад теперь купается в лунном свете, и лампы мерцают теплым светом над лицами, кружащимися рядом с нами.