— Очевидно, — говорит он с ухмылкой, кривя губы. — Но ты можешь остаться. — А затем он опускается на землю, удобно устроившись, закинув руку за голову.
Я вытаращилась на него. — Что ты делаешь?
— Жду, когда ты спустишься сюда и присоединишься ко мне.
Я стою и смотрю, как по его лицу медленно расползается улыбка.
— Это из-за платья? — спрашивает он, садясь и начиная стягивать с себя пальто. Когда оно сползло с плеч, он положил его на пол рядом с собой. — Ну вот, теперь ты не испачкаешься.
Я опускаю взгляд на простое шелковое платье, которое надела на ужин с королем и королевой. Оно довольно удобное, и мне было лень снимать его перед тем, как отправиться сюда. Кай, видимо, чувствовал себя так же, поскольку все еще был в своем изысканном наряде.
Но моя нерешительность присоединиться к нему не связана с тем, что я испачкала платье, а связана с тем, что я не должна здесь оставаться. Я должна повернуться, пожелать ему спокойной ночи и без лишних слов отправиться в свою комнату. Но ноги не дают мне уйти от него.
Он ожидающе похлопывает по пальто, и от этого зрелища у меня на губах проскальзывает придушенный смешок. — Как это по-джентльменски, но это пальто недостаточно велико, чтобы спасти мое платье от грязи.
— Если хочешь, я могу снять рубашку и постелить ее тебе, — непринужденно говорит он.
— Если подумать, — бормочу я, — то пальто будет достаточно. — Он усмехается, и я неожиданно иду к нему, игнорируя свои кричащие мысли, которые говорят мне об обратном. Я сажусь и медленно ложусь рядом с ним, наши плечи соприкасаются. Мы долго молчим, оба довольны тем, что смотрим на поникший полог листвы, слушая стрекотание сверчков рядом с нами.
Мне почти не хочется нарушать уютную тишину, но я тихо спрашиваю: — Почему ты здесь?
Он почти смеется. — Я прихожу сюда с детства. На самом деле, я упал с этого самого дерева, когда Китт бросил вызов на него залезть. И сломал руку…
Пузырек смеха проскользнул мимо моих губ, оборвав его. — Ты смеешься надо мной, Грей? — Он пытается побороть свою улыбку, добавляя: — Я рад, что ты находишь мою боль такой забавной.
Я прочищаю горло, пытаясь взять себя в руки. — Так что, ты пришел сюда, чтобы предаться приятным воспоминаниям?
— Что-то в этом роде. — Кай вздыхает. — Я прихожу сюда, чтобы подумать, чтобы остыть. Мне всегда нравилась здешняя тишина. Побег из дворца. — Он окидывает меня взглядом, а затем спрашивает: — Так почему же ты здесь?
Я слегка улыбаюсь и повторяю его слова. — Чтобы подумать. Мне нравится тишина. Побег.
Краем глаза я вижу, как его губы подрагивают, и на мгновение мы замолкаем, прежде чем я спрашиваю: — Есть ли причина, по которой ты притащил меня в эту грязь?
Я смотрю на его теневой профиль, когда он смотрит на ветви над нами. — Чтобы поговорить. Чтобы полежать здесь в тишине. — Он лениво пожимает плечами. — Это не имеет значения.
Я отворачиваюсь от него. — Значит, ты просто хочешь, чтобы кто-то составил тебе компанию?
— Не кто-то. Ты.
Я чувствую на себе его взгляд, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. — Тебе нужна тихая компания или разговорчивая?
Он издает звук, который мог бы быть смехом. — Только ты могла спросить меня о моих предпочтениях в отношении твоей компании.
Я наконец-то поворачиваю голову, чтобы встретить его взгляд. — Это был не ответ.
Он молчит долгое время, как будто изучает мое лицо, ищет мои глаза. — Поговори со мной.
Я пристально смотрю на него, и мой голос внезапно становится очень тихим, когда я наконец спрашиваю: — О чем?
Я вижу, как слабая улыбка кривит его губы. — О чем угодно. Обо всем. О том, о чем ты думаешь в этот самый момент, дорогая.
Я почти смеюсь. — Ну, сейчас я думаю о том, что этот плащ, на котором я лежу, слишком колюч для принца. — Он хихикает, а я добавляю: — А еще мне интересно, сколько костей вы с Киттом переломали.
— Слишком много, — вздыхает Кай, качая головой. — Сломанные кости и травмы были в основном у меня, хотя не все они были вызваны блестящими идеями Китта. — Он делает паузу. — Большинство было получено в результате моих тренировок. Особенно когда я учился использовать способности Целителя.
Когда его слова доходят до меня, я застываю. — Ты же не имеешь в виду… — Я мнусь, прежде чем попытаться снова. — Ты не должен был…
— Да, пришлось, — просто говорит он, глядя мне прямо в глаза. — Мне приходилось ломать кости, а потом их залечивать. Или иногда меня разрезали мечом, и мне приходилось учиться сшивать свою кожу.
Он говорит это так непринужденно, что я даже не могу представить, через какие ужасы ему пришлось пройти. — Как ты его не ненавидишь? — шепчу я.
Между нами повисает тишина.
Он грустно улыбается. — Потому что он сделал меня сильным.
Он говорит это слишком спокойно, и мне хочется поколебать его холодное спокойствие. Неважно, насколько сильным сделал его король. Принц передо мной, был всего лишь пешкой, созданной человеком, которого он называет отцом. От этой мысли мне становится плохо, хочется кричать.
И все же я понимаю.
Его слова поразили меня, задели за живое. Наши жизни, видимо, печально похожи, судьбы не сложились. Детство обоих состояло из обучения, чтобы стать тем, кем мы должны были стать, и никто из нас не вырос таким, каким хотел бы. Вот только отцы, воспитавшие нас, не могли быть более разными: один делал все из любви, другой — из жадности.
Люди не рождаются сильными, их такими делают.
И мы с принцем знаем это лучше многих.
Кай продолжает непринужденно, как будто его слова не выбили воздух из моих легких. — Ну, мы с Киттом получили несколько травм из-за своей глупости, но не все наши игры были опасными. На самом деле, поскольку наши любимые мальчишеские занятия, скорее всего, были связаны с насилием, моя воспитательница заставляла нас сидеть и играть в игры, которые она считала безопасными. — Он вздыхает. — Мы считали их скучными.
— Правда? — Я смеюсь. — В какие игры?
— Ну, — он протягивает руку, чтобы взять мою, — любимым способом мадам Платт мучить нас были пальчиковые войны. Хотя, мы бы все равно нашли способ сделать даже их жестокими.
— Пальчиковые войны? — Мои брови сходятся в замешательстве. — В этом словосочетании есть слово «войны», и это все еще считается безопасным?
Никогда еще Кай не выглядел таким озадаченным, и я снова чуть не смеюсь. — Ты никогда не слышала о пальчиковых войнах?
Его собственный большой палец проводит по моим костяшкам, заставляя меня сосредоточиться на следующих словах. — В трущобах единственной игрой, в которую я обычно играла, была попытка угадать, сколько монет лежит у кого-то в кармане, прежде чем я их украду.
Уголок его рта вздергивается вверх. — И ты играла в эту игру, прежде чем ограбить меня?
— Нет, но я бы проиграла, если бы играла, — хмыкаю я. — У тебя было гораздо больше серебра, чем я когда-либо видела в одном месте.
— Ну, только до тех пор, пока ты не умыкнула половину из него.
Я улыбаюсь, а он некоторое время молча наблюдает за мной. Когда мой взгляд падает на то место, где он все еще держит мою руку и отвлекает меня, проводя большим пальцем по костяшкам пальцев, он прочищает горло и наконец говорит: — Ну, игра, которой я тебя научу, не такая веселая, как твоя, я уверен. — Затем он покачал головой, пробормотав себе под нос: — Не могу поверить, что ты не знаешь, что такое война больших пальцев.
— Ну, судя по тому, как ты об этом рассказываешь, не похоже, что я много упускаю.
— Очень справедливое замечание. — Его губы дрогнули в ухмылке. — И именно поэтому я собираюсь научить тебя этому, чтобы мы могли страдать вместе. — Он поворачивается на бок и приподнимается на локте, наблюдая за тем, как я делаю то же самое. — Правила этой очень увлекательной игры просты. — Он переплетает наши пальцы, пока я смотрю. Затем он усмехается и протягивает другую руку, чтобы поднять в воздух мой большой палец. — Выиграть можно, прижав большой палец другого человека, но при этом ты должна держать руку и кисть неподвижно. — Он поднимает на меня глаза и спрашивает: — Понятно?
Я хмуро смотрю на наши соединенные руки. — Я начинаю понимать, почему ты находишь эту игру такой скучной.
Он смеется, прежде чем пробормотать: — Вперед.
Я даже не успеваю среагировать, как его большой палец сжимает мой, прижимая его к моей руке. Когда он поднимает на меня глаза, его улыбка самодовольна. — Я действительно думал, что твои рефлексы окажутся лучше, Грей.
— Я не была готова, Азер.
— Ну, в этом-то и смысл рефлексов.
Я полусерьезно закатываю на него глаза. — Ты невыносим.
— И тем не менее, ты все еще здесь, — мягко говорит он, его глаза светятся даже в тусклом свете, когда они перебегают с одного на другое.
На мгновение мы замолчали, пока я размышляла, как обыграть его в эту игру. Как обычно, лучшим вариантом кажется отвлечение внимания, поэтому я говорю: — Расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе не знаю.
Он, кажется, только слегка удивлен моей случайной просьбой, но ему требуется лишь мгновение, чтобы ответить. — Черника. Я ее не люблю.
Я подавляю смех. — Ты не любишь чернику?
— Нет, беру свои слова обратно. — Он делает паузу, похоже, что-то обдумывая. — Я ненавижу чернику.
— Есть ли причина для такой нелюбви?
— Ты пробовала ее? — спрашивает он, и я киваю в ответ. — Тогда вот. Это и есть моя причина. Она отвратительна.
Я разражаюсь смехом, и когда он открывает рот, чтобы что-то сказать, я обрываю его тихим: — Вперед.
Мой большой палец оказывается на его пальце, и я уже собираюсь похвастаться своей победой, как вдруг он легко вытаскивает его из-под моего. И снова он прижимает мой палец. — Восхитительная попытка отвлечь меня, дорогая.
Я вздыхаю в разочаровании. — Теперь я понимаю, почему ты ненавидишь эту игру.
— Нет, я ненавижу эту игру, потому что она скучная. Ты ненавидишь эту игру, потому что у тебя плохо получается.