Идеально.
Я резко дергаю его ногу вперед. Травма головы в сочетании с травмами, которыми я так любезно одарил его, сделала его слабым, шатающимся.
И он приземляется с тяжелым стуком на мокрую землю.
Я без колебаний бросаюсь к мечу, выскользнувшему из его руки. Я ползу, боль и адреналин смешиваются, создавая опасную смесь безрассудства. Грубая рука обхватывает мою лодыжку и тащит меня назад по грязи.
Я вскрикиваю от досады и страха, когда мои пальцы касаются рукояти меча, прежде чем меня оттаскивают. Я поворачиваю голову и вижу перекошенное от ярости лицо короля, такое же окровавленное и грязное. Я бью в ответ изо всех сил, насколько позволяет мне мое сломанное тело, и, услышав хруст, понимаю, что каблук попал в цель.
Король вскрикивает, из его разбитого носа течет кровь. Я вырываю лодыжку из его хватки и ныряю к мечу, обхватывая пальцами его рукоять.
Я поднимаюсь на ноги, каждое движение причиняет боль. Я весь в крови, промок до костей под проливным дождем. Пошатываясь, я иду к королю, тяжело дыша, волоча за собой меч по грязи.
Теперь я нависаю над ним. Забавно, как быстро наши роли поменялись местами. Я, собирающийся забрать жизнь. Он — чтобы стать жизнью, которую я забираю.
Зубы, которые он обнажил, окрасились в красный цвет от крови. — Разве ты не хочешь узнать, кто убил твоего отца, Пэйдин?
Эта фраза останавливает меч, который я собираюсь вонзить ему в грудь. Он хрипло рассмеялся и захлебнулся собственной кровью.
— Я уже знаю, кто это был, — процедила я сквозь стиснутые зубы. — Я видела, как ты вогнал меч ему в грудь. — Я снова обращаю внимание на оружие, зажатое в руке, не в силах больше выносить это и готовая…
— Неправильно.
Я замираю, прежде чем повторить: — Неправильно?
Он издал еще один хриплый смешок, и я не стала дожидаться, пока он перестанет кашлять кровью, прежде чем вонзить острие клинка в его грудь и медленно сказать: — Это был ты.
Он откашливается от своих следующих слов. — Забавно, как разум может заставить нас видеть то, что мы хотим. Ты уже ненавидела меня за то, что я сделал с твоими сородичами, так что тебе, должно быть, было легко убедить себя в том, что это я вогнал клинок в грудь твоего отца. — Кровавая улыбка растягивается на его губах. — Но это было не так.
— Лжец, — вздыхаю я, вдавливая меч еще глубже в его грудь.
Его следующие слова — не более чем истерический шепот. — Скажем так, твоя первая встреча с принцем произошла не тогда, когда ты спасла Кая в переулке.
Нет. Нет.
— Это было, когда он убил твоего отца.
Мир кружится вокруг меня, угрожая бросить меня на землю. Этого не может быть. Он лжет. Он лжец. Он…
— И его первое убийство тоже. — Король продолжает с кровавой, напоминающей улыбкой. — Это было первое задание, на которое я его отправил, и я думаю, что мальчик даже плакал после этого. Посмотри, как далеко он продвинулся. Посмотри, как хорошо я его обучил. Теперь он убивает по моей команде и почти не обращает внимания на десятки смертей, принесенных его руками.
Я едва могу дышать. Мальчик, который научил меня танцевать, залечил мои раны, спросил мой любимый цвет под звездами…
— Ты лжешь, — задыхаюсь я.
Он выпускает хриплый смешок. — Нет, ты лжешь себе, Пэйдин.
Воспоминания о той ночи, когда умер мой отец, вдруг кажутся такими размытыми, такими несфокусированными. Там, где раньше мне казалось, что я вижу лицо короля, теперь я вижу размытое тело. Я не могу разобрать ни одной детали, не могу вспомнить ничего об убийце моего отца.
Я качаю головой. Я не могу думать об этом сейчас. Я не позволю своим мыслям о Кае отвлечь меня от текущей задачи.
Ведь теперь я убью его отца.
И снова я вижу, что симметрия — это отвратительная вещь.
Я не потерплю поражения.
Кровавая улыбка короля.
Я не дрогну.
Истерический, издевательский смех.
Я не буду испытывать угрызений совести.
— Слабачка. Как и твой отец…
Меч, который я вонзаю ему в грудь, заставляет его замолчать.
Мои следующие слова звучат пусто, ужасающе спокойно: — Это за моего отца.
Он испускает слабый, хриплый вздох, поднимает голову от земли и смотрит на нанесенные мной повреждения. Его глаза расширяются при виде собственного меча, зарытого глубоко в его груди. Вслед за вздохом раздается булькающий звук, кровь затекает в уголки рта и вытекает из раны.
Я ничего не чувствую к этому человеку, умирающему у моих ног, умирающему от моей руки.
— А это, — я кручу рукоять меча, вызывая у короля крик, когда еще больше его плоти разрывается на куски, — это за Адену.
Он издает придушенный всхлип, когда я выдергиваю меч и бросаю его на землю. Я поворачиваюсь и нахожу свой кинжал, лежащий в нескольких футах от меня. С каждым шагом к нему я чувствую себя все сильнее, несмотря на то, что каждая рана ослабляет мое тело.
Серебристая рукоятка отцовского кинжала заляпана дождевой водой, кровью и грязью, как и я. Капли воды стекают по моему лицу, жаля открытые раны, когда я переворачиваю кинжал в руке. Я переворачиваю его раз, два, ощущая знакомый вес.
— А это тебе за меня, сукин сын.
Я пускаю кинжал в полет.
Глава 66
Пэйдин
Лезвие находит свою цель, направляемое моей ненавистью, моей душевной болью, моим бессердечием. Оно вонзается в горло, мгновенно прекращая хриплое дыхание.
Я вся дрожу, глядя на труп убийцы, который смотрит в ответ на существо, только что ставшее им.
Голова короля откинута в сторону, в горле застрял кинжал моего отца, глаза расширены и насторожены. По моей щеке скатывается слеза, смешиваясь с бисером дождевой воды, стекающей по лицу. Я вытираю ее окровавленными руками, не понимая, почему мне хочется плакать.
Может быть, это сожаление?
Нет. Не сожаление. Не раскаяние. Ничего даже близко похожего на чувство вины.
Это облегчение.
Я делаю неуверенный шаг к нему, намереваясь выхватить кинжал и броситься наутек.
Что-то привлекает мое внимание.
Я поворачиваюсь в сторону движения, несмотря на то, что мое тело кричит в знак протеста. Мой взгляд падает на блестящие, немигающие глаза. Девушка небольшого роста, со смуглой кожей и еще более темными волосами. Она моргает, ее глаза проясняются, а затем на ее лице появляется выражение ужаса.
А потом она бежит.
Зрение.
Я моргаю под дождем, глядя вслед удаляющейся девушке, которая, вероятно, только что записала, как я убиваю короля. Я едва успеваю осмыслить происходящее, как слышу тяжелые шаги по каменному туннелю справа от меня.
Я колеблюсь.
Мой кинжал.
Он мне нужен. Он должен быть у меня. Я…
Кто бы ни направлялся по этому туннелю, он идет быстро. Мне нужно выбраться отсюда. Я понятия не имею, друг этот человек или враг, и не собираюсь выяснять.
У меня нет ни минуты. Ни единой секунды, чтобы схватить свою драгоценность, а разбитое сердце — моя самая болезненная рана сейчас.
А потом я бегу.
Каждая частичка меня горит. Мое тело кричит, залито кровью, шатается от слабости. Но я не могу остановиться. Когда я добегу до конца дороги, справа будет лес и…
Мимо меня проносится нож, задевая своим острым лезвием предплечье.
Я поворачиваю голову и, споткнувшись, замираю от увиденного.
Все его тело в крови. Волосы слиплись от пота и крови. Между пальцами зажато тонкое лезвие, рука поднята и готова метнуть его в мою сторону.
И что-то щелкает при виде его.
Я вдруг снова оказываюсь в своем старом доме, прячусь за приоткрытой дверью и наблюдаю, как меч вонзается в грудь моего отца. Меч держит мальчик с волнистыми черными волосами, мальчик с серыми глазами, полными страха, мальчик, который только что стал убийцей.
Я вздрагиваю, глядя на те же черные волосы, те же серые глаза и того же убийцу, стоящего передо мной. При виде его сейчас воспоминания о той ночи вдруг становятся яснее, чем когда-либо прежде.
Кусочки головоломки, из которой состоит моя разрозненная память, начинают вставать на свои места.
В ту давнюю ночь мой разум заставил меня поверить, что это король убил моего отца, заставил меня обвинить человека, которого я уже ненавидела. И в каком-то смысле именно король убил его, только не своей рукой. Это его сын вонзил клинок в грудь моего отца.
У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на него.
Все вдруг приобрело смысл.
Притяжение. Связь. Знакомость. Меня так легко тянуло к нему, потому что в глубине души я знала его, узнавала, помнила. Он был мне знаком.
А теперь убийца моего отца собирается убить меня.
Мы смотрим друг на друга, и я вижу мальчика, который всю жизнь был орудием смерти короля, которым командовали и управляли, чтобы он стал убийцей. Он был создан таким. Его сделали зеркальным отражением того чудовища, которым был его отец.
Но это не делает его менее убийцей.
Его глаза поражают больше, чем его потрепанный, разъяренный вид. Этот серый взгляд — как дым от самого жаркого костра, и в то же время холодный, как ледяная крошка, пронзительный, как кончики сосулек. Эти глаза выдают ужас, который он испытывает, и выглядят так же, как в ту ночь, когда я увидела, как он забрал первую жизнь.
Я сделала это с ним. Я убила его отца.
Но сначала он убил моего.
Он знает, что я сделала. Вряд ли он забудет отчетливый вид кинжала, который я столько раз прижимала к его горлу — того самого кинжала, который сейчас торчит из горла его отца.
И все же его нож промахнулся мимо меня.
Кай не промахивается. Только если сам этого не захочет.
— Что ты со мной сделала?
Его слова почти затерялись в грозе, но они пробирают меня до костей сильнее, чем дождь. Я уже слышала, как эти слова срывались с его губ, когда они касались моих собственных. Я чувствовала, как этот дождь холодит мою разгоряченную кожу, когда мы были в нескольких сантиметрах друг от друга. Я уже чувствовала на себе его серый взгляд, в котором было много тепла, а не ненависти.