— Опознали трупы террористов. Эти точно из триады «Бамбуковый ствол». Личности довольно известные — наследили в Африке.
— Хм, — Михаил чешет переносицу. — Возможно ли, что вовсе не итальянцы устроили этот теракт в отличие от прошлого на окраине города?
— А сам Бородов устроил? Тоже думал об этом. Тем более иномирных тварей в «Ривьере» не видели. Наводит на грустные мысли, не правда ли, отец?
— Озвучь, — машет рукой Михаил.
— Возможно, Бородов вел сотрудничество с триадой, а через нее и с Пекином. Тогда его миротворческая позиция возникла неспроста, — цесаревич выделяет слово. — Скажу честно, я подозреваю, что князь одалживал Пекину свою старшую дочь в качестве дознавателя. Частое местопребывание Софии в Китае наводит на подобные мысли.
— София помогала китайским палачам? — приподнимает бровь Михаил. — Это обвинение в измене, сын. И для него нужны неопровержимые доказательства.
— Поэтому я не обвиняю, а только подозреваю. — Владимир сразу идет на попятную. — В любом случае, у Бородовых очень заманчивый родовой геном. Ментальное сканирование. Будь его носитель всегда у меня под боком, Тайная канцелярия добилась бы невиданных результатов. Может, ты помнишь — у Александра, помимо старшей, остались две несовершеннолетние дочери.
— К чему это ты?
— Ни к чему, — цесаревич разводит руками. — Просто взгляд в возможное будущее. Довольно привлекательное. Если бы вдруг и София почила, царская семья взяла бы опеку над маленькими княжнами?
Император медлит с ответом.
— Тебе бы это было позволено, сын, — слова падают тяжелыми камнями.
Для цесаревича же они звучат как скрип распахнутых врат.
Лукино Сальдоре сидит на табуретке в дознавательской комнате. Обезвоженный, уставший, но руки сегодня развязаны, что неожиданно. Жандарм бросает на стол его паспорт подданного Российской империи.
— Вы свободны, маркиз. Ваши люди тоже. Некоторые, — поправляется. — Многие скончались еще до допросов.
Понятно — допытали до смерти. Наверняка, Бородовы со своим ментальным геномом постарались.
— Я могу идти? — хрипит итальянец.
— Соболезную, — жандарм не обращает внимания на вопрос. — Вашего дядю убили почти две недели назад.
Глухой удар сердца, разносящий по груди атомный взрыв.
— Кто? — тихо выдавливают сухие губы следующего маркиза Сальдоре.
— Князь Александр Бородов. — Ну, конечно. — Самого князя тоже не стало. Через три дня его дочь-наследница будет присутствовать в Кремле на Даровании Жалованных грамот на дворянство. Банкет закончится ровно в девять.
Лукино молчит. Какие подробности! Теперь, понятно, почему его отпускают. Непонятно, правда, чем Бородова насолила российским верхам. Но он не против помочь высшим инстанциям органов политического сыска. Орденом, конечно, маркиза не наградят, но чувство удовлетворенной мести — тоже неплохо, верно?
Не отвечая, маркиз сцепляет слабыми пальцами паспорт. Истончившиеся ноги с трудом встают и хромают к выходу.
— Границы города вы не имеете право покидать, — бьет его в спину деловой официоз жандарма.
— И не придется, — раздается тихий хрип. — Кремль же в городе.
Церемония возведения дворянства только что завершилась.
Большой, двухъярусный зал. По обе стороны от входа вздымаются два золотых орла. На стене позади меня гобелен с еще одним вышитым орлом — двуглавым.
Я стою на сцене среди других счастливчиков, держа рамку с Жалованной грамотой. Прочие новоявленные дворяне — в основном, армейские офицеры — гордо сияют глазами. Они еще не отошли от шока, что их руку только что пожал сам император. Черногривый статный человек, с сединой на висках. Да, веет от мужика силой и властью. Но меня таким не впечатлишь. Сильных правителей много, хороших уже намного меньше.
Герб на грамоте нарисовали точь-в-точь как в заявке. Распахнутая пасть волка на фоне двух скрещенных синих зигзагов молний.
Вслед за остальными спускаюсь к толпе. Гости уже разбредаются по всему помещению, между смокингов и сверкающих платьев щеголяют короткими юбками официантки. Девчонки — загляденье, хоть на подиум их выставляй, но нет, почему-то на радость гостям бокалы разносят. Хотя лично меня сейчас поздравят две девушки краше раз в сто.
В сверкающем золотой парчой платье Белоснежка едва касается губами моей щеки.
— Рада за тебя, — ее преображенные голубые глаза счастливо сверкают.
Эх, как бы ни хотелось жамкнуть княжну за выпуклую, увитую золотыми узорами грудь, но теперь я благородный, надо поскромнее быть. Ничего — наедине отыграюсь. Возможностей полно. Уже полторы недели как я живу на вилле Бородовых, в лицей езжу только на уроки.
Всё дело в Осколке — после разрыва связи с камнем я боялся отягчающих последствий. Поэтому и следил за энергосеткой сестёр. Вроде обошлось. В итоге мини-«толчки» использовал не по значению. Слишком они зашли Софии. Только пощекочу ее меридианы, тут же со стоном наваливается на меня, трется об лицо своими дебелыми телесами, выпирающими из-под ночнушки. Ох, устоять трудно. Но пока держусь. Да и сама княгиня с усилием воздерживается от новых просьб заделать ей ребенка. Она только-только стала главой рода, не до декретов пока что.
— Поздравляю, дворянин, — слышу грудной голос справа.
На людях София обходится без прикосновений. Статус главы Великого Дома, все дела. Но я не я буду, если легонько не проведу рукой по ее точеной талии. Небесно-голубые глаза княгини загораются, от нагоняя она воздерживается.
Еще полчаса тусуемся у стола с закусками. Я ем, сестры смотрят — боятся помаду смазать, скромницы. Какие-то гости подходят, поздравляют меня, ведут светскую беседу с Софией. Кружок мужиков собирается нешуточный. Глотаю канапешки, со скукой глядя на пожирающие Софию глаза. Красотка, да еще и во власти. Завидная невеста, если подумать.
— Княгиня София, — подходит стройный мужчина. Другие гости расступаются перед ним.
— Ваше Императорское Высочество Владимир, — пепельноволосые сестры делают реверансы одна за другой.
Я делаю подобие поклона, больше похожее на кивок. Не привык спину гнуть, уж извините. Но цесаревич на меня не смотрит. Его острый взгляд направлен только на Софию — прямо в голубые глаза. Потом оглядывает Белоснежку — тот же яркий голубой сапфир вместо мягкого золота.
— Что с вашим криноменоном? — он явно в замешательстве.
— О, вы заметили, как приятно, — смущенно улыбается княгиня. — Видите ли, наш Осколок потерял силу. Бородовы больше не обладают даром ментального сканирования.
Новость шокирует всех, особенно наследника. Гримаса ярости искажает его лицо.
— Плохая шутка, княгиня София, — бросает блондин из свиты цесаревича. — Признайтесь — вы надели линзы?
— Согласна, граф Долгоногий, — София не реагирует на враждебный тон. — Новость, правда, печальная. Но я бы никогда не посмела принижать силу своего рода. Сегодня же я отправила обесточенный Осколок Его Величеству как прискорбное доказательство нашего упадка. К сожалению, Бородовы больше не способны оказывать услуги Тайной канцелярии.
Молчание тяжелым облаком повисает над столом. Один я похрустываю тарталеткой, чем вызываю раздраженный взгляд блондина.
— Да, — тяжело роняет цесаревич, отворачиваясь. — Бородовы отныне бесполезны для моего ведомства. Счастливо добраться домой, София.
Пожелание звучит как угроза. Это не ускользает от моего внимания, хоть бутерброд с семгой и офигительно вкусный.
— Благодарю, Ваше Высочество, — наша молодая княгиня тоже, конечно, заметила, но виду не подала. — Не будете любезны выслушать еще одну новость? Она касается напрямую закона Настьева о «возвышении дворян».
Теперь я весь подбираюсь. Весь этот разговор затеян, чтобы увидеть реакцию наследника на наши телодвижения по регламентации дворянского класса, которыми мы занимались последнее время.
— Чем еще порадуете напоследок? — недовольно оглядывается цесаревич.
Ослепительная улыбка Софии обещает ему неиссякаемую «радость».
— Накануне сегодняшнего вечера я подала в Земский собор законопроект противоположного направления. Проект предлагает узаконить условия для вручения герба.
Цесаревич молчит, сам мрачнее тучи. За него высказывается блондин, своеобразная кукла чревовещателя.
— Чем же вас не устроил закон князя Настьева? Он тоже предлагает установить конкретные условия.
Тут я вставляю свои пять копеек — а то наехали вдвоем на сударыню. Благородные мужи, блин.
— Для служилых — разве что, причем очень строгие. Полковник или действительный статский советник — выше только орлы. Но не об этом речь. Хочется жестить с офицерами и госслужащими — на здоровье. Только и про остальных не нужно забывать.
— Даешь советы? — рычит граф Долгоногий. — Да кто ты такой? Едва-едва получил герб по милости государя!
Цесаревич останавливает блондина рукой.
— Остальные? — криво усмехается он. — Сейчас угадаю — об одноклассниках заботитесь?
Смешок проходит по кругу собравшихся.
— Ну, Ваше Высочество, если только мои одноклассники создадут двадцать тысяч рабочих мест или получат патент на лекарство от очердного штамма африканского вируса, — пожимаю плечами. — Или выполнят другие пункты из списка, приложенного к законопроекту. Ее Сиятельство предлагает ввести четкие критерии для людей, не состоящих на госслужбе. А не просто полагаться на акт милости государя.
— Пригрели мы змею, — рычит с презрением блондин, переводя взгляд с меня на Софию. — А ее уже другая кобра приголубила. Жалко нельзя отозвать Жалованную грамоту.
Пожимаю плечами.
— Вы высказались? Теперь позвольте мне.
— Изволь, — хмыкает блондин.
— Вызываю вас на поединок чести.
Тишина теперь густая как масло. Словно пытаясь ее взболтать, дамы машут веерами. Впервые цесаревич заинтересованно смотрит на меня.
— Что? — граф Долгоногий хлопает глазами. А затем оскаливается. — По какому поводу, позволь узнать? Я не против, просто интересно, за что ты умрешь.