Бессменная вахта — страница 18 из 56

Все дальше уходит в прошлое образ молниеносно действующего работника уголовного розыска. Нет, никто из ребят в отделе не забывает о культуре. Спортивные разряды — у каждого как профессиональная необходимость. Все более культура духа, интеллект проникают в профессию оперативника. Резкая, грубоватая порой манера поведения и речь еще недавно кое у кого считались чуть ли не данью профессии. В отделе Овсиенко любые факты грубости изжиты давно и напрочь.

Я видел, как к лейтенанту Лисунову, старшему группы по борьбе с автоугонами, пришел рабочий, мастер по ремонту автомашин, и очень доверительно и долго говорил о наболевшем, делился сомнениями, высказывал свои предложения. Виктору уже давно нужно было идти на обыск, но он слушал внимательно, записывал, искренне благодарил.

— Для дела пока ничего нет, — вздохнул он, когда за ним закрылась дверь. — Но уверен, что этот человек, когда потребуется, откликнется первым.

Таких, как этот рабочий, много. Берут они на свои плечи, кроме рабочих обязанностей, гражданский долг по охране общественного порядка. Водитель центральной автобазы комсомолец Виктор Руппель вступил в поединок с вооруженным преступником и выиграл единоборство. Сегодня Руппель — сотрудник уголовного розыска.

И это тоже заслуга руководителя отдела. Он учил слушать людей, вернее, вслушиваться в их заботы и радости, в сложнейший духовный мир.


— Я из уголовного розыска, — совсем не грозно, просто объяснил Игорь Иванович.

— Какая-нибудь неприятность, товарищ? — осведомился «штангист».

— Да вот, — замялся Овсиенко, — тут, понимаете, у одного заслуженного товарища украли орден, точно такой, как у вас. Нет, я понимаю, вы тоже заслуженный товарищ, — залепетал Овсиенко, но у меня приказ, начальство…

Ребята в это время сантиметр за сантиметром «прощупывали» взглядом каждую складку приталенного костюма. Будто бы невзначай Рымбаев задел задний карман и очень вежливо извинился. Оружия у «штангиста» как будто не было.

А тот заметно обмяк, узнав об орденах, снисходительно вздернул бровь.

— Ну, это легко проверить, товарищ милиционер. У меня есть орденские книжки. Возьмем и сверим.

— Во-во, — охотно подхватил обрадованный пониманием Овсиенко. — А то, знаете, начальство… А вы сами-то откуда?

Не переигрывая, все более расслабляя Кирсанова (это был именно он, несмотря на некоторые портретные расхождения), Овсиенко узнал, что «работает» тот в Златоусте. Узнал и другие подробности, новые и все более убедительные неувязки с «легендой» преступника. Рымбаев с ловкостью заправского гардеробщика подал шубу, предварительно убедившись, что и там нет оружия. Овсиенко рассыпался в извинениях, приглашая в машину. Сам же повторял про себя одно и то же: «Только бы сел в машину, только бы сел».

Они «играли» так не потому, что опасались не справиться с физически сильным преступником. Случалось, что и один, и вдвоем с Рымбаевым «брали» сразу несколько хулиганов и отчаянно сопротивлявшихся дебоширов. Сейчас было очень важно «взять» Кирсанова без шума, без риска для находящихся в ресторане людей. Тем более, что оружие могло оказаться все же при нем.

— Де ж ты був так довго, Володю, — с типичным харьковским говорком встретил вошедших в кабинет начальник отдела уголовного розыска областного управления А. И. Кузьменко.

— Мы, тебя, Кирсанов, по краже шукалы и по убийству.

— А-а-а! — только теперь осознал роковой в своей жизни промах Кирсанов. Но применять силу было поздно, щелкнули на запястьях наручники…

В квартире у одной из приятельниц Кирсанова был найден пистолет, тот самый, из абайской сберкассы, маска и крупная сумма денег.

Вся операция заняла двенадцать часов. И на то, чтобы выспаться до завтра, еще оставалось время.

Х. СУЛТАНГАЛИЕВ,полковник милиции в отставкеКТО, ЕСЛИ НЕ МЫ?

С недавних пор часы для Анастасии Ананьевны Грязновой приобрели особую значимость. Поглядывала на них, ждала сына. По вечерам, когда за окнами быстро темнело, ей казалось, что стрелки еле-еле движутся. Борис стал приходить поздно. После уроков в школе ненадолго забегал домой, торопливо ел, рассказывал матери школьные новости и убегал снова.

— Патрулируем сегодня. В районе железнодорожного, — говорил он, уже стоя на пороге, высокий, стройный, весь стремление, порыв.

«Вырос как, — оглядывая сына, радостно удивлялась она, — вот опять пальто коротко стало, да и рукава чуть не по локоть».

— Ты уж там поосторожнее, Борис!

— Ладно, мам!

И она оставалась со своей, тревогой. Когда приходил с работы муж Георгий Алексеевич, шофер автобазы, становилось немного легче. Накрывала на стол, разогревала еду. Но тревога не отступала. Когда раздавался привычный стук сына в дверь — три раза частых и еще один после паузы, она бросалась открывать.

Помогая снять пальто, незаметно старалась прикоснуться к рукам, плечам сына, ощущая их молодую теплую крепость, а он, стряхивая снег, смеялся:

— Ну, что ты, мама! Я же не маленький. Дай я сам повешу…

А сегодня шапка у Бориса как-то странно, боком сидела на голове, он отворачивался от матери.

— Кто же это тебя так, сынок? — всплеснула руками Анастасия Ананьевна, сняв шапку.

На лбу Бориса темнел, расплываясь, огромный синяк.

— Да так, хулигана одного задержали. Катит на машине зигзагами. Ну и…

— Рыжий? В веснушках? — спросил Георгий Алексеевич.

— А ты откуда знаешь, пап?

— Да как же не знать! Наш же шофер. Дзюба. Пьет часто. Завгар говорил, что его сегодня задержали. Давно надо было это сделать.

Вскоре пришел одноклассник Бориса Николай.

— Выйдем-ка, Боря. Разговор к тебе есть.

Они вышли во двор.

— Вот что, — решительно начал Николай. — Нынче комсомольский патруль дядьку моего задержал.

— Кого?

— Дзюбу. Права у него отберут теперь — это факт. А он, знаешь, какой человек? Один ходит на медведя в горах Тарбагатая.

— Ну и что?

— А то, что вы перед ним — мелочь пузатая. Вот что! И туда же…

— Он был пьян, — сухо отрезал Борис.

— Так ведь ничего же не случилось!

— Могло случиться. Ехал-то как! Петляя, как заяц.

— Боря, ты не говори там, в милиции, что он выпивши был, ладно?

— Там уже без меня разобрались.

— Ну скажи им — ошибся, поспешил, мол, показалось, что выпил… Тебе поверят.

— Я этого делать не буду!

— Что тебе, больше всех надо? Ты и так — активист, в передовых ходишь. Он же дядька мне родной.

— Подлец ты, Колька! — медленно произнес Борис.

— Что? — Николай угрожающе шагнул вперед.

На шум прибежали отец и мать Бориса. Кое-как разняли ребят. Облепленные снегом, без шапок, они стояли готовые схватиться снова.

— Что случилось? Чего не поделили? — допытывалась Анастасия Ананьевна.

Николай зашагал прочь.

Борис все рассказал отцу. Мать не вмешивалась. Мужчины. У них дела и разговоры свои, мужские.

Георгий Алексеевич вышел из комнаты, тихо затворил за собой дверь. Встретил взгляд жены, полный тревоги.

— Ничего, мать, — только и сказал он. — Молодец у нас Борис! Правильный мужик растет. Погрей чайку. Почаевничаем да и успокоимся.

Она налила в чайник воду. Задумалась. Давно ли Борис был маленьким, а теперь совсем взрослый. Много у него появилось дел, комсомольских поручений. Везде он первый, нетерпим к несправедливости — это радовало и волновало материнское сердце. Учится отлично, заканчивает школу, в институт бы поступил… А Борис заладил одно: шофером буду, как отец! Рубах не настираешься отцу, все в автоле да мазуте. А когда гололед? А метель заметет, что нередко в этих краях! Только беспокойство да тревоги…

Не удержалась, все-таки заглянула к сыну. Борис спал. Темные от летнего загара руки спокойно лежали на одеяле. На глазу покоилась мокрая белая тряпочка — видно, отец приложил.

Часы медленно, с хрипотцой пробили полночь…


Комсомольское собрание в школе, где учился Борис Грязнов, было посвящено теме: «Знай и люби свой город». Борис серьезно готовился к докладу, занимался в библиотеке. Помогала ему и классный руководитель Валентина Федоровна Крюкова.

Борис рассказывал матери о том, что он узнал о своем родном городе Семипалатинске, восхищался людьми, которые живут и трудятся в нем. Потом задумался и сказал: «Знаешь, мама, хороших людей охранять надо. И кто, если не мы, комсомольцы, будем делать это?»

— Конечно, это так, — соглашалась мать. — Только зачем тебе-то всех впереди?

— А если все будут позади, за спины чужие попрячутся, тогда что?

Молчала мать. Да и что скажешь? Прав сын.

Но не только славному прошлому своего города посвятил доклад Борис Грязнов. Он рассказал о групповой драке в центральном кафе города, где подвыпившие подростки пустили в ход самодельные ножи и ранили шестнадцатилетнего дружинника. С гневом он говорил о распоясавшемся хулигане Самойлове, который на улице возле театра нагло приставал к прохожим и требовал денег. И находились такие, которые трусливо совали в его грязную руку смятые бумажки. Только бы не трогал. О многих других поступках, которые мешают людям, уродуют жизнь, рассказал Борис.

После его доклада 37 учащихся старших классов записались в комсомольскую дружину помощи милиции. Последним, боком протиснувшись к столу, попросил записать его и Колька.

— Эй, ты! Юный покровитель пьяниц, что так быстро перекантовался? — съязвил кто-то.

— Замолчи! — строго остановил Борис. — Пусть идет с нами. Покажет, на что способен.

Валентина Федоровна одобрительно кивнула Борису, и он размашистым почерком внес фамилию Николая в список…

* * *

В 1956 году Борис Грязнов окончил автодорожный техникум. Он был верен своей мечте. Георгий Алексеевич гордился сыном — продолжал Борис семейную традицию. Ведь и дед осваивал когда-то первые советские автомобили.

— Теперь, что же, сынок, на целину подашься? Зерно возить? — спросил он у Бориса.