Такенов подошел к колонке и оглянулся на капитана.
— Вот, Иван Васильевич, видите?
Следов возле колонки не было. Но на чистой ледяной корочке были видны бурые пятна.
— Скорее всего — кровь, — сказал Такенов.
— Похоже, — согласился Сергеев. — Будем вызывать группу?
— Вызывайте.
Сергеев подошел к машине, взял в руки микрофон рации:
— Дежурный? Направьте к нам эксперта и инспектора. Если свободен Мусин, то его.
Из-за угла показался сторож Трофим Михеевич.
— Привет начальству! А я уже здесь, товарищ капитан.
— Выходит, вы меня обогнали?
Михеич рассмеялся.
— Так вы на мотоцикле, а я на «Победе». Друг подбросил. У него «Победа», скажу вам, зверь! Ну и механика! Ей тридцать лет в субботу исполнится, а она все бегает. Она вроде меня: старая, а резвая.
— Так вы же с дежурства. Отдыхать надо.
— Успею. Интересно, что тут и как. Неужели, правда, кого порешили?
— Иван Васильевич! — позвал Такенов.
Сергеев обернулся:
— Слушаю, Мукаш Такенович!
— Подойдите сюда. Нож!
Нож увидел участковый инспектор. Рядом с ледяной окровавленной корочкой, образовавшейся от ледяных брызг у водоколонки, торчала рукоятка ножа.
Эксперт-криминалист осторожно вытащил его из снега. На ноже пока ничего не было видно — ни на рукоятке, ни на отливающем синевой лезвии, но работники следствия знали, что достаточно сбрызнуть его особым химраствором, как проступят отпечатки пальцев. А если на лезвие брызнуть из пульверизатора люминалом, невидимые сейчас пятна крови вспыхнут ярким голубым цветом.
Сергеев присмотрелся к ножу:
— Золинген. Золингеновская сталь. Немецкой плавки. Мне такой нож уже попадался.
— И мне эта штуковина знакома, — сказал вдруг Михеич.
— Ах, вот как! — воскликнул майор Такенов, — интересно!
Трофим Михеич, боявшийся, что его попросят удалиться с места происшествия, теперь приободрился. Теперь он выступал в роли свидетеля и стал, вроде бы, неприкосновенной персоной.
— Знакомая штукенция, — повторил Михеич. — Мы такие ножи у пленных эсэсовцев видели.
— Похож?
— Не похож, а именно такие. Носили их только эсэсовцы. Отборные ряшки, одеты в черное, черепа на фуражках, на петлицах, даже на кольцах. Это чтобы нам было страшно.
— Выходит, что нож трофейный. Какой-нибудь наш солдат привез его с фронта. Кому он принадлежал, интересно?
— Кому? — Михеич напряг память, и морщины на его коричневом лбу собрались гармошкой. У кого-то из бывших фронтовиков я такой видел. А вот у кого, запамятовал. Правда, давно, сразу после войны, пожалуй. Но видел. Как вспомню, сообщу непременно.
Для следователя майора Такенова и для капитана Сергеева важно было выяснить не только, кто совершил нападение, но и кто пострадавший. И еще — куда он с того места, где его видела Нина Винюкова лежащим на снегу, исчез. Или уволокли его? Или сам очнулся, ушел? Если ушел и никому ни о чем не заявляет, так, значит, сам виноват в чем-то?
Скорее всего ранен он был на рассвете. Человек бы замерз, пролежав ночь на снегу при тридцатиградусном морозе. А Винюкова наткнулась на него в половине восьмого. Все говорило о том, что происшествие случилось под утро.
Участковый инспектор и лейтенант Мусин нашли след волочения. Это навело на мысль, что раненый не сам ушел, его, живого или мертвого, куда-то утащили. След вел от колонки к одному из домов — третьему от угла переулка.
Поинтересовались, кто живет в том доме. Оказалось, одинокая женщина Тамара Федоровна Томилина. Работает на шахте.
В тот же день, вечером, Сергееву позвонили с автобазы.
— Товарищ Сергеев, с вами говорит Савченко Мария Павловна.
— Я вас слушаю.
— До нас дошел слух, что какой-то раненый лежал на дороге в районе самозастройки. Потом исчез. Дело, в том, что у нас на автобазе второй день не выходит на работу водитель Клюев.
— Но почему к нам никто из родных пропавшего не обращался?
— Он живет с родителями. Родители думают, что Клюев в дальнем рейсе. Но его вообще не было на автобазе. Час назад его отец позвонил мне и спросил, почему он долго не возвращается. И к знакомой сына он обращался, но и та ничего не знает.
— Спасибо… А как фамилия той женщины, знакомой Клюева?
— Томилина Тамара Федоровна.
С п р а в к а. Водитель автобазы № 3 Клюев Николай Андреевич, 1951 года рождения не вышел на работу в течение двух дней. Родители сведений о его местонахождении не имеют. Клюев, по их словам, полтора года тому назад, после демобилизации из армии, встретился с гражданкой Томилиной Тамарой Федоровной и жил с ней, не состоя в зарегистрированном браке, до того времени, пока несколько дней назад, 15 декабря 1973 года, не ушел от нее к своим родителям.
Томилина Тамара Федоровна, рабочая шахты имени 50-летия СССР, 1945 года рождения, семейное положение — разведена. На вопрос о местопребывании в настоящее время Клюева Н. А. ответила, что не знает, где он.
…Лейтенант милиции Абдыбек Мусин — совсем молодой человек, тонкий, в аккуратно пригнанной форме, по указанию следователя майора Такенова побывал в доме Тамары Федоровны Томилиной…
Дом остался Томилиной от родителей. Отец скончался, а мать три года тому назад переехала жить к сыну в город Фрунзе. Там трое ребятишек. Брат Томилиной по специальности электрик, образование у него среднее специальное. Тамара школу оставила, едва дотянув до восьмого класса. Через два года вышла замуж за веселого парня, баяниста и плясуна. Прожила с ним, однако, недолго. Детей у них не было. Плясун запил горькую, попал в профилакторий, а потом вообще исчез из родного города. Говорил, что уезжает на стройку, будет строить новую жизнь и честно трудиться. «Или грудь в крестах, или голова в кустах! Верна-а?» — говорил он со своими дружками перед отъездом, с которыми часами просиживал в пивной, именуемой чайной.
Тамара Томилина больше в брак не вступала, хотя были у нее претенденты. Настоящая любовь улыбнулась ей полтора года назад, когда вернулся из армии двадцатилетний Коля Клюев. И Клюеву она понравилась. Говорил, что жить без нее не может. Хотя на шесть лет был моложе Тамары.
Когда однажды, после третьего совместного похода в кино, она оставила Николая у себя на ночь, он заявил родителям: «Перехожу жить к Тамаре. А что старше она, это неважно».
Прожили вместе полтора года. И вот пять дней назад Клюев ушел. А через два дня исчез.
Лейтенант Мусин вошел в светлую, озаренную солнцем комнату. Бросалось в глаза, что хозяйке сейчас не до уборки. Кровать застлана кое-как, одеяло положено криво, у поддувала горящей плиты рассыпана зола. На столе — немытая посуда. Тамара — полноватая для своих двадцати восьми лет, красивая, кареглазая — была чем-то подавлена.
— Да нет его у меня! Третий день, как нет… Я и к его родителям бегала, к сестре. Они тоже ничего не знают. Ушел он. Просил прощения, что так вышло. Говорил, может, вернется. Но не пришел. Рассердилась я на него. Ведь клялся, божился, а тут ушел, наверное, к другой.
— Когда последний раз вы его видели?
— После того раза, как ушел, еще раз появлялся. Дня два, нет… три тому назад. Ничего не объяснил, утешал, дескать, так получилось, я еще молодая, еще все у меня впереди… Я ему ответила, что мне утешений не надо, пусть идет и барахло свое, которое у меня еще осталось, забирает. Он ответил, что потом заберет, а сейчас ему на работу надо.
Женщина, чуть прищурив глаза, с тоской смотрела мимо лейтенанта в окно, на стекла, изукрашенные морозными замысловатыми цветами.
Вечером капитан Сергеев сам собирался поговорить с Тамарой Томилиной. Появилось еще одно свидетельство причастности Томилиной к ранению Клюева, а именно показания Трофима Михеевича Васина.
Михеич явился в райотдел перед самым обеденным перерывом и в крайнем возбуждении заявил:
— Вспомнил я, товарищи, вспомнил! Ножик этот с фронта привез мой померший теперь уже приятель Федя Томилин! Он этой трофейной оружией и хлеб резал, и лучину колол, и тютюн крошил. Да, человека нет, а железка — вот она, в цельности сохранилась.
Иван Васильевич шел по безлюдным, притихшим под вечер переулкам самозастройки. Шел и думал о Тамаре. Ревность тоже может толкнуть человека на крайний поступок. Она — причина двенадцати убийств из ста, вспомнил Сергеев. Во многих окнах горел электрический свет. Но в доме Тамары Томилиной окна мрачно темнели. Скорее всего хозяйка была на работе.
Он вернулся на автобусе в центр города и увидел свет на втором этаже райотдела, в комнате, где работал Такенов. Сергеев поднялся к нему. Такенов собирал со стола бумаги и укладывал их в сейф.
— Все трудимся, Мукаш Такенович!
— Тружусь. Прокурор поджимает. А дел много… Но на сегодня хватит. Засиделся. Гайша ждет. Ничего, она понимает… Да, вот что! — майор порылся в бумагах на столе и подал одну из них Ивану Васильевичу. — Здесь заключение насчет ножа.
В заключении криминалистов научно-технической лаборатории сообщалось, что на ручке ножа в двух местах обнаружены отпечатки пальцев левой руки, а на лезвии — следы крови.
— По картотеке эти отпечатки не зарегистрированы. Таким образом, Лыков отпадает. Я было думал, не его ли это работа.
— Но так или иначе, ножом кого-то ранили или убили. Кровь на лезвии это подтверждает. А нож принадлежит скорее всего Томилиной. О Томилиной и другие сведения поступили.
— Сообщишь их по дороге, Иван Васильевич. Пойдем. Машину вызвать?
— Да лучше пешочком, врачи рекомендуют. Ты помнишь, как приучали солдат ходить в армии?
— Еще бы! С полной выкладкой — и марш! А что у тебя про Томилину?
— Неделю назад в продовольственном магазине на самозастройке Томилина встретила некую Зинаиду Луневу — буфетчицу из пивного бара. Томилина стала упрекать Луневу за то, что та отбивает у нее Колю. Кричала: «Ты молодая, найдешь себе парня, зачем на Николая свои бесстыжие глаза пялишь?». Назвала Луневу шлюхой.