. Петька-то наскоками бывает, по выходным дням жалует тебя. А нам ведь сазана живым в море надо перекачивать каждый день. Нерест не ждет суббот да воскресений. Бежит, как Или. Опаздываем, Ермилов. Сознаешь ты это?
ЕГОР. Ну, и перекачивай сам, если ты такой сознательный. А мы с Петькой и по выходным справимся с планом.
ДЕНИС. И наварчик себе обеспечите?
ЕГОР. И об этом позаботимся. А ты как думал, что мышь по муке пробежалась и не замаралась?
ДЕНИС. Ну и жмот же ты, Ермилов. Дюже охоч к навару. Вот и артель тебе рыбацкая не по нутру.
ЕГОР (выпрямляясь во весь рост). А ты, казачок-рыбачок, лучше помолчи о моем наваре. (Хватает Дениса за шиворот.) Пикнешь где — пойдешь сомам на подкормку, Ермиловы доносов не прощают.
ДЕНИС. Чумной, что ли? Пусти, говорю. Дай трубку поднять. Сам уйду.
ЕГОР (толкнув Дениса к выходу, подбирает трубку и бросает ему вслед). Заткнись своей трубкой, крохобор. Тоже мне, указчик нашелся. Жмотом называет. Я тебе покажу жмота! Кровью захаркаешь!
Денис уходит. Распахивается дверь дома. На пороге, потягиваясь спросонья, появляется широкоплечий, в брезентовой куртке и резиновых сапогах, взлохмаченный П е т р Е р м и л о в.
ПЕТР. Что за шум, батя?
ЕГОР. Дениса-соседа взашей турнул.
ПЕТР. Чем он тебе не потрафил?
ЕГОР. Ну его к черту. Скажи, как поспал?
ПЕТР. Всласть, как на курорте.
ЕГОР. Мужику отоспаться — сил набраться. Предвижу, сынок, ночка будет хлопотливая. Поэтому и заряд надо иметь прочный. А я, вот, почитай, вздремнул стоя. С ухой да сетью провозился.
ПЕТР. Ты у нас, папаня, двужильный. Выдюжишь ночку и не спавши.
ЕГОР. Ишь ты, двужильный! Не, сынок. Сдает твой папаня. Печенка треклятая покоя не дает. Ноет и ноет…
ПЕТР. Будет ныть, если ты каждый день на нее водку плещешь. Поменьше бы ты перед гостями форс гнул.
ЕГОР. Какой такой форс?
ПЕТР. Да все тот же — целыми стаканами водку хлебаешь, ни от кого отстать не хочешь.
ЕГОР. Подметил. А сам?
ПЕТР. У меня печенка здоровая.
ЕГОР. Верно говоришь. Годы мои не те. Однако давай за дело приниматься. Включай-ка фонарь. Покажи наш маяк гостям.
ПЕТР. Думаешь, пожалуют?
ЕГОР. Знамо, пожалуют. Сегодня же суббота.
За сценой на реке издали нарастает рокот моторки.
ПЕТР (прислушиваясь). Кто бы это?
ЕГОР. Знамо кто. Васька-моторист из лагеря физкультурников. По звуку его моторку узнаю.
ПЕТР. Кстати.
ЕГОР. Будет рыбу клянчить.
ПЕТР. И рыбки посулим, если поможет ловить. И тебе, батя, на ночь свобода.
ЕГОР. Поможет. Малый смышленый. (Показывая на реку.) Советую первый заплыв сделать от коряги вниз. Второй — в верховье.
ПЕТР. Вроде бы получается шиворот-навыворот. Что так?
ЕГОР. Пойдешь сверху — рыбу взбудоражишь на всем участке. Ныне сазан икристый, чуткий, шельма. Его надо обхитрить. Взять сонным и сполна. Смекаешь?
ПЕТР. Последую твоему совету, батя. Пойду встречу Ваську и сразу же на первый заплыв отправимся. Сеть готова?
ЕГОР (вслед Петру). Ваське-то больше десяти рыбин не давай. Да потребуй от него обещанные мясные консервы. Уговор был.
ПЕТР. Ладно. (Уходит.)
ЕГОР (заглядывая в котел, пробует уху). Кажись, соли маловато… Огонька надыть поубавить… И перчику пора сыпнуть… лаврового листика… (Напевает про себя: «Ты, моряк, красивый сам собою»…)
За сценой слышен рокот удаляющейся моторки. И вскоре из-за кустов появляется И в а н Р ы б и н в легкой куртке, с рюкзаком за плечами.
РЫБИН (подойдя к столу). Здесь живет Егор Савельевич Ермилов?
ЕГОР. Он самый.
РЫБИН. Тогда, здравствуйте, земляк…
ЕГОР. Что-то не припомню такого землячка.
РЫБИН. Иван я, Рыбин, сосед вашего брата Архипа. Из Красноярки.
ЕГОР (раскидывая руки). Ванюшка? Сынок Федота, друга моего? Ну, тогда давай обнимемся, что ли. Ведь я тебя знал только годоваленьким. Ишь ты, каким вымахал Федотов первенец! Садись… Рассказывай. Каким путем набрел на меня?
РЫБИН (снимая рюкзак). В Капчагай в командировку приехал. Там и узнал ваши координаты. Дай, думаю, загляну. Все равно же выходной. Чего одному сидеть в гостинице. Поклонов вам привез от земляков! Кучу!
ЕГОР. Ну, как там Архип поживает? Ты рассказывай, рассказывай. Как твой отец, матушка Фекла? Живы ли?
РЫБИН. Отец уже пять лет пенсионерствует. Мать тяжело больна.
ЕГОР. Кем же ты вышел?
РЫБИН. Работаю инспектором, там же в Красноярке.
ЕГОР. Ишь ты! Институт, небось, кончал?
РЫБИН. Народнохозяйственный. Женат. Детей имею.
ЕГОР. Знамо, и живешь не бедно?
РЫБИН. Не жалуюсь. Красноярку не узнаете, райцентром стала. Ведь давненько не были?
ЕГОР. Почитай, тридцать годков с гаком.
РЫБИН. Вы-то как поживаете? Варя? Петя?
ЕГОР. Дети выросли. Самостоятельные. Варька ведь тебе одногодок будет. Ныне в лаборатории работает. Разведением рыб занимается.
РЫБИН. Ученая, стало быть.
ЕГОР. Пока нет. Институт не одолела. (Задумчиво.) С мужем разошлась… Но ничего… цветет, на собственном «Москвиче» разъезжает. Петро — простой работяга. Электрик. Собирается «Волгу» купить. Он еще молод, двадцать пять годков стукнуло. Все впереди у него…
РЫБИН. А вы все рыбачите?
ЕГОР. Помаленьку. Вот подрядился перекачивать живую рыбу из реки в новое море, Капчагайское. Почитай, третий годок этим промышляю.
РЫБИН. Ну, а заработки какие?
ЕГОР. От казны месячный оклад восемьдесят целковых, да по двадцать шесть копеек за каждую сданную рыбину. Будь в ней килограмм или десять. Две сети и моторка тоже казенные.
РЫБИН. Вроде бы, неплохо!
ЕГОР. Это пустяки. Главный доход в наваре. Без него не купить бы Варьке «Москвича» и Петрухе не мечтать о «Волге». Однако, Ваня, ты рассказывай о Красноярке, Иртыше родном.
РЫБИН. Помните Иртыш? А почему уехали из Красноярки? Не жалеете?
ЕГОР. Колхоз пришелся не по нутру. На этой почве и с Архипом разошлись, как в море корабли. Он тогда председателем колхоза был. Дюже на меня наседал… Обзывал несознательным элементом.
РЫБИН. Отца узнаю — крутой мужик.
ЕГОР. Война с немцами шла. Меня тоже забрали. Да только до фронта не доехал. В Алма-Ату отправили. В военном госпитале служил. Уголь возил, дрова рубил, в котельной кочегарил. Анисью с годовалой Варькой из Красноярки перевез. А Петька тут уже родился. Вот так-то и проживаю. Ни-че-го, живем не тужим. Так своему батьке-активисту и скажи про мое житье-бытье.
РЫБИН. Отчего злобствуете на младшего брата?
ЕГОР. Он знает отчего, а тебе нечего знать. Ты не судья нам. Молод еще.
За сценой раздаются женские и мужские голоса, слышен играющий транзистор. Из-за кустов появляется М о с е е в — лысый, здоровяк. Он в спортивном трико. В руках мешок с поклажей.
РЫБИН. Кажется, гость жалует?
ЕГОР. Турист-прораб. Старый приятель. Будет рыбу на уху клянчить. Видать, целая артель накатила.
МОСЕЕВ. Егору Савельевичу наш нижайший поклон и почтение!
ЕГОР. Здорово, здорово, коль не шутишь. Опять на гулянку?
МОСЕЕВ. Угадал, Савельич. Больно тут места завлекательные. Опять целый автобус любителей природы привез. Двадцать гавриков.
ЕГОР. Где стоянку избрал?
МОСЕЕВ. Тут рядом, за поворотом реки.
ЕГОР. Удить собираетесь?
МОСЕЕВ. Удочки прихватили. А что?
ЕГОР. Нельзя. Запрет строгий. Инспектор нагрянет — беды не оберетесь.
МОСЕЕВ. Слыхивали и про запрет. Даже статью писателя Максима Зверева читали. Тоже защитник природы сыскался!
ЕГОР. Знамо, защитник.
МОСЕЕВ. Коль нельзя нам ловить, вот и просим тебя, Савельич, выделить нам рыбки на ушицу. А?
ЕГОР. Это мож-на. Я добрый. Сколько?
МОСЕЕВ. Бригада порядочная собралась. Два дня кормиться надо. Дюжина сазанов потребуется.
ЕГОР. Давай сумку. Пойду, нагружу из садка, пока приемщица Айгуль не нагрянула.
МОСЕЕВ. Цена, конечно, прежняя, Савельич?
ЕГОР. Таксу не меняем. Пять руб за голову. А обещанные краски приволок?
МОСЕЕВ. Слово держу. (Вынимает из мешка банки эмалевой краски.) Краски берешь как подарок, а за рыбу дерешь!
ЕГОР. Тоже сравнил. Ты, мил человек, краску откуда взял? Из казенного складу, с полочки. А рыбку надоть поймать. Давай сумку. (Уходит.)
МОСЕЕВ (обращаясь к Рыбину). Вижу, вы тоже к нему с поклоном, за рыбкой?
РЫБИН. Почти угадали.
МОСЕЕВ. Видали скрягу? Сам пошел, выбирать не позволяет. Чертовщина получается. Рыбу ловить в Или запрещено даже удочкой, а этот тип целыми центнерами, тоннами шурует сазанов направо и налево. Каково?
РЫБИН. Сами потворствуем. Видать, вы тут не впервые?
МОСЕЕВ. Бывал. Знаю этого жмота. Даром сопливого ерша не даст.
РЫБИН. Разве ерши здесь водятся?
МОСЕЕВ. Тут, братец, река кишит сазанами, белыми амурами, судаками, жерехами и даже осетрами. А насчет ерша — я так, к слову. Особенно сазан хорош. Уха из него ишь как пахнет. (Подойдя к котлу, открывает крышку.) Вот где его место. Ух, как в нос бьет! Чую, отменная ушица!
РЫБИН. Рыбацкая.
МОСЕЕВ. Мастак дед уху варганить. Однажды сам едал. Ух! (Бросает крышку на котел.)
РЫБИН. Да вот не вовремя у вас на сазанью уху аппетит разгорелся.
МОСЕЕВ. Как понять?
РЫБИН. Сазан-то нерестует, икру мечет.
МОСЕЕВ (махнув рукой). Вон о чем забота! Дорогой природолюбец, на наш век этого добра хватит.
РЫБИН. А после нас хоть потоп? Кстати, давайте познакомимся. (Протягивая руку.) Иван Рыбин.
МОСЕЕВ. Игорь Мосеев. Прораб-строитель. А я, грешным делом, подумал, уж не из рыбнадзора ли вы?!
РЫБИН. Боже упаси, я даже думаю к вам на уху напроситься.
МОСЕЕВ. Милости просим. Только, чур, со своей водочкой.
Возвращается Е г о р Е р м и л о в.
ЕГОР (подходя к Мосееву)