К а р т а ш о в. Отлично. Поведешь на Утес шлюпки. На батарею можешь не возвращаться. Разрешаю уйти в море вместе с ранеными…
Г у д ы м а. Как?
К а р т а ш о в. Ты понял меня?
Г у д ы м а. Как — не возвращаться?..
К а р т а ш о в. Повторяю: снять с Утеса раненых и уйти с ними в море. Наши корабли вас подберут.
Г у д ы м а. Товарищ капитан…
К а р т а ш о в (перебивает). Это мой приказ, Гудыма.
Г у д ы м а (тихо). Есть.
Пауза.
К а р т а ш о в. Отец у тебя по-прежнему болен? Ты как-то мне говорил.
Г у д ы м а (не сразу). Болеет. Сестра пишет, совсем плох стал отец… Весной хату строили. Поднял тяжелое бревно и слег…
К а р т а ш о в. Построили хату?
Г у д ы м а. Где там. Только начали.
К а р т а ш о в. Приедешь — достроишь и отца выходишь.
Г у д ы м а. Когда?
К а р т а ш о в. После войны. (Помолчав.) Пойди отдохни перед выходом в море.
Г у д ы м а. Есть. Свежим воздухом подышать охота.
К а р т а ш о в (понимающе кашлянул). Ухожу, если тебе в одиночку приятнее. Подыши, только не очень долго. (Уходит.)
Г у д ы м а (один). Тень на плетень… Уж сказал бы, как тот раз: вон с батареи! Ну что ж, пускай мне хуже будет. (Задумался.) А что я скажу ребятам?.. Прощаете, мол, ребятки, я еду от вас, прощайте… навеки.
Подходит Б е р е ж н о й. Мокрая тельняшка пристала к телу, брюки изорваны. Остановился.
Ты где пропадал?
Б е р е ж н о й. Закурить нема?
Г у д ы м а. Есть.
Закуривают.
Б е р е ж н о й. Ты чего отворачиваешься, не рад?
Г у д ы м а. Грипп у меня.
Б е р е ж н о й. Еле добрался до дому. И плыл, и карабкался по скалам. Раз пять срывался.
Г у д ы м а. Где ты был?
Б е р е ж н о й. У немцев.
Г у д ы м а. Я так и знал.
Б е р е ж н о й. Дернул меня черт остаться в окопе. Постою, думаю, на вахте. Смена придет — уложу финкой, а там и ты вернешься. Стою волнуюсь, потом вроде успокоился. Ну и… задремал.
Г у д ы м а. Заснул?
Б е р е ж н о й. Очнулся — мать честная, попался.
Г у д ы м а. Шляпа. Забрался к противнику в окоп и завалился спать. Ну не балда ли?
Б е р е ж н о й. Не ложился. Все время стоял.
Г у д ы м а (передразнивает). «Не ложился». Еще чего не хватало. Ох и взгреет же тебя капитан!
Б е р е ж н о й. Я ему весть худую принес, ох худую. Не знаю, как и сказать!
Г у д ы м а. Что такое?
Б е р е ж н о й. Жена у него погибла.
Г у д ы м а. Жена погибла? Откуда знаешь?
Б е р е ж н о й. Сорока на хвосте принесла.
Г у д ы м а. Мы уже думали, что и ты пропал.
Б е р е ж н о й. Чуть-чуть не пропал. Я ведь сбежал через окно. Фашист, видать, хитер попался, ловкач. Представь, стал меня коньяком угощать. Выпьем, говорит, за Москву. За Москву, говорю, выпью. А сам думаю: сейчас я тебе покажу Москву. Улучил момент да бац его кулаком по черепу, а сам шмыг в окно — прямо часовому под ноги. Пока с часовым возился, фашист очухался, хай поднял. А тут еще она замешкалась в окне.
Г у д ы м а. Кто?
Б е р е ж н о й. Лида, жена капитана.
Г у д ы м а. А она как там очутилась?
Б е р е ж н о й. Когда меня привели, она была уже там. Сидит в углу, смотрит на меня. Глаза большие. Говорю ей по-французски: «Вы чего на меня смотрите?» Улыбнулась: «Вы, говорит, ошиблись, я не француженка, я русская». — «Очень приятно», — говорю. А сам думаю: потаскуха ты, а не русская.
Г у д ы м а. Ты ее там оставил?
Б е р е ж н о й. Вместе убегли. К счастью, берег оказался в трех шагах от блиндажа, и мы быстренько сошли вниз к обрыву. Уговорились с ней плыть на батарею. Спрашиваю: «Плавать умеете?» — «Плаваю». — «Хорошо плаваете?» — «Как рыба». Ну я спокойно прыгаю в море. Вынырнул, жду. Слышу — грохочет по камням и в воду — бултых, рядом со мной. Я тут же нырнул, поймал ее, вытащил. Смотрю — мертвая.
Г у д ы м а. Разбилась?
Б е р е ж н о й. Да. Вынес ее на берег, думал, откачаю. Прощай, говорю, девушка, и прости, что не уберег тебя.
Г у д ы м а. Ты что расчувствовался? Что о ней горевать-то, раз она с немцами? Ты хоть расспросил у нее?
Б е р е ж н о й. Все расспросил. Зря я о ней подумал плохое.
Г у д ы м а. Зря?
Б е р е ж н о й. Ее привезли из концлагеря.
Г у д ы м а. Зачем?
Б е р е ж н о й. Для демагогических разговоров. «У тебя, спрашивает, муж капитан?» — «Да, капитан». — «Карташов?» — «Ну Карташов». — «Очень приятно. Бери, говорит, себе златые горы и реки, полные вина, и зови к себе мужа». Она их, конечно, послала к . . . такой матушке.
Г у д ы м а. Наш капитан им поперек горла стал. Вот что… Ты ему пока не говори о жене.
Б е р е ж н о й. Не говорить?
Г у д ы м а. Подожди. (Помолчав.) А еще лучше вовсе ему не говорить.
Б е р е ж н о й. Скрыть? Да что ты!
Г у д ы м а. А зачем его лишний раз расстраивать… перед смертью?
Б е р е ж н о й (дергает его за волосы). Ты опять о смерти заговорил?
Г у д ы м а. Семен, больно!.. (Вырывается.)
Б е р е ж н о й. Довольно. Что было — бачили, что будет — побачимо, и нечего голову вешать. Пошли на батарею.
Г у д ы м а. Пошли.
Уходят.
Появляется К а т ю ш а.
К а т ю ш а. Куда они девались? Только что разговаривали. Товарищ капитан!.. Говорил, чаю хочу. Пока дойдет, забудет про чай. А если и вспомнит, чайник не найдет без меня. Ни за что не найдет, не догадается посмотреть под подушку. (Вспомнила.) А кружка не мыта… Ой, попила и оставила.
Доносится грохот сорвавшегося с обрыва камня. Катюша настораживается. Из-за прибрежного куста, оглядываясь по сторонам, появляется А р к а д и й.
Отец…
А р к а д и й (вздрагивает, останавливается). Фу-ты, испугала меня.
Катюша подходит к нему. Пауза.
Замок-то ты не повесила, когда уходила.
К а т ю ш а. Ты сбежал?
А р к а д и й. Нажал на одну дверь — открылась, нажал на другую плечом — открылась. Выхожу, зову часового — никого.
К а т ю ш а. Вернись! Сейчас же вернись!
А р к а д и й. Одному возвращаться или будешь сопровождать? (Заметил у нее оружие.) Плоха у тебя, дочка, игрушка, плоха, не для девочек. Возьми вот мою. (Протягивает ей свирель.)
Пауза.
К а т ю ш а (берет свирель, дунула. Свирель издает звук). Спасибо.
А р к а д и й. Сохрани на память об отце. (Тоном шутки.) Ты, никак, собралась в меня стрелять? Правду мне цыганка сказала: «Смерть ты получишь через свою дочерь». Сбывается.
К а т ю ш а. Поворачивай обратно.
А р к а д и й. Ну что ты. Зачем же я пойду туда, в тюрьму? Не желаю я в тюрьме сидеть. Войди ты в мое положение.
К а т ю ш а. Обратно. (Наставляет пистолет.)
А р к а д и й. А рука-то дрожит. Небось нелегко на отца-то поднимать оружие? Или я тебе не отец?
К а т ю ш а. Нет… ты мне не отец.
А р к а д и й. Не отец?.. А кто?.. Дожил. Да родил-то тебя я? Поил-кормил, одевал я? А ты говоришь (надвигается на нее) — не отец…
Катюша стреляет вверх.
(Замер с поднятыми кулаками, опускает руки.) Отчаянная… В кого ты такая?.. Не в мать.
К а т ю ш а (спокойно). Не подходи. Ну что, пойдешь?
А р к а д и й. Не пойду.
К а т ю ш а. Что ж, подождем… Все равно сюда сейчас придут. Выстрел-то на батарее слышали.
А р к а д и й. Вырастил на свою голову… змею, будь ты проклята.
Голос Бережного: «Э-ге-гей!..»
К а т ю ш а. Сюда!.. Идут. Мы здесь!..
А р к а д и й (громко). Эй, кто там? Идите сюда, мы волка поймали.
Слышны приближающиеся голоса.
Чуют зверя.
Правый фланг огневой позиции батареи. Командный пункт Карташова. На возвышении стоит небольшое железобетонное помещение, похожее на купол, со смотровой щелью в стене по горизонтали. Это боевая рубка. К рубке ведет железный трап.
Слева внизу видна часть орудийной башни, кусок серого каменистого берега и море. В рубке двое — К а р т а ш о в и К а т ю ш а. Катюша под диктовку Карташова записывает в боевой журнал события последних часов.
К а р т а ш о в (диктует). «Пятнадцать часов. Полчаса тому назад отбита восьмая атака. Все четыре орудия вышли из строя. Патронов почти не осталось. С минуты на минуту ждем девятую атаку». Записали?
К а т ю ш а. Да.
К а р т а ш о в. Пишите дальше. «Сигнал для отхода получен еще вчера, но отойти не можем: шлюпки, на которых мы должны были покинуть Голубиный, утром отправлены на Утес под раненых. Шлюпки повел краснофлотец Гудыма. Шансов на то, что Гудыма довел шлюпки к Утесу, очень мало, почти никаких — сильный шторм. Отдал приказ подготовить батарею к взрыву. Последний из оставшихся в живых включит рубильник — и снарядные погреба взлетят в воздух вместе с фашистами».
К а т ю ш а (повторяет). «…взлетят в воздух вместе с фашистами».
Идет Б е р е ж н о й. Тянет конец электропровода и несет рубильник. Поднимается по трапу, заходит в рубку.
Б е р е ж н о й. Товарищ капитан, ваше приказание выполнил — погреба к взрыву подготовил. Разрешите прикрепить рубильник и подключить провод.
К а р т а ш о в. Прикрепляйте. Как ваша рука?
Б е р е ж н о й. Побаливает, а вообще ничего, воевать можно. А что? (Привинчивает рубильник к столу.)
Карташов ему помогает.
У меня, товарищ капитан, сейчас такое настроение, будто все это нас нисколько не касается. Погреба взорвутся, всех фашистов, которые ворвутся на батарею, накроет с потрохами, а мы останемся в живых. Утром посадил Вакуленко к Гудыме на шлюпку и говорю ему на прощанье: пиши, Петруха, не забывай меня. Ладно, говорит, только чур отвечать. Но тут же вспомнили, что ни у того, ни у другого нет пока определенного адреса. Запиши, говорит, мой домашний адресок: после войны черкнешь, встретимся. Записал. Нынче полез в карман — нет адреса. Сюда, туда — нет, даже испугался.