Ч е п е л е в. Брат не брат, но что-то вроде этого. Кто?
К о ч у б е й. Однополчанин, как говорят сухопутчики. А мы с ним даже в одной башне служили, в одном орудийном расчете. Его поставили снарядным и меня снарядным. Его патронным, меня тоже патронным. Меня установщиком прицела и целика, а его командиром орудия. Так я попал к нему в подчиненные. Так что можете делать вывод, кто перед нами: мой отделенный командир. Мучил нас!
С и н е г о р о в. Вот и неправда. Когда музицировали, случалось, что и выходил из себя. Не переношу фальшивых нот. Впрочем, очень скоро дело пошло на лад, да еще как пошло: первая скрипка в корабельном оркестре перешла от Синегорова к его ученику. Ребята еще смеялись: выучил на свою голову.
К о ч у б е й. Скрипка-то, часом, не та самая, которая у вас тогда была?
С и н е г о р о в. Та самая, товарищ адмирал. Берегу еще с тех пор, как зеницу ока. Всю войну с ней прошел.
К о ч у б е й. Та самая?
С и н е г о р о в. Помните, как вы исполняли соло в Доме Красного Флота в присутствии командующего? На этой самой скрипке. На вашей в тот вечер лопнула струна.
К о ч у б е й. Не было такого. Никогда на моей скрипке не рвались струны.
С и н е г о р о в. Было, товарищ адмирал. Как сегодня помню.
К о ч у б е й. Огорчен я. Не думал, не гадал, что встречу своего отделенного в таком месте со скрипкой. Анекдот какой-то!
Адмирал и офицеры выходят.
С и н е г о р о в (после паузы). Вот тебе и Кочубей. С виду был такой тихоня, такой робкий.
Входит О с и п о в.
О с и п о в. Забирайте свою скрипку и шагом марш.
С и н е г о р о в. Кто?
О с и п о в. Наш новый начальник штаба флота. Из-за опечатанной скрипки снял весь караул. А главного виновника, из-за которого здесь появилась эта проклятая скрипка, приказал освободить. По всему видно, еще тот мужик. Вчера, говорят, на «Бойком» зашел в камбуз, взял чумичку и давай пробовать матросскую еду прямо из котлов. Ну, и не понравилось ему что-то, щи или каша. Что было! Выстроил всех коков прямо у жаровень, командира поставил на первом фланге и давай драить. А на «Стремительном» обошел все матросские кубрики и столько выгреб сору из рундуков, что, когда весь мусор свалили на правый борт, корабль накренился. И что занятно — появляется всюду без предупреждения и один. Совершенно не терпит всяких там сопровождающих. На кораблях, говорят, ежедневно идет аврал. Драят палубы до упаду, так как в любой момент он может нагрянуть.
С и н е г о р о в. А караул почил на лаврах.
О с и п о в. Так кто же думал, что его дьявол принесет на гауптвахту?
С и н е г о р о в. Все мы великие мастера рассказывать легенды про начальство. И все легенды как будто смешные. А ведь ничего смешного в том, что вы сейчас рассказали, нет. Наоборот, все это очень грустно. Целый год копили в рундуках грязь и мусор, пока не пришел на корабль адмирал и не ткнул носом. Хорошо еще, что в рундуках, а не в механизмах. Так корабль только накренился, а то бы вовсе пошел ко дну.
О с и п о в. А все-таки занятный мужик наш начальник штаба. Пришел на гауптвахту и стал играть на скрипке. Скажи кому — не поверят. Ни за что не поверят.
С и н е г о р о в. Завтра пойдет гулять по флоту еще одна легенда. Ох, люди!
Помещение на гарнизонной гауптвахте. Решетчатые окна. Скамейки. На скамейке лежит Б у й н о в.
Б у й н о в. Скука. Мухи и те подохли до одной. Было бы тут поуютнее, а то дыра такая, что хуже не придумаешь. Чем-то пахнет. Мышами, что ли? Сейчас мы проветрим помещение. (Встает ногами на скамейку, разбивает в окне стекло.) Эх, поболтать бы с кем-нибудь!
Входят К о ч у б е й и Ч е п е л е в.
К о ч у б е й. И тут есть кто-нибудь?
Б у й н о в. Есть. Свято место не бывает пусто.
К о ч у б е й. Подойдите.
Буйнов подходит к адмиралу.
Вы кто такой?
Б у й н о в. Матрос Буйнов. А вы кто такой?
К о ч у б е й. Как видите — адмирал.
Б у й н о в. Что-то не знаю вас. Я всех наших адмиралов знаю в лицо. Ни на одного из них вы не похожи.
Ч е п е л е в. С вами разговаривает начальник штаба флота.
Б у й н о в. Хо!.. Начальник штаба у нас адмирал Комаров, невысокий такой, с животиком. (Соображает.) Вы — артисты. Угадал? Приходил один к нам на корабль, загримированный под лейтенанта. Мы его тут же разоблачили. Подзывает одного матроса: «Матрос Буйнов». — «Есть!» — «Не есть, а я». И тут же выдал себя с головой.
Кочубей и Чепелев переглядываются.
Ч е п е л е в. На этот раз вы ошиблись. Мы не артисты.
Б у й н о в. Рассказывайте! Во-первых, какой это адмирал ни с того ни с сего пойдет шататься по губе? Во-вторых, уж если адмиралу и взбрела бы в голову такая блажь, то за ним тянулась бы целая свита: комендант города, дежурный по гарнизону, дежурный по комендатуре, начальник караула, адъютанты. Сюда бы ввалилось человек сорок. А вообще ничего, сходство есть. Для гражданских, пожалуй, сойдет, а на нашего брата матроса разве угодишь? Выправочка у вас того… чересчур уж безупречная для адмирала. Адмирал не станет шить китель в обтяжку, потому что фигура у него уже не та. Зачем адмиралу выставлять свой живот напоказ?
К о ч у б е й (его это начинает забавлять). На каком корабле такие разговорчивые матросы?
Б у й н о в. А зачем вам корабль? Это военная тайна. В энской части, где командиром капитан-лейтенант Зима, как пишут в газетах.
Ч е п е л е в. Капитан-лейтенант Зима?
Б у й н о в. Так точно, Зима. Вы с ним знакомы?
К о ч у б е й. Приходилось встречаться.
Б у й н о в. Вот где формалист — жуть! Таких, как он, нет нигде. А злой, как черт. Идет по правому борту — на левый крен. Без конца нам объясняет устройство ствола. Канал ствола имеет столько-то нарезов, вьющихся вверх слева направо. Глубина нарезов такая-то, ширина — такая-то.
Ч е п е л е в. А какая глубина нарезов?
Б у й н о в. Это военная тайна. Смотря какой калибр. Однажды я не выдержал. Товарищ капитан-лейтенант, говорю, на кой шут мне нужно знать, сколько в стволе нарезов и куда они вьются? Учите меня стрелять быстро и метко. В бою кто больше выплюнул, тот и потопил.
К о ч у б е й. А он вам что?
Б у й н о в. Да ничего. Как заорет: прекратите разговоры! Получите двадцать суток ареста! А однажды взялся рассказывать нам устройство корабля, так целая комедия. Поставил доску, взял мел и давай рисовать чертежи, формулы всякие. Чертил, чертил, писал, писал и запутался окончательно: тыр-пыр… Бросьте, говорю, морочить головы себе и другим. Ведите нас в отсеки да покажите.
К о ч у б е й. А он что?
Б у й н о в. Спасибо тебе, говорит, Сашка, за критику, учту. Что?! Опять стал орать и опять сунул двадцать суток ареста. Пришлось опять идти загорать на губу.
К о ч у б е й. И часто вы здесь загораете?
Б у й н о в. Часто. Суток семьдесят уже набралось в этом году. Давно перебор. Грозятся отдать под трибунал.
К о ч у б е й. Кто?
Б у й н о в. З и м а. Кто же может додуматься до этого, кроме него? Он второй год угрожает мне трибуналом. Я уже привык. Мне теперь кажется, что так это и должно быть. Рано или поздно судить будут. А не все ли равно когда? Завтра или через год? Пускай бы завтра судили, чем ждать.
К о ч у б е й. За что вас собираются судить?
Б у й н о в. Не знаю. Найдут за что. По крохам столько наберется, что — ого!
Ч е п е л е в. Странно. Такой вежливый, такой исключительно тактичный матрос и, по всему видно, не болтун — идет под трибунал.
Б у й н о в. Подначиваете?
Ч е п е л е в. Но, к сожалению, ничем вам помочь не можем. Посочувствовать вам тоже не можем.
Б у й н о в. Штатские вы люди. Что мне ваше сочувствие? Кого вы хотели купить? Завести меня можно, но купить! А почему вы, собственно, шатаетесь по губе одни, без начальника караула? Посторонним не разрешается сюда входить. И куда часовой смотрит? (Встает ногами на скамейку. В окно.) Часовой! Ты зачем, лопух, сюда поставлен?
К о ч у б е й. Капитан второго ранга, урезонить арестованного.
Ч е п е л е в. Есть. Арестованный, подойдите ко мне.
Б у й н о в. Есть. (Подходит.) Только все равно не верю, что вы капитан второго ранга. Так не бывает, чтоб приходили запросто прямо на губу. Губа — не проходной двор. Тут тоже дисциплина.
К о ч у б е й. О да! А какие блюстители дисциплины! С такими жить — не тужить. (Чепелеву.) А мы вчера гадали на кофейной гуще, кому во флоте быть примером по дисциплине. Гауптвахте.
Ч е п е л е в. Определенно, товарищ адмирал.
К о ч у б е й. Оставим его в этом приятном заблуждении. А чтоб он скорее от него избавился, объявите ему десять суток строгого ареста.
Ч е п е л е в. Есть.
К о ч у б е й. Через коменданта.
Кочубей и Чепелев выходят.
Б у й н о в. Вот артисты! А! Или не артисты? Артисты или не артисты? Да что я волнуюсь, разве не один черт? (Лег на скамейку.) А что, если не артисты? (Встал.) Вот так история!.. А вдруг это адмирал? Из Москвы! Инспектор!.. Уф, даже мороз по коже!.. Ну, братцы, получил пробоину, иду на дно. Сообщат на корабль, и тогда не жди пощады. Разделают, как бог черепаху, так, что самому противно будет. Нарисуют какое-нибудь гороховое чучело вот с таким носом и подпишут — Саша Буйнов. Хорошо, если только фамилию, а то еще стихи сочинят такие, что ребята будут за животы хвататься. Распишут со всех сторон, разрисуют и все это хозяйство на экран, под веселую музыку. (Передразнивает.) «Сегодня мы демонстрируем очередной выпуск световой сатирической газеты «Швабра». Кому сатира, а кому полынь с крапивой. (Помолчав.) Взгляну в перископ. (Становится на скамейку, смотрит в окно.) Опять идут сюда. Остановились. Один направился к часовому, остальные стоят. Пропустил. Куда они держат курс? Похоже, идут ко мне. Погружайся!