(Растянулся на скамейке.) Грунт твердый, все бока отлежал. (Встал.) Эх, жизнь! До чего же надоела эта проклятая гауптвахта!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Просторная терраса на даче адмирала Кочубея. С нее открывается вид на рейд. Деревья и цветы растут не только в саду, но и на террасе в огромных ящиках, в горшках, и кажется, сад вместе с прохладой ворвался на террасу. На террасе — К о ч у б е й. Он в просторных светлых шароварах и в белой рубашке. Читает газету. Входит П р а с к о в ь я Г а в р и л о в н а.
П р а с к о в ь я Г а в р и л о в н а. Вы, Петр Акимыч, ждете сегодня к себе? Гостей?
К о ч у б е й. Матроса.
П р а с к о в ь я Г а в р и л о в н а. А я думала — гостей. Владимир Степанович Комаров, который жил здесь до вас, никогда не приглашал матросов. Адмиралы у нас бывали. Капитаны тоже изредка наезжали, но все какие-то робкие, послушные. А матросов не было.
Входит С о н я. Она в светлом платье. В руках большая папка.
С о н я. Я опять, кажется, не туда попала. Или туда?
К о ч у б е й. Не знаю.
С о н я. Я ищу дачу адмирала Кочубея.
К о ч у б е й. А зачем вам дача Кочубея?
С о н я. Не дача — адмирал Кочубей мне нужен.
К о ч у б е й. Кочубей перед вами.
С о н я (приняла за шутку). Может быть, и Кочубей, но не адмирал.
К о ч у б е й. Какое у вас дело к адмиралу?
С о н я. Это я только ему могу сказать. Адмирал Кочубей — хороший знакомый моего отца. Отец у меня тоже морской начальник. Он мичман.
К о ч у б е й. О, большая шишка.
С о н я. А вы кто?
К о ч у б е й. Адмирал. Я уже вам сказал.
С о н я. О, тоже большая шишка! Разыгрываете меня, товарищ.
Кочубей выходит.
П р а с к о в ь я Г а в р и л о в н а. Это он, дочка, Петр Акимыч Кочубей.
С о н я. Адмирал? Не может быть…
К о ч у б е й (возвращается одетый по всей форме). Слушаю вас.
С о н я. Ой, извините!.. Товарищ адмирал!.. Большое вам спасибо! (Целует его в щеку.) За отца! Он вчера вернулся из гауптвахты и все время вспоминает вас.
К о ч у б е й. Вы — дочь мичмана Синегорова?
С о н я. Да.
К о ч у б е й. Хороший моряк. А чем занимается его дочь? Простите, ваше имя?
С о н я. С о н я. Вообще я — художник.
К о ч у б е й. Художник?
С о н я. Вот… (Раскрывает папку, там целый ворох рисунков.)
К о ч у б е й (рассматривает рисунки). Вы хотите, чтобы я приобрел ваши рисунки?
С о н я. Что вы, товарищ адмирал! Своих рисунков я не продаю. Я их дарю! Хотите, подарю вам? Выбирайте любой, который на вас смотрит. Этот, этот…
К о ч у б е й (отодвигает рисунки). Подарки я принимаю только в день рождения.
С о н я. Они слишком плохи, чтобы их дарить в день рождения. И вообще… (Скомкала рисунки, бросила на пол.) Все это не то, не то!..
К о ч у б е й. Зачем вы это сделали? Были б вы матросом, я бы сейчас вас на гауптвахту.
С о н я. Я б тогда не стала с вами связываться. Вон Буйнов связался и схлопотал десять суток строгого. А я его рисовать начала. (Поднимает с полу скомканные рисунки, быстро находит среди них нужный.) Вот… Хорошее лицо, правда? Я, может быть, в жизни не встречу человека с таким лицом. Порой ведь годами ищут и не находят того, что нужно. Только посмотрела: «Он, мой шлюпочник!»
К о ч у б е й. Поздравляю вас с находкой.
С о н я. Спасибо. А на что он станет похож после того, как отсидит у вас десять суток на хлебе да на воде? Одни скулы будут торчать. Мне же его не в гроб класть!
К о ч у б е й. Вас кто-то напугал.
С о н я. Я хотела просить за Буйнова, чтоб его… отпустили, да не знаю, удобно ли? Как вы думаете, это возможно?
К о ч у б е й (весело). А почему бы и нет? Вы, видимо, не считаете это невозможным, иначе не пришли бы ко мне? Или вам посоветовали?
С о н я. Наоборот, отговаривали. (Помолчав.) Говорили: не трать понапрасну пороха, их не прошибешь.
К о ч у б е й. Кого это — их?
С о н я. Высокое начальство. Можно что-нибудь сделать? Я ведь картину пишу к выставке, а выставка откроется через месяц. Дорог каждый день.
К о ч у б е й. Дорога каждая минута, но при чем тут я?
С о н я. Вы, конечно, ни при чем, я понимаю. (Помолчав, вздохнула.) Буйнов получил, конечно, по заслугам, но бывает, что провинность прощают.
К о ч у б е й. Искусство требует жертв, так?
С о н я. Не понимаю. Каких жертв? Отпустить Буйнова — это жертва? Тогда не надо. Я лучше откажусь участвовать в выставке, чем принимать чужие жертвы. И вообще брошу рисовать, брошу училище, все брошу!.. Пойду работать на баржу! У меня картина — вот тут (показывает на голову) и тут (показывает на грудь). Не дает ни минуты покоя. А этот ваш… Буйнов все время… мерещится мне, как я не знаю. Только закрою глаза, он тут как тут, проклятый, стоит и улыбается, будто дразнится. А если и мне сесть на гауптвахту к Буйнову? Я бы его на гауптвахте стала писать. Там, надеюсь, свет есть?
К о ч у б е й. На хлеб да на воду?
С о н я. Ну, хотя бы. Я могу три дня ничего не есть.
К о ч у б е й. Я от вас жертвы не приму.
С о н я (в тон ему). До чего же вы все принципиальные — просто ужас. У меня есть один очень хороший знакомый. Тоже до того принципиальный, что собственную кошку посадил под арест, и она у него там сдохла.
К о ч у б е й. Зачем же кошку?
С о н я. Чтоб не царапалась. Кого бы исцарапать, чтоб и меня посадили на гауптвахту? Так хочу на гауптвахту! Я еще ни разу не сидела на гауптвахте.
К о ч у б е й. Так за чем же остановка? Сегодня же отправим. Орудия труда с вами?
С о н я (похолодевшим голосом). Какие орудия?
К о ч у б е й. Кисти, краски, холсты.
С о н я. Этюдник я захватила, этюдник со мной. (Выбежала. Возвращается с этюдником и с сумкой, нагруженной продуктами.) Вот.
К о ч у б е й. А это что? (Показывает на сумку.)
С о н я. Тут у меня хлеб, колбаса…
К о ч у б е й. Э, нет. Уговор был — на хлеб да воду.
С о н я. Согласна.
Кочубей отвернулся. Видно, как у него вздрагивают плечи от смеха. Выходит. Через некоторое время возвращается.
К о ч у б е й. Отец с матерью, наверно, волнуются: куда это наша дочь пропала с утра пораньше? Или вы доложили отцу?
С о н я (не сразу). Доложила.
К о ч у б е й. Отец, мол, я иду к адмиралу просить за матроса Буйнова. Так, что ли?
С о н я. Так бы он и разрешил мне поехать к адмиралу. Ни за что бы! Сама поехала — вот!
К о ч у б е й. Ну, а матери сказали?
С о н я. Да что я, маленькая, что должна все время отпрашиваться у родителей? (Помолчав.) Нет у меня мамы.
К о ч у б е й. Умерла?
С о н я. Погибла во время бомбежки. Хорошо, что папа остался в живых. Он у меня всю войну провоевал.
К о ч у б е й. А вы где в это время были?
С о н я. В детдоме. Я жила в детдоме до сорок пятого года, пока папа не вернулся с фронта.
К о ч у б е й (лукаво). А матрос Буйнов кем вам приходится?
С о н я. Никем. Он мне чужой. А вообще мы с ним знакомы.
К о ч у б е й. Что ж, разберемся. Я видел вашего знакомого всего один раз и то мельком.
С о н я. И посадили на гауптвахту.
К о ч у б е й. Он уже сидел там.
С о н я. Из-за меня. Это все из-за меня. Из-за меня ему от Зимы влетело. Я его в то воскресенье пригласила к себе домой.
К о ч у б е й. Рисовать?
С о н я (в замешательстве). Да. Говорю, если не придешь… не придете, я вас ни видеть, ни знать не желаю. Он пообещал, дал честное слово…
К о ч у б е й. И пришел?
С о н я. Пришел, но… без увольнительной.
К о ч у б е й. И вы заявили в комендатуру?
С о н я. Что я, с ума сошла?
К о ч у б е й (ирония). Так в чем же ваша вина? Это он виноват, что ушел самовольно. Сколько вам лет?
С о н я. Много. Девятнадцатый год пошел.
Входит Б у й н о в, одетый в новое обмундирование с иголочки, и м а т р о с, вооруженный винтовкой.
М а т р о с. Товарищ адмирал… (Растерялся.)
К о ч у б е й. Я приказал привести матроса Буйнова.
Б у й н о в. Есть матрос Буйнов.
К о ч у б е й. Матрос Буйнов? Не может быть.
С о н я. Он, он. Это — Буйнов!..
К о ч у б е й. Что вы мне голову морочите? Какой Буйнов? Я знаю Буйнова, столкнулся с ним на гауптвахте. (Окинул Буйнова с ног до головы.) Матрос — ни дать ни взять. Недаром вас собрались тут рисовать. (Соне.) Посмотрели б, какой он на гауптвахте? (Буйнову.) Камеру перепутал с театром, адмирала, совестно даже говорить при посторонних…
Б у й н о в. Виноват, товарищ адмирал.
К о ч у б е й. До чего же надоело нотации читать и слушать от вас одно и то же — виноват. Как будто я сам не знаю, что виноват. Караульный свободный.
М а т р о с. Есть. Разрешите идти, товарищ адмирал?
К о ч у б е й. Да.
Матрос выходит.
На словах-то вы все виноваты, а как в душе? Вашему «виноват» можно верить или нельзя? Нет, нельзя.
Б у й н о в (после паузы). Мне не привыкать.
К о ч у б е й. К чему?
Б у й н о в. Да что сомневаются, что не верят.
К о ч у б е й. Плохи ваши дела, если вам перестали верить.
Б у й н о в. Обидно.
К о ч у б е й. Почему же обидно?
Б у й н о в. Да потому, что не лгу я — вот. Никогда не лгу, товарищ адмирал! Когда я был маленький, отец все стращал меня: если ты хоть капельку соврешь, наковальня в кузнице растает, как воск, и тогда не быть тебе молотобойцем, а мне — кузнецом. Я очень боялся, чтобы наковальня не растаяла, и всегда говорил только правду.
К о ч у б е й. И стал молотобойцем?
Б у й н о в. Стал. У той же наковальни. Пишут — до сих пор не растаяла.
К о ч у б е й. А я в детстве любил задавать отцу вопросы: почему да отчего. Почему на море шторм бывает, а на суше шторма никогда не бывает? Почему в шторм море волнуется? Почему во время шторма небо обволакивается тучами — и так без конца. А отец задавал мне один и тот же вопрос: почему ты такой болтливый? Вам такого вопроса не задавали?