А н н а С т е п а н о в н а. Он у нас какой-то неласковый, не как другие дети. И когда ребенком был, тоже так.
И р и н а П л а т о н о в н а. А с отцом?
А н н а С т е п а н о в н а. Отец у нас очень занят, с сыном бывает редко, все я.
И р и н а П л а т о н о в н а. Он у вас один?
А н н а С т е п а н о в н а. Один. Все говорят, он у вас один, а потому избалованный. Уж поверьте мне, не баловали. Без моего разрешения он не смел шагу ступить, и вообще. Бывало, сделает такую обиженную мордашку и спрашивает: «Мама, почему мне ничего нельзя?»
И р и н а П л а т о н о в н а. Моя соседка точно так же воспитывает своего сына. Ему тоже ничего нельзя. Кошку трогать нельзя — она грязная, собаку погладить нельзя — у нее глисты, в кухню выйти нельзя — сгоришь, говорить громко нельзя — горло заболит, шалить нельзя — разобьешься.
А н н а С т е п а н о в н а. У кошки глисты.
И р и н а П л а т о н о в н а. Зато все прихоти исполняются беспрекословно. Ложится спать: бабушка, почеши мне пяточку. Бабушка садится у кровати и начинает почесывать внучку пяточку, иначе внучек задаст такой концерт, что в квартире не усидишь. Во время обеда чуть ли не всей семьей поют Славику песню, чтобы он лучше ел. И поют и пляшут перед ним. Вчера по случаю выходного дня с бедного папы семь потов согнал: «Папа, пляши, а ты, мама, пой».
А н н а С т е п а н о в н а. Сколько ему?
И р и н а П л а т о н о в н а. Четыре года. Ну и воспитание.
А н н а С т е п а н о в н а. Поневоле запляшешь, если ребенок раскричится.
И р и н а П л а т о н о в н а. Ведь уродуют ребенка, а потом будут сокрушаться, в кого он такой уродился.
А н н а С т е п а н о в н а. Вы, видимо, не очень любите маленьких детей?
И р и н а П л а т о н о в н а. Я люблю больших, которые все были маленькими. У моего отца, старого потомственного учителя, в дневнике, который он вел сорок лет, стоит эпиграф: «Кто не любит детей, тот мой враг». Не знаю, чьи это слова, его или кого-то другого, знаю только, что в этой фразе был выражен непреложный жизненный принцип, которому отец был верен всю жизнь.
А н н а С т е п а н о в н а. Все любят своих детей, а вот чужих не очень. Как только ребенок пойдет в школу, с ним дома нет сладу. Пока мой Боря не ходил в школу, я с ним меньше тужила, а стал школьником — пошли всякие неприятности.
И р и н а П л а т о н о в н а. Какие?
А н н а С т е п а н о в н а. Всех не перечислишь. С первого же дня дети начали по-всякому дразнить, толкать, щипать, проходу ребенку не давали. Я только и знала, что ходила в школу и умоляла педагогов не давать его в обиду. А сколько раз с ребятами говорила, срамила их, просила, грозилась родителям пожаловаться — ничего не помогло, наоборот, еще больше привязывались. Я просто вся извелась, а педагогам и горя мало. И так до пятого класса. В пятом он как-то сошелся с ребятами, но от этого не стало легче. Появились дружки, и все такие отчаянные шалуны. Испортили ребенка. (Вздыхает.) Я просто ума не приложу, как это у него случилось. По литературе! Странно.
И р и н а П л а т о н о в н а. Не занимался.
А н н а С т е п а н о в н а. Да он литературу с детства запоем читает, а этого Маяковского… Бывало, станет на кроватке, возьмется за спинку и начинает:
Крошка сын
к отцу пришел,
и спросила кроха:
— Что такое
хорошо
И что такое плохо?
Ребенку три годика было!.. (Обратила внимание на стенгазету, на которой большая карикатура.) Это… Борис? (Подходит к газете, про себя читает.) О ужас!.. Да кому какое дело, чем он занимается дома? Играет в карты?.. Неправда! Кто это написал такую ложь?
И р и н а П л а т о н о в н а. Фамилия автора внизу.
А н н а С т е п а н о в н а. Николай Петренко? Как ему не стыдно? А еще педагог!..
И р и н а П л а т о н о в н а. Это ученик.
А н н а С т е п а н о в н а. Я так и знала. И вы разрешили? И вы позволили ученику?.. Вы же педагог, а не знаете, что можно детям позволять, а чего нельзя. Я этого так не оставлю, ни за что не оставлю. Я до инспектора дойду, пусть и он полюбуется на эту газету и на то, как вы тут ставите отметки!.. (Выходит.)
Входит Н и к о л а й П е т р е н к о. Несет книги и сверток белой бумаги. Заметно, что он расстроенный.
И р и н а П л а т о н о в н а. Вы чем-то огорчены?
Н и к о л а й. Нет… Вот газету надо делать, а заметок не дают.
И р и н а П л а т о н о в н а (видит, что он не желает быть откровенным). Что вы сейчас сдавали?
Н и к о л а й (махнул рукой). Химию. Позор на всю школу.
И р и н а П л а т о н о в н а. Что случилось?
Н и к о л а й. Да ничего. Не решил одной ерундовой задачки, и теперь стыдно.
И р и н а П л а т о н о в н а. Поставили двойку?
Н и к о л а й. Нет. Она больше ничего не стала спрашивать. Идите, говорит, погуляйте, соберитесь с мыслями.
И р и н а П л а т о н о в н а. У вас очень усталый вид.
Н и к о л а й. Мало спал. Вот заголовок к газете рисовал.
И р и н а П л а т о н о в н а. Зачем вы это делаете за счет сна да еще в конце четверти?
Н и к о л а й. А когда спать-то? На дом задают много. Пока все выучишь, ночь прошла.
И р и н а П л а т о н о в н а. Всю ночь сидеть нельзя.
Н и к о л а й. Мы привыкли. Подставишь башку под кран — и дремоту как рукой. Или выскочишь на улицу да снегом лицо, голову, грудь. Снег шершавый, леденистый — до костей пробирает. Хорошо! Войдешь в комнату, а от тебя пар валит.
И р и н а П л а т о н о в н а. Когда же вы спите?
Н и к о л а й (лукаво). В обеденный перерыв, иногда на уроке.
И р и н а П л а т о н о в н а. Отдыхать нужно больше.
Н и к о л а й. Больше никак не получается — двойки пойдут. А у меня еще такой характер: тройку получишь — и то скребет, особенно если по истории или по литературе.
И р и н а П л а т о н о в н а (полушутя). А я вам скоро за ваш словарь отметку снижу. У вас вместо ударить — долбануть, вместо построить — отгрохать, вместо напутать — напороть, башка.
Н и к о л а й. Волнуюсь, оттого так и получается.
И р и н а П л а т о н о в н а. Следите за своей речью.
Н и к о л а й. Я как-то не замечаю. (Смутясь.) Если бы кто стоял рядом и поправлял.
И р и н а П л а т о н о в н а. Повнимательнее вслушивайтесь в речь других. Как только услышите что-нибудь такое, что режет слух, поправляйте. Так вы научитесь слушать себя. (Выходит.)
Входит К а т я Л о г и н о в а. Несет книги, завернутые в газету.
Н и к о л а й (встряхнул часы, поднес к уху). Катя, ваша «Победа» остановилась.
К а т я. Ну-ка дай. (Открывает часы.) Ой, ой-ой! Признавайся, механизм открывал?
Н и к о л а й. Наивный вопрос. А как же? Иметь собственные часы и не уметь их разобрать и собрать?
К а т я. Чем же ты их разбираешь?
Н и к о л а й. Чем придется. Где ножичком отверну, где ногтем, а где булавкой поддену или гвоздиком.
К а т я. Ой, люди!.. Да ты что, очумел? Это ж часы. Все проржавело, грязи целый воз, царапины. А потом пишут на завод рекламацию: часы не ходят. Где ж они будут ходить, если в них гвоздями ковыряются. (Надевает часы себе на руку.) Завтра покажу нашим девчонкам. Пусть знают, какие есть потребители.
Н и к о л а й. Нет, дудки. (Отнимает часы.)
К а т я. Не хочешь, чтоб я их починила?
Н и к о л а й. В мастерской починю.
Входит д и р е к т о р ш к о л ы.
Д и р е к т о р (обращаясь к Борису, который нерешительно идет за ним). Входите, входите. Где вас тут нарисовали? Ага, вот. Похож. Как вы к этому относитесь?
Б о р и с. Философски.
Д и р е к т о р. Хорош философ. Вот что, философ, не пора ли вам кончать праздную жизнь. А то мать волнуется, и нам уже надоело это дело.
Б о р и с. Какое дело?
Д и р е к т о р. А вот прочитайте. Тут как в песне, лучше не скажешь. И все про вас. Сколько вам дать на размышление? Три дня достаточно? Если вы через три дня не представите справки с места работы, нам придется с вами расстаться. Вы меня понимаете? А за прогулы запишем вам строгий выговор с последним предупреждением об исключении из школы. Надеюсь, вы на меня не обидитесь?
Б о р и с. Все?
Д и р е к т о р. А к этому как относитесь, тоже, философски?
Б о р и с. Я могу идти?
Д и р е к т о р. Как идти? От занятий вас не освобождали. (Выходит.)
К а т я. Ты как разговариваешь с директором, бессовестный?
Б о р и с (пожимает плечами). При чем тут совесть? (Хотел уйти.)
Н и к о л а й. Борис.
Б о р и с. Да.
Н и к о л а й. Сколько там тебе дали на размышление? Три дня? А не мало ли?
Б о р и с. Не пойму, остришь ты или радуешься? (Идет к выходу, обернулся.) Древнегреческий философ Гераклит как-то сказал: «Рад дурак, что у него не так, как у других».
Н и к о л а й. Это он про тебя.
Б о р и с. История никаких разъяснений на этот счет не дает. Но судя по всему — тебя имели в виду. Адью. (Хотел уйти.)
Н и к о л а й. Борис.
Б о р и с. Ну!
Н и к о л а й (язвительно). Уходить нельзя. От занятий тебя не освобождали.
Слышен звонок, оповещающий начало занятий.
Слышишь? Это на урок.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Хорошо обставленный рабочий кабинет в квартире Ногаевых. Мягкая мебель, обитая бархатом, новый кожаный диван. Вдоль стены стоит высокий стеллаж, заполненный книгами. На письменном столе беспорядок: как попало лежат книги, тетради, бумаги. На лестнице, подставленной к стеллажу, сидит Б о р и с Н о г а е в, чихает, копаясь в пыльных книгах. Одет он в новую полосатую пижаму, на ногах меховые тапочки. Вид заспанный. А н н а С т е п а н о в н а натирает полы.