Д р е й л и н г (сорвавшимся до визга голосом). Молчать!..
И с к р о в (спокойно). Спрячьте самолюбие, господин фон Дрейлинг! Уже много лет вам приходится этим заниматься. Но я нужен Гитлеру не мертвым, а живым. Брест вам удалось взять только мертвым. А меня вам необходимо взять живым, только живым.
Дрейлинг выбегает. Искров открывает дверь.
Лагерэльтесте!
Вбегает к а р а н т и н н ы й у б о р щ и к.
Убрать!..
Уборщик забирает подносы, уходит.
Купе вагона. Шторы опущены. Под потолком ослепительно ярко горят сильные электрические лампы. И с к р о в сидит в наручниках, щурясь от света. Входит п о л к о в н и к с академическим значком.
П о л к о в н и к. Скажите, генерал, Красная Армия будет продолжать свое сопротивление после падения Москвы?
И с к р о в (встрепенулся). Неприятель не войдет в Москву. Он будет разбит под Москвой.
П о л к о в н и к Должен огорчить вас, генерал: свидетелем этого вы, во всяком случае, не будете.
И с к р о в. Возможно… (По лицу его проскользнула быстрая улыбка.) Я не буду свидетелем. Но вы, полковник, будете непременно.
Лампы гаснут. Входит э с э с о в е ц, снимает с Искрова наручники.
И с к р о в. Что случилось?
П о л к о в н и к Поздравляю вас, генерал.
И с к р о в. Благодарю, полковник.
П о л к о в н и к Вам известно, с чем я вас поздравляю?
И с к р о в. Нет.
П о л к о в н и к Я поздравляю вас с благополучным прибытием в Берлин.
Вестибюль фешенебельного отеля. Входят И с к р о в и два вооруженных г е с т а п о в ц а. Искрова встречает почтенный седой д и р е к т о р о т е л я.
Д и р е к т о р (кланяясь). Мы все ждем вас, господин генерал. Позвольте проводить вас в ваши апартаменты. (Ведет Искрова по лестнице.)
Гестаповцы остаются в вестибюле, затерявшись между колоннами. К Искрову подходит молодой п о л и ц а й-о ф и ц е р в зеленой фуражке. Следует за ним. Директор и Искров входят в номер.
Очень удачно. Сегодня утром выехал господин директор «Фарбениндустри». Для господина генерала освободилось прекрасное помещение. Меню… Не угодно ли? Завтрак… Обед… Ужин… (Выходит, кланяясь.)
Из решетчатого ящичка радиостанция Геббельса надрывно кричит о скорой победе. Искров выключает радио. Входит к е л ь н е р.
К е л ь н е р. Гейнц Раубенгеймер, профессор, лауреат Нобелевской премии. (Вручает визитную карточку, выходит.)
Входит Р а у б е н г е й м е р. Это высокий, немолодой человек в очень хорошо сшитом коричневом костюме. Искров жестом приглашает Раубенгеймера сесть. Тот кивком благодарит, садится. Искров тоже садится.
Р а у б е н г е й м е р. Я очень рад случаю засвидетельствовать вам свое уважение, господин Искров, и лично с вами познакомиться.
И с к р о в. Благодарю.
Р а у б е н г е й м е р. Огромный талант и знания, коллега, принесли вам заслуженную известность в Европе. Вы — достойный преемник графа Тотлебена… Я буду польщен, если вы позволите мне принять вас у себя, как подобает в нашем кругу.
И с к р о в (живо). Позволю. Отчего не позволить? Где и когда?
Р а у б е н г е й м е р. С вашего позволения, генерал, я пришлю за вами свою личную машину завтра. Приятного отдыха. (Улыбаясь, выходит.)
Искров прилег на диван, закрыв в изнеможении глаза.
Главная квартира инженерной службы Германии. Кабинет Раубенгеймера. Он в эсэсовском мундире. На груди позвякивают ордена — железные кресты всех классов.
Входит И с к р о в. Навстречу ему, улыбаясь, идет Р а у б е н г е й м е р.
Р а у б е н г е й м е р. Я выгляжу попугаем. Извините. Только что вернулся от премьер-министра Пруссии и главного лесничего господина Германа Геринга. Мы много говорили о вас. (Усаживает Искрова в кресло.) Вопросы Геринга касались главным образом вашей политической биографии. А я, откровенно говоря, даже не знаю, принадлежите ли вы к партии коммунистов или нет. Лично мне это безразлично.
И с к р о в. Неужели?
Р а у б е н г е й м е р. Я знаю вас как ученого, читал вашу книгу о разрушениях и заграждениях — эту в высшей степени авторитетную работу. Читал много ваших статей. Мне известно… (Разворачивает досье, быстро перелистывает его.) Мне известно еще следующее: профессор, доктор военных наук, генерал-лейтенант, родился в Омске, в семье военного чиновника. Шестьдесят три года…
И с к р о в. Непременно добавьте: коммунист.
Р а у б е н г е й м е р. Стоит ли? Я отлично понимаю, что ваше высокое положение в советских войсках обязывало вас вступить в партию — точь-в-точь, как это произошло со мной. Но мне кажется, из этого вовсе не следует, что вы считаете для себя партийную программу коммунизма символом вашей веры. Я, например, оставляю за собой…
И с к р о в. Мне нет никакого дела до того, как поступите вы. А мои убеждения не выпадают вместе с зубами от недостатка витаминов в лагерном рационе. И от того, какое общественное положение я занимаю в настоящее время, моя идеология ни в какой мере не зависит. Я принял на себя долг коммуниста и благодарю партию за честь и доверие. И при всяких условиях — решительно при всяких — сохраню свою честь.
Р а у б е н г е й м е р. Искренно сожалею, что затронул этот, собственно, малоинтересный вопрос. Мы — приблизительно одних лет, но вы, как я вижу, много моложе меня: задорны и способны волноваться из-за пустяков. Успокойтесь. (Наливает воды в стакан.) Не будем говорить о политике. Я уважаю ваши знания и ваше ученое имя. Мне больно видеть вас, генерал, в состоянии вынужденного безделья. Для человека, привыкшего работать в науке, насильственное исключение из области умственных интересов — страшнее всякой каторги.
И с к р о в. Вы правы, господин Раубенгеймер.
Р а у б е н г е й м е р. Я много потрудился, чтобы вы оказались в Берлине. И естественно, мне хотелось увидеться с вами и вывести вас из небытия. В Германии привыкли ценить людей высокого интеллекта. (После паузы. Осторожно.) Командование уполномочило меня предложить вам условия, на которых вы могли бы работать совершенно так же, как работали всю вашу жизнь.
И с к р о в. А именно?
Р а у б е н г е й м е р. Пожалуйста. Вы освобождаетесь из лагеря. Вы живете в Берлине как частное лицо, но жалованье получаете по чину. Вы…
И с к р о в (с любопытством). Чем я заслужу эти блага?
Р а у б е н г е й м е р. Пожалуйста. Вы будете вести вашу обычную научную работу. Посещать библиотеку генерального штаба, проводить мероприятия научно-испытательного характера. Можете организовать конструкторское бюро и лабораторию. Можете руководить своими помощниками, выезжать для проверки ваших расчетов в полевых условиях на любой фронт. Кроме Восточного, конечно. Можете заниматься всякого рода научными обобщениями, совершенно самостоятельно выбирая для них темы…
И с к р о в. Но я не могу и не хочу быть вам полезным. Ведь я присягал на верность своей Родине.
Р а у б е н г е й м е р. Да… Однако вы никому не обещали выбросить за окошко свою ученую квалификацию.
И с к р о в. При чем тут — обещал или не обещал? Вот представьте, что мы с вами поменялись ролями: вы — пленник, а я…
Р а у б е н г е й м е р. Понимаю, что вы хотите сказать. Я бы вел себя благоразумнее, чем вы.
И с к р о в. Позвольте вам не поверить, господин Раубенгеймер. Я тоже читал ваши работы.
Р а у б е н г е й м е р. Любопытно, что вы о них думаете?
И с к р о в. На свежесть и оригинальность ваши труды, честно говоря, не претендуют. Но глубокая эрудиция придает им несомненную значительность.
Р а у б е н г е й м е р. Не очень лестно.
И с к р о в. В каждой строке, в каждой мысли, которую вы стараетесь вбить в головы, чувствуется убежденный нацист.
Р а у б е н г е й м е р. Это не мешает мне быть терпеливым и доброжелательным по отношению к вам, коммунисту. И советую не торопиться с отказом. Прежде хорошенько подумайте. У вас будет для этого несколько дней. И знайте: от вашего решения зависит все.
Искров встал. Поднялся и Раубенгеймер. Молча глядят друг на друга.
И с к р о в. Прощайте, господин Раубенгеймер. (Выходит.)
Отель. И с к р о в сидит у письменного стола и просматривает газеты. На другом, круглом, столе стоит ваза с фруктами, нетронутые бутылки с вином, конфеты. Искров покосился на стол, берет одну конфету, ест.
Входит к е л ь н е р.
К е л ь н е р. Граф Бредероде.
И с к р о в. Граф Бредероде? Это его портрет в газете? (Показывает.)
К е л ь н е р. Граф Бредероде в штатском. А этот — военный. (Выходит.)
Входит высокий худой человек с грубым, точно у статуи со старинного рыцарского надгробия, лицом. Это — граф Б р е д е р о д е, правая рука Гиммлера.
Б р е д е р о д е. Я вас не обеспокоил, генерал?
И с к р о в. Ничего, граф, я привык. На портрете вы совсем другой. (Показывает.)
Б р е д е р о д е. Здесь я в мундире. В тридцать шестом году зимой в этом отеле останавливался маршал Тухачевский. По-моему, даже в этом номере. Помню, он сделал мне замечание за то, что я явился к нему в штатском.
И с к р о в. Маршал Тухачевский не был в тридцать шестом году в Берлине.
Б р е д е р о д е. Был. (Достает из кармана фотографию.) Пожалуйста, убедитесь. Сидя вот здесь, на этом диване, мы снялись с ним на память. Я храню.
И с к р о в. Фотография совсем свежа.
Б р е д е р о д е. У маршала были основания скрывать свои симпатии к Германии. Вы многого не знаете, хотя и общались с ним двадцать пять лет. Это был в высшей степени честный и благородный человек. Но скрытный.
И с к р о в. Неправда. Он был открытый и прямой.
Б р е д е р о д е. Упрямство, с которым вы отвергаете старания германских ученых восстановить ваше положение, поистине удивительно.