– Не начинай дела, которое не в силах завершить, – не раз говорил он. – Не завидуй другим, гордись тем, что имеешь.
С годами Санхар начал замечать, что с ним происходит что-то непонятное. Вечерами, особенно после захода солнца, он начинал ощущать странную усталость, почти незнакому прежде. По утрам тело не переполняла энергия бодрости, как обычно. Ему не хотелось вставать, а тянуло поваляться в постели подольше. Затем появилась сонливость. Особенно остро он ощутил это с приходом зимы. Он стал на удивление вялым и ленивым. Возникло странное навязчивое желание, крепнувшее с каждым днём: хотелось спрятаться в тихом тёплом уединённом месте и уснуть. И чтобы его никто не трогал и не беспокоил. Его начали раздражать люди, и даже самые близкие и любимые существа – Акс, Грациан, Элида.
Не зная и не понимая, что с ним происходит – мать никогда не рассказывала о чём-либо подобном – Санхар сначала обеспокоился, что заразился какой-то тяжёлой болезнью, которую организм не может побороть. Но затем и Акс стал ленивым и сонливым, а Санхар не знал ни одной болезни, которой могут болеть Бессмертные, одновременно и люди, и животные. Тогда Санхар понял, что то, что происходит с ним и его другом детства, естественное состояние их бессмертных тел, которые, по-видимому, нуждались в каком-то периоде покоя после долгих лет активной жизни. Они с Аксом были почти ровесниками. Если Санхар родился от бессмертных родителей, то Акс переродился в довольно раннем щенячьем возрасте. Поэтому им почти одновременно понадобился такой отдых. Те же, кто стал Бессмертным в зрелые годы, как, например, его мать, отец или Грациан, не нуждались в подобном отдыхе.
Санхар не знал, сколько продлится такое состояние, и каким оно будет – подобным сну или мнимой смерти, как при перерождении, и сколько продлится: декаду, месяц или год, поэтому, с первым весенним теплом приготовил себе убежище в тайном укромном месте. Это была сухая прохладная пещера в труднодоступном месте, куда мог взобраться только такой сильный человек, как он. Для большей безопасности, он снабдил её крепкой дверью с внутренним запором. В пещере он поместил толстое ложе их сухого мха, сена и веток юсса и покрыл его меховой накидкой. Затем приготовил запас пищи в виде бочонка солонины и припас бочонок лёгкого вина, которое хорошо утоляло жажду и могло храниться долгое время.
Когда убежище было готово, Санхар сообщил близким, что должен на некоторое время покинуть их, и отправился к убежищу пешком, в сопровождении верного Акса.
Стояла ранняя весна, когда он вошёл в пещеру и закрыл за собой дверь. Сняв лишнюю одежду, положив рядом оружие, он вытянулся на ложе, закутавшись в тёплое шерстяное покрывало. Тело приятно расслабилось. Он не стал больше сопротивляться непреодолимой усталости и желанию закрыть глаза и уснуть. Акс покрутился по пещере и улёгся у его ног, положив морду на вытянутые лапы. Оба закрыли сонные глаза, и вскоре погрузились в глубокий, похожий на оцепенение, сон.
Санхар не сказал, когда вернётся, и Элида, и Грациан терпеливо его ждали. Но прошла весна, за ней жаркое грозовое лето, промелькнула осень, а следом и зима. Прошёл год, а о Санхаре не было ни слуху, ни духу. Он никогда прежде не оставлял замок так надолго. Грациан начал беспокоиться, но Элида не теряла присутствия духа. Она правила баронатом твёрдой рукой. Лукиан ещё не достиг совершеннолетия и не мог вступить в свои права, да и не стремился к этому. Ему нравилась беззаботная жизнь юного наследника. Он ходил в походы или развлекался на охоте, кутил со сверстниками на пирушках и познавал женскую любовь, устраивал турниры или охотничьи соревнования. Он совсем не желал забивать голову проблемами замка и бароната, управлять и руководить, решать споры и вершить правосудие, подсчитывать доходы и расходы, и думать о тысяче других необходимых дел.
После загадочного исчезновения Санхара, Грациан как бы остался не у дел. Элида прекрасно справлялась со всем сама, к тому же у неё имелись более компетентные помощники. Лукиан тоже вырос и более не нуждался в его опеке. Мильса постарела, стала зрелой матроной, а Грациан оставался двадцатипятилетним парнем, во всяком случае, внешне.
Чувствуя свою ненужность, Грациан решил покинуть замок и уехать в путешествие. Сообщив о своём решении Элиде, которую никак не тронуло это известие, он взял на конюшне хорошего коня, прихватил свои немалые сбережения, и покинул замок, направившись в Медаус, куда они так и не попали с Санхаром в своё время. Он планировал вернуться в замок спустя какое-то время, в надежде, что Санхар к тому времени объявится.
А пока под копытами его коня стелилась узкая серая лента каменистой горной дороги, петлявшей среди лесистых гор и холмов Ледеберга, и он ещё никогда не чувствовал себя таким одиноким…
Конец второй части
Часть третья. Доблестный сын
Глава 1
Пробуждение было медленным и тяжёлым. Первым проснулось сознание, но глаза не открывались, словно веки склеились. Но и с закрытыми глазами Санхар ЗНАЛ и ОЩУЩАЛ окружающее пространство. Он ещё не видел, но уже ЗНАЛ, что его оцепеневшее тело обступают массивные, шероховатые, влажные стены, до мельчайших подробностей ЗНАЛ, как выглядит пещера, в которой находится, ЗНАЛ, что снаружи в разгаре лето, солнце поливает землю знойными лучами и веет лёгкий северный ветерок. Эти знания странным образом переплетались в мозгу с остатками уходящего сна, и непонятно было, это ещё сон или уже явь.
Затем пробудилось тело. Лёгкие болезненно сжались, а затем судорожно распрямились, наполняясь воздухом и насыщая побежавшую по жилам кровь необходимым кислородом. Сердце застучало сильно и ровно, разгоняя застывшую в долгом сне кровь, бег которой отдался в пальцах рук и ног неприятным покалыванием. Санхар снова попытался открыть глаза, и тяжёлые веки неохотно поднялись, впуская в отвыкшие от работы зрачки скудный свет, на который они болезненно отреагировали. Несколько раз моргнув, чтобы разогреть застывшие мышцы и увлажнить пересохшие глаза, Санхар попытался подняться, но тело, оцепеневшее в долгой неподвижности, не слушалось. Ему пришлось по очереди, применив волевое усилие, напрячь все мышцы одну за другой несколько раз, пока суставы и конечности приобрели некоторую гибкость и подвижность. С трудом поднявшись, Санхар сел, ощутив сильное головокружение, которое быстро прошло.
Последними проснулись чувства. Первым и самым сильным стала жажда. Санхар вспомнил о припасах и потянулся к стоявшему рядом бочонку. Вытащив затычку крепкими зубами, нацедил в запыленную кружку прохладную, пенящуюся, кисло-сладкую жидкость и с жадностью выпил. В желудок влилось ещё несколько кружек, пока жажда не отступила. В голове немного прояснилось, в теле исчезло чувство тяжести, но зато появился невыносимый зуд. Санхар почесал руку, затем спину, потом грудь. Послышались треск и сухой шелест. Осмотрев себя, он увидел, что кожа слазит грязно-серыми лохмотьями, обнажая здоровую, упругую, розовую, как у младенца, чистую кожу. Сбросив одежду, Санхар скрутил её в жгут и начал усиленно растирать тело, отслаивая и сбрасывая старую кожу, словно линяющая змея. Он заметил на ложе и свои старые свалявшиеся волосы. Пощупав голову, обнаружил новые – густые, шелковистые и блестящие, словно серебро, ещё не слишком длинные, едва прикрывавшие шею и уши.
Растираясь, обратил внимание на неимоверную худобу тела – кожа да кости. Это его не удивило, ведь, пока он спал, организм поддерживал силы собственными запасами.
Приведя себя в порядок, Санхар вспомнил об Аксе. Пёс ещё спал, вытянувшись на боку, в коконе из старой вылезшей шерсти. Зато новая, белоснежная и шелковистая, искрила в полумраке, словно свежевыпавший снег при свете звёзд.
Санхар откинул запор и распахнул дверь, впуская в пещеру свет, тепло и свежий воздух. Выйдя на солнце, подставил горячим лучам жаждущее тепла и света тело, и физически ощутил, как солнечный жар проникает внутрь, обжигая новую нежную кожу и прогревая кости. С каждой живительной волной Санхар получал заряд энергии, которая наполняла его, словно жидкость пустой сосуд, возвращая телу необходимые силы. Только, когда испытал знакомое чувство избытка сил, он вернулся в пещеру и вынес наружу Акса. Тот уже проснулся, но был ещё вялым и скованным. Санхар уложил его на солнышке, а сам оделся, взял оружие и спустился вниз.
Как только тело полностью восстановилось, оно потребовало еды. Еды сытной, калорийной и питательной – мяса. Санхар тут же, непостижимым образом, УЗНАЛ, что поблизости находится крупное животное, и ЗНАЛ, в каком направлении его искать. Это новое чувство всезнания отличалось от прежнего эмоционального восприятия. Раньше он просто чувствовал эмоциональные проявления живых существ, лишь различая их и отделяя людей от животных. Но сейчас он просто ЗНАЛ, словно видел всё каким-то непостижимым образом, и знания эти были чёткими, понятными и конкретными: вон там пасётся олень, он находится на небольшой поляне у ручья, а в десяти шагах севернее по лесу крадется горный волк в поисках мелкой дичи; в двух шагах справа, среди камней, скользнула змейка, убегая от него – Санхар это ЗНАЛ, хотя и не видел самой змеи.
Санхар подтянул тетиву, вставил в арбалет стрелу и направился к оленю. Он подкрался к животному с подветренной стороны, и олень не почуял его приближения. Хватило одного выстрела, чтобы сразить животное наповал. Олень ещё бился в агонии, когда Санхар приблизился и перерезал ему горло. Глядя на вытекающую из раны кровь, Санхар вдруг почувствовал непреодолимое желание напиться. Не противясь этому, на первый взгляд, дикому желанию, он встал на колени и припал к шее оленя губами, глотая тёплую, солёную, живительную влагу. Когда источник иссяк, он вскрыл брюхо, вырезал печень и съел её сырой и ещё тёплой. Глотая большие, полупережеванные куски, Санхар подумал, что никогда не ел ничего вкуснее.
Утолив первые голодные позывы, Санхар выпотрошил дичь, положил на плечи и легко понёс к пещере. Акс уже окончательно пришёл в себя и спустился вниз. Он с жадностью набросился на принесённое мясо. Рвал его с яростью изголодавшегося хищника, и глотал, почти не прожёвывая, пока не набил усохшее брюхо. Сбегав к ручью и утолив жажду, вернулся к туше и улёгся рядом, чтобы никто не смог утащить бесценное мясо. Санхар, конечно же, не наелся несколькими глотками крови и печенью, потому составил Аксу компанию, вырезая из туши самые нежные и жирные кусочки и жуя их сырыми, запивая вином из бочонка.