он, беряврукифотоаппарат.
Откинувшисьнаизогнутуюспинкудеревянногостулаивытянуввверхногу, онанатягивалачерныйчулок. Услышав, чтосказалМилтон, оназамерлавнапряженноможидании.
— Чтоэтозначит, чертпобери? — спросилаона, неожиданнопридявярость.
Милтонухмыльнулся.
— Тыполучишьпятьдесятодинпроцентакций, Мэрилин, — успокоилон. — Яхочу, чтобыконтрольныйпакетпринадлежалтебе.
— Значит, тыхочешь, чтобыяуправлялакомпанией “Монро-Гринпродакшнз”?
— Мыназовемее “МэрилинМонропродакшнз”. Этотвоякомпания, Мэрилин. Вотчтоэтозначит.
Онарезкооткинуласьнаспинкустула, чутьнеопрокинувшисьвместеснимназад, изасмеяласьсчастливымсмехом. Онарадоваласьнестолькотому, чтонаконец-тостанетсамостоятельнойженщиной, нобольшевсеготому, чтотакуювозможностьейпредоставилМилтон, азначит, онасделалаправильныйвыбор. Послышалосьжужжаниефотоаппарата, потомщелчок.
— Пре-крас-но! — прошепталМилтонстипичнымнью-йоркскимакцентом. Ионанесомневалась, чтонаэтихфотографияхонабудетвыглядетьболеесексуальнойисчастливой , чемкогда-либораньше.
— Возьми-кателефоннуютрубку, — сказалейДжо. — КакэтоделаютдевочкиВаргасаиз “Эсквайра”.
Онапослушноподнеслакухутелефоннуютрубку. Потомвдруг, простотак, изозорства, набраланомер, которыйоставилейДжек. Милтонпродолжалсниматьее. Втрубкепослышалисьгудки, затемгустойраскатистыйголоссявнымбостонско-ирландскимакцентомпроизнес:
— СекретарьсенатораКеннеди.
Онапопросиласоединитьеессенаторомитутжепочтифизическиощутиланегодование, исходившеесдругогоконцапровода, — должнобыть, ирландец, ответившийнаеезвонок, будучиистиннымкатоликом, небылввосторгеотеезнаменитогоимениинеодобрялееповедения. Онауслышала, каконтяжело, будтоприпечатав, положилнастолтрубку; донеедонеслосьприглушенноежужжаниеразговоранадругомконцепровода — ейпоказалось, чтоонауслышалаженскийсмех, — затемчей-тогромоподобныйголосвыкрикнул:
— Джек, тебезвонитблондинка.
Звонитблондинка?Оначутьнезадохнуласьотвозмущения. КтелефонуподошелДжек.
— Нучто, Дэйвидпомогтебевыбратьсяизгостиницы? — спросилон. Онговорилшепотом, ионаструдомслышалаего.
— Да, спасибо. Янасвободе, сердцемоесвободно, иясвободногуляюпогороду. — Онахихикнула. — Толькотебяпочему-тоздесьнет?
— Янемногозамоталсяздесь…
— Воткак. Помнится, вЛос-Анджелесетынамекал, чтобросишьвсесвоидела, кактолькояприедувНью-Йорк? Нувот, яздесь?
— Яприедузавтра.
Унеечутьнесорвалосьсязыка, чтоона — непросто “блондинка” иждатьнепривыкла, чтозавтра, возможно, унеебудетдругой, ивообще, пустьоннебеспокоится. Ночто-тоееостановило.
— Угадай, чтоясейчасделаю? — произнеслаоназавлекающимтоном.
— Ну, э-э… незнаю…
— Ясижунастуле, слегказапрокинувшисьназад, и, вытянуввверхногу, натягиваючерныйнейлоновыйчулокипристегиваюегокпоясу. Имеждупрочим, намненеттрусиков.
Последовалодлительноемолчание; онауслышала, каконвозбужденносглотнулслюну.
— Мнебыхотелосьнаэтопосмотреть, — произнесон.
— Ну, еслибыты, парнишка, былсейчасздесь, тыбывсеэтоувидел.
— Можетбыть, тысможешь… м-м… повторитьэтусценудляменязавтра?
Онапослалавтрубкусочныйпоцелуй.
— Ох, терпетьнемогуповторяться, ласточка, — ответилаона. — Куйжелезо, покагорячо; бери, покадают — воттебемойсовет.
— Откудатызвонишь, чертпобери? — воскликнулонраздраженно, ионапоняла, чтопопалавцель, пробудилавнемдремавшеевглубинедушижеланиеобладатьею. Онапроучитего: пустьпредставит, чтоонтеряет, пустьзнаетвследующийраз, чтоеелюбовьнадозаслужить.
— Ясижувкомпаниидвухбожественныхмужчин. Мыпьемшампанскоеиразвлекаемся .
— Что?
— Яразвлекаюсьсдвумямужчинами. — Онарассмеялась. — Всевпорядке, радостьмоя. Меняфотографируют.
Оннатянутозасмеялся.
— Ну, конечно. Какясразунепонял.
Никомудругомуонанепростилабыэтогосамодовольноготона. Парураз, разозлившисьнаДжо, оназвонилаемупотелефонуиосыпалаласковымисловами, находясьвэтовремявпостелисдругиммужчиной. Этопозволялоейощущатьсебянезависимойженщиной, хозяйкойположения. Онапредставляла, каконсидитутелевизораи, приглушивзвук, рассказываетей, какондолетел, вкакойгостиницеостановился, идаженеподозревает, чтовэтотсамыймоментоналежитвпостелисдругим.
— Тыпоужинаешьсомнойзавтра? — спросилон, прервавееразмышления. — В “Карлайле”?
— Конечно.
Этобылонетрудноустроить. ОнаскажетУайлдеру, чтоейнужнопобытьвечеромсДжо, аДжо — чтобудетужинатьсУайлдером (имнужнообсудитьеерольвфильме); врядлионивстретятсядругсдругом. Правда, когданачнутсясъемки, видетьсясДжекомбудеттруднее.
— Мненадобежать, — сказалонвсеещешепотом. — Дозавтра.
Онапослалавтрубкуещеодинпоцелуй.
— Ждуснетерпением. — ОнанажаланарычагиширокоулыбнуласьМилтону. — Гденаходится “Карлайл”? — спросилаона.
Онответилнесразу, какбудтооназадалаемутрудныйвопрос. Сменивлинзы, онперезарядилфотоаппарат, проверилвыдержкуитолькотогдапосмотрелнанее.
— НауглуМэдисон-авенюиСемьдесятшестойулицы, — ответилон. Вегоглазахрезкоблеснулпонимающийогонек; онисмотрелинанее, какдветочкиотвосклицательныхзнаков. — НомерДжекаКеннединадвадцатомэтаже, — добавилонтихо.
Намгновениеонапочувствовала, чтотеряетсамообладание: оченьужонумныйэтотгосподинСияетКакПятак. Ноонулыбнулсяейсвоейпо-детскипечальнойулыбкой, ионасчастливорасхохоталась. Фотографиибудутизумительными, впередиееждетноваялюбовьизаманчивоебудущее.
“Яивпрямьсамаявезучаядевчонканасвете”, — подумалаона, скрещиваяпальцы, чтобынесглазить.
Любовькаждыйразвселялавнееоптимизминовыенадежды.
Онавошлавзал, обставленныйдорогоймебелью, каквстаринноманглийскомклубе (правда, ейсамойникогданеприходилосьбыватьвтакихклубах, нотаконивыгляделивфильмах). Настенахвиселистаринныегравюрысизображениямикораблей. Темнаяполированнаямебельизкрасногодерева, диваныистулья, обтянутыеблестящейузорчатойкожей, напоминалиейресторан “Браун-Дерби” вГолливуде, гдеунихсДжонниХайдомбылсвойстолик.
Вдальнемконцезалаонаувиделачутьприоткрытуюдверьипрошлатуда. Джеклежалвпостелиичиталфинансовыйраздел “Нью-Йорктаймс”. Кееудивлению, онбылвочках, нотутжеснялих. Рядомекроватьюнатумбочкевведеркесольдомстоялабутылкашампанского. Онналилейбокал, ионаселанакроватьрядомсним.
— Значит, поужинатьмнесегоднянеудастся? — произнеслаоначарующимголосом. — Еслибыязнала, чтоостанусьбезужина, язаказалабысебебутербродсмясомиовощами.
— Тыхочешьесть?
— Девушкилюбят, когдаихкормят. Помнится, раньшемнеудавалосьприличнопоестьтолькововремясвиданий. Итогдаянаедаласьнанесколькоднейвперед.
— Ну, вообще-товгостинойнакрытстол.
Онапрошлавгостиную, взяласостолатарелкускреветкамивсоусеивернуласьснейвспальню. СевнакроватьвозлеДжека, онаприняласьосторожноестькреветки, обмакиваяихвсоусинаклоняясьнадтарелкой, чтобынезакапатьплатье. ОнапредложилаоднукреветкуДжеку, ноонотказался.
Вдушеонажелала, чтобысначалаонипоужиналиприсвечах, поговорилиотомосем, нопосвоемуопытуоназнала: естьмужчины, которыемогутестьиливестибеседутолькопослетого, какпобываютвпостелисженщиной. ДжекКеннеди, очевидно, относилсяктакомутипумужчин.
Залпомосушивбокалсшампанским, онанаклониласьипоцеловалаеговгубы, глубоковонзаясвойязык.
Онапочувствовала, каконобхватилеерукамиипытаетсярасстегнутьмолниюплатьянаспине, ноонавыскользнулаизегообъятий. Наэтотразвсебудеттак, какхочетона! Сдернувснегопростыню, онаразвязалананемхалат, затемскинулатуфли, забраласьнакроватьи, поднявплатьекакможновыше, опустиласьнанего, прижимаяськоленкамикегостройнойталии. Онадержалаегозакистирук, недаваяемудвигаться, такчтоонпростолежалнаспине, отдаваясьвовластьеедвижений. Онабылавозбуждена: сознаниетого, чтоонавозвышаетсянадним , заставляетегоподчинятьсясвоимжеланиям, используетего, — всеэтораспалялоее. Онаиспытываладикийвосторг: ведьонлежалпереднейголый, аонаоставаласьвполномнаряде — вчулках, сережках, платье, горжетке. Этобылаееместьзатедни, когдаонадолжнабылараздеватьсяпередмужчинами, атеснисходилитолькодотого, чтобырасстегнутьштаны, даитоиногданастаивали, чтобыдажеэтоонаделалазаних.
Онгромкозастонал. Онапочувствовала, каконбьетсявнутринее, изамедлиладвижения, недаваяемуподняться.
— Подожди, ещенельзя, — выговорилаона, иэтопрозвучалокакприказ, анемольба. Когдаонанаконецпочувствовала, чтонеможетбольшетерпеть, онакрепкоприжаласькнемуитутжеощутила, чтоонбольшенесдерживаетсебя. Ееохватилаволнажгучегонаслаждения. Закрывглазаизапрокинувназадголову, онанеистовозакричала, будтовсееесуществобылоохваченопронзительнойболью. Еекрикэхомразнессяповсемузалу, аможетбыть, отозвалсяивкоридоре.
— ОБоже! — произнесон. Онбылпреисполненблагоговения. “Ещебы, — подумалаона, — дажеДжекКеннединечастоиспытываетподобноенаслаждение!”
Онаудовлетвореннопотянулась. Сегодняшняявстречадоставилаейдажебольшеудовольствия, чемпервыйраз, вКалифорнии. Оначувствоваласебявеликолепноитеперьпо-настоящемупроголодалась. Неохотнооторвавшисьотнего, онавсталаскровати, расстегнулаплатьеискинулаегонапол. Затемпрошлавванную, взялатаммахровыйхалатинаделаего. Увидевсебявовесьроствзеркале, онаужаснулась: лицоиволосывбеспорядке, чулкисползли.
— Божемой, накогояпохожа! — застоналаона.
ВдверяхпоявилсяДжек. Онбылвшелковомхалате, врукахдержалбокалы: водномшампанскоедлянее, вдругом — что-топокрепче.
— Амненравится, — сказалон, протягиваяейбокалсшампанским.
— Тыоченьлюбезен, нояженеслепая.
— Скажимне, — попросилон, — очемтыдумала, когдазакрылаглаза, передтемкаккончить?
Оназнала, чтоонхотелспросить: “Окомтыдумала?” Мужчинывсегдахотятэтознать, даиженщины, честноговоря, тоже.
— Ядумала, дорогой, чтотысамыйлучшиймужчинанасвете, — ответилаона, глядяемувглаза.
Еслибыонарешилачестноответитьнавопрос, которыйоннепосмелзадать, онбыоченьудивился, впрочем, какимногиедругие. Вминутулюбовнойблизостионапочтивсегдадумалаосвоембывшеммуже, ДжимеДоуэрти. Онавышлазанегозамужвшестнадцатьлетибыласамойдевственнойневестой, по-детскиневиннойинеопытной. ВтовремяонижиливкрошечнойквартиркевШерман-Оукс. Джимвообще-тонеотличалсяизобретательностью, нодействовалоченьделик