От науки к медицине
Лечение старения – это не просто научная проблема: потребуются изменения политики, норм и правил, чтобы помочь прорывам в биогеронтологии перейти от исследований к широкому использованию. Учитывая ставки, существует огромный этический стимул развивать это направление как можно быстрее, чтобы максимальное количество людей могло извлечь выгоду из этих методов лечения. Для многих из живущих сегодня есть также личный стимул. Если вы среднего возраста или моложе, достаточно удачливы, чтобы иметь хорошее здоровье и заботиться о себе всеми возможными способами, главным фактором, определяющим, как долго вы будете жить, является прогресс в медицине, которая борется со старением.
Это означает, что, как и научные открытия, исследования старения нуждаются в поддержке. В этой главе мы рассмотрим, что нужно изменить: от того, чтобы рассказать людям о потенциале медицинской революции, до изменений в политике и том, как мы проводим исследования.
Предпосылкой для всего этого стало гораздо более широкое понимание значимости последних результатов в биогеронтологии среди всех: от ученых и врачей до политиков и широкой общественности. Вот почему я написал эту книгу: слова «лечение старения» похожи на научную фантастику, пока вы не услышите о последних достижениях в области биологии старения. Это означает, что они часто игнорируются по умолчанию, освещаются средствами массовой информации скорее как новинка, чем потенциальная реальность, и в значительной степени игнорируются политиками. Хотя сейчас интерес к этой области растет, идея о том, что ученые действительно могут замедлить и, возможно, обратить вспять старение в лаборатории, все еще не проникла в общественное сознание. Опрос, проведенный в 2013 году, показал, что 90 % американцев мало или совсем ничего не слышали о лечении старения, и, хотя трудно поверить, что за прошедшие годы ситуация не улучшилась, результат показывает, что мы начали интересоваться этой темой совсем недавно.
В этом виноваты и ученые. Поскольку биогеронтология исторически была скромной областью, даже среди биологов ее признают далеко не все. Старение редко получает больше внимания, чем краткое упоминание в университетских лекциях или учебниках, несмотря на то, что это один из самых универсальных и значимых процессов в биологии. Не подозревая о его важности, ученые в процессе обучения получают докторские степени в других областях – от исследований рака до вирусологии. Когда они хотят создать собственные лаборатории, даже если они узнали о старении за прошедшее время, нет никакого стимула отклоняться от привычного курса и проверенного послужного списка в нынешней области. Из-за этого мало кто читает лекции старшекурсникам или консультирует увлеченных аспирантов, что формирует своего рода порочный круг. Небольшой размер области исследования может вызвать проблемы.
Поэтому первый шаг – это повышение осведомленности об удивительных открытиях, которые мы уже обсуждали. Ни одно из других изменений политики, в которых мы нуждаемся, невозможно без широко распространенного понимания того, что старение – это то, что мы можем и должны пытаться лечить – и то, в чем мы все можем участвовать, будь то разговоры с политиками, учеными или друзьями и семьей.
Следующий шаг заключается в том, что биогеронтология отчаянно нуждается в большем финансировании. Исследования в области старения значительно ограничены ресурсами по сравнению с тем воздействием, которое они могут оказать на наше здоровье. Многие области науки, возможно, недофинансированы по сравнению с их потенциальным воздействием, но в исследованиях старения ситуация хуже, чем в других научных сферах.
США отличаются от других стран тем, что у них есть государственный финансирующий орган, отвечающий только за исследования старения (то, что это необычно, конечно, тоже проблема). Национальный институт старения (NIA) получил бюджет в размере 2,6 миллиарда долларов в 2020 году. Это меньше половины бюджета в размере 6,4 миллиарда долларов, выделенного Национальному институту рака, и менее 10 процентов бюджета его материнской организации, Национальных институтов здравоохранения (NIH). Старение вызывает 85 % смертей в США, но получает всего 6 % финансирования исследований в области здравоохранения – существенно меньше, чем изучение болезней, вызываемых старением.
В противовес этому США ежегодно тратят 4 триллиона долларов на здравоохранение, большая часть которых расходуется на хронические заболевания в пожилом возрасте. Бюджет NIA составляет менее 0,1 % расходов на здравоохранение в стране. Учитывая, что исследования могут снизить стоимость системы здравоохранения с помощью профилактических методов лечения, это безумие даже с экономической точки зрения. Так можно с уверенностью заявить, даже прежде чем мы рассмотрим огромные последствия для человечества, вызванные болезнями и инвалидностью в старости.
Другая проблема заключается в том, что финансовые потоки, пущенные на «старение», часто используются для исследования болезней пожилого возраста, а не самого процесса. У биогеронтологов есть шутка, что NIA фактически расшифровывается как Национальный институт болезни Альцгеймера, потому что его Отдел нейробиологии получает более половины бюджета в 2,6 миллиарда долларов, в то время как Отдел биологии старения получает всего 10 процентов. А «Биология старения» концентрируется на фундаментальных исследованиях механизмов старения, а не на разработке методов лечения. Фундаментальные исследования критически важны, и их открытия лежат в основе более практической работы. Но объем государственного финансирования, пытающегося превратить это понимание в реальные методы лечения старения, вероятно, находится в районе одной десятитысячной от суммы денег, потраченных на здравоохранение в США.
Америка далеко не одинока в этом. Страны по всему миру тратят удручающе мало на исследования старения, несмотря на то, что оно является ведущей причиной болезней, инвалидности и смерти во всем мире. Биогеронтология отчаянно нуждается в большем количестве денег, чтобы найти новые способы лечения старения и превратить идеи, которые у нас уже есть, в методы лечения.
Политики должны рассматривать финансирование исследований старения не как затраты, а как инвестиции. Одна попытка подсчитать преимущества омолаживающих методов лечения показала, что скромное замедление старения, приводящее к увеличению общей продолжительности жизни и продолжительности жизни в состоянии здоровья на 2,2 года, будет стоить семь триллионов долларов в течение 50 лет, просто учитывая преимущества для здоровья населения США. Выгоды для науки и бизнеса тоже будут велики: правительство, которое захочет серьезно инвестировать в антивозрастную медицину, окажется на переднем крае того, что обещает стать одной из крупнейших отраслей в мире, и буквально каждый человек будет потенциальным потребителем подобных услуг.
Наука обходится дешево – даже если «все», что мы получаем, – это несколько дополнительных лет жизни в состоянии здоровья, эти прорывы в биогеронтологии будут стоить сравнительно немного. Если бы мы выделили 10 миллиардов долларов на каждый признак старения – конечно, достаточно, чтобы добиться серьезного прогресса – это составит лишь 100 миллиардов долларов, т. е. 2,5 % ежегодных расходов США на здравоохранение. Такие инвестиции, растянутые на несколько лет и охватывающие ряд стран, безусловно, доступны по цене. И если они действительно окажут серьезное влияние на замедление старения, мы сможем превзойти невероятный прогресс в борьбе с инфекционными заболеваниями в качестве венца достижений человечества. Мы должны обратиться к правительствам с просьбой инвестировать больше средств в эту жизненно важную область исследований. Это было бы легко сделать, если бы только политика была более рациональной. И чем больше людей пытается сделать это различными способами, которые будут привлекательны для разных политиков и избирателей, тем больше у нас шансов на успех.
Хотя самым значимым фактором, сдерживающим рост в биогеронтологии, несомненно, является финансирование, есть и более конкретные идеи, важные для максимизации наших шансов на успех – изменения в политике, которые позволят нам быстрее извлечь выгоду из научных результатов и донести их до пациентов.
Первая проблема, которую вы, возможно, помните из Введения, заключается в том, что регулирующие органы в настоящее время не одобряют препарат, который лечит старение, а не конкретную болезнь. В краткосрочной перспективе это не будет препятствовать прогрессу. Замедление или обращение вспять признаков старения скажется на болезнях, которые они вызывают, и лечение может сначала получить одобрение регулирующих органов для этих состояний. Например, мы уже видели, как сенолитики проходят испытания на людях при артрите и заболеваниях легких, а стволовые клетки тестируются при болезни Паркинсона, а не при старении в целом. Однако, как только они доказали свою ценность в конкретных условиях, конечной целью должно быть профилактическое применение этих методов лечения у людей до того, как они заболеют – и ученые уже закладывают основу, чтобы сделать это возможным.
Этот регуляторный тупик преодолевается группой ученых во главе с биогеронтологом и доктором Ниром Барзилаем, которые проводят революционные испытания совершенно нереволюционного препарата – метформина. Метформин применяется для лечения диабета и является одним из наиболее широко используемых лекарств на планете – в США ежегодно выписывается около 80 миллионов рецептов на него. Он также имеет большой послужной список в Великобритании, впервые одобренный в 1958 году. Эта рядовая молекула была бы «просто» чрезвычайно безопасным и эффективным средством лечения диабета, если бы не неожиданные положительные побочные эффекты, которые, похоже, накапливаются у людей, принимающих ее.
Наиболее поразительным было сравнение пациентов с диабетом, получавших метформин, с больными, принимавшими другой популярный тип препаратов для его лечения, называемый сульфонилмочевиной, а также с контрольной группой, люди в которой были того же возраста и пола, но не страдали заболеванием и, следовательно, не принимали ни один из этих медикаментов. Диабетики, принимавшие метформин, жили дольше не только чем пациенты, принимавшие сульфонилмочевину, но и с небольшим отрывом превосходили недиабетиков, хотя пациенты без диабета были здоровее и менее склонны к ожирению. Есть также намеки на то, что метформин снижает риск развития рака, сердечных заболеваний и деменции, хотя и используется только для лечения диабета. Такое повсеместное снижение числа возрастных заболеваний и смертности заставляет думать, что это лекарство от диабета оказывает гораздо более интересное воздействие на сам процесс старения.