— Твой ужин, Белобрысый. Картошка, мясо, хлеб, немного сыра.
— Спасибо… — Он подсел к столику. Общительному Бестии было тяжко сидеть в одиночестве, любой ценой хотелось удержать этого пусть тюремщика, но зато настоящего, живого человека, поболтать с ним. — Хорошо тут кормят. И долго собираются переводить на меня продукты?
— Наверняка. — Тюремщик и сам не торопился уходить. — Суд над тобой снова отложили. Расследование затягивается… Да и дело нашумевшее. Сам понимаешь… Кстати, к тебе посетитель. Ты доел?
— Что за посетитель?
— Какие тут могут быть посетители? Адвокат.
— Это у меня-то — адвокат? — изумился Бестия. Он даже жевать перестал.
— У тебя, у тебя. У всех должен быть адвокат. Положено. А что положено, то бери и от окошечка отходи. Ясно? Доедай давай.
Молодой парень торопливо проглотил остаток обеда, хотя обычно предпочитал наслаждаться горячей пищей неторопливо — уж больно любопытно было взглянуть на человека, решившегося защищать того, кого собирались, кажется, объявить самым главным террористом. И это в Асгердане, где закон о суде был весьма своеобразен. Проигравший дело адвокат получал отметку в личное дело, иногда штраф, а иногда и заключение. Зависело от дела, за которое он взялся. Законники Центра полагали, что юрист должен отдавать себе отчет в том, за какое дело он берется и насколько его дело — правое.
А уж дело террориста? Кто решится такого защищать? Обвиняемым, которых считали «безнадежными», давали, как правило, либо юристов-стажеров, либо адвокатов с окончательно испорченным личным делом. Назначенные от суда защитники никакого наказания за проигрыш не несли. Бестия считал, что подобная система абсурдна, но в каждом мире — свои порядки. Ему обещали, что выделят какого-нибудь стажера, который опросит его накануне суда, а тут… Охранник говорил об адвокате. Интересно, он имел в виду дипломированного специалиста? Неужели на адепта Серого Ордена не хватило стажеров?
Снова открылась дверь, и в камеру вошел хорошо одетый мужчина. На вид ему было лет тридцать, держался он уверенно и, войдя, первым делом испытующе взглянул на заключенного. Бестия и сам не понял, почему вытянулся, как перед командиром. У посетителя были быстрые синие глаза — такие, какими они бывают у хороших психологов и просто очень проницательных людей — и коротко подстриженные белые волосы с легким оттенком седины. Рука, которую он протянул бывшему адепту Ордена, казалась слишком узкой для мужчины, но пожатие получилось крепким.
— Добрый день. Меня зовут Мэльдор Мортимер, я буду представлять ваши интересы в суде, если мы, конечно, найдем общий язык. Да вы присядьте, разговор, полагаю, будет долгим. Извините за проскальзывающий в речи официоз. Печать профессии.
— День добрый. — Белокурая Бестия присел на край койки, с любопытством наблюдая, как гость непринужденно оседлывает стул задом наперед — лицом к спинке. — А вы адвокат?
Мэльдор удивленно приподнял бровь.
— Вы сомневаетесь? Хотите взглянуть на мой диплом? Или на мою статистическую книжечку?
— Да нет… Просто удивлен. Вы… это… по разнарядке? Вас назначили?
— Нет. Я сам.
— Сам? Вы любите безнадежные дела?
— Я? Мм… Уважаю. Но ваше дело, молодой человек, не кажется мне безнадежным. Трудно, да. Но возможно. А я люблю трудные дела.
— Но я не смогу вам заплатить.
— Поставьте бутылку, когда выйдете отсюда.
Так почему же вы… — Белокурая Бестия не привык на слово доверять кому бы то ни было, и потому насторожился. — Почему вы ставите на меня? В чем причина? Вы же рискуете.
— Да, рискую, — с улыбкой признал Мэльдор. — Скажу вам прямо, молодой человек, никто не гарантирует, что в случае моего проигрыша мы с вами не отправимся на Звездные каторги вместе. Только вы — года на три-пять, то есть на максимальный срок, а я — на недельку.
— Всего на три-пять лет?
— А вы не смотрите на этот срок так легкомысленно. Это и есть высшая мера наказания. На Звездных никто еще не выживал больше двух лет… Но я не собираюсь вас пугать. Надеюсь, мы с вами оба туда не попадем.
— И все же почему?
— Почему я взялся за ваше дело? Точно хотите знать? — Мэльдор дотянулся до своего дипломата, который, присев на стул, поставил рядом, и открыл его. — Знаете, несколько десятков лет назад у меня погиб очень близкий человек. Я пообещал себе, что в память о нем обязательно выручу кого-нибудь. Разумеется, просто так. И могу вам сказать, молодой человек, давненько я не брался за дело с таким удовольствием. — Он вынул из дипломата кожаную папку, вынул чистый лист. — Понимаете ли, прежде чем вызваться, я, конечно, ознакомился с делом. И обнаружил там одни голословные обвинения. А спасать от каторги невиновного — разве это не высший долг любого адвоката?
Бестия хмыкнул. Этот человек, в какой-то миг показавшийся чересчур самоуверенным, ему нравился. С ним хотелось иметь дело.
— Что это за человек, который погиб?
— Мой сын. Ну знаете, жизнь за жизнь.
— Благородно, — прокомментировал он.
— Не только. Кроме того, если я выиграю это дело, оно украсит мой послужной список. Мою статистическую книжечку. А в выигрыше я почему-то уверен. Итак, вы согласны?
— Ну… Почему бы и нет. Давайте, попробуем.
— Отлично, — кивнул Мэльдор. — Пару слов о себе. Как я уже говорил, я Мортимер, то есть принадлежу к клану Мортимеров, о чем вы, собственно, могли догадаться по моей внешности, поскольку я беловолос, а белобрысость — один из наших родовых признаков. Пятьдесят шесть лет назад я закончил стажировку в суде, кстати, здесь же, в Биали. Закончил с отличными рекомендациями. С тех пор практикую. Если хотите задавать вопросы, не стесняйтесь. Давайте договоримся, вопросы задаем друг другу по мере необходимости и отвечаем только правду. Или не отвечаем ничего. Но вам я рекомендую всегда говорить правду. Поскольку я буду представлять вас в суде, мне придется знать о вашем деле никак не меньше, чем вам самому, скорей уж больше. Договорились?
— Ага. — Бестия едва слышно фыркнул. — У меня один вопрос. Можно?
— Я же сказал — да. Любой.
— Сколько у вас проигрышей? Приблизительно? Мэльдор поднял на него спокойный взгляд.
— Ни одного.
— Ни одного? — Молодой парень открыл рот, но, опомнившись, немедленно закрыл его. — Такое бывает?
— Редчайший случай в юридической практике. Я не проигрываю процессы. Не верите? Статистическая книжечка при мне. Показать?
— Да нет, я верю, верю…
— Я вас успокоил?
— Вполне.
— Тогда перейдем к делу. Сперва анкета. Назовите мне ваше настоящее имя.
— Я его не знаю.
— Совсем? — Мэльдор на миг поднял взгляд от чистого листа. — Вас так и называли — Белокурая Бестия?
— Ага. То так, то на древне-каомском.
— Маэлло-Айн? Вы знаете древне-каомский?
— Я? Нет. Один наш гроссмейстер знал, именно он так меня и называл. Вы, оказывается, разбираетесь в этом языке. Причем здорово разбираетесь.
— Да. — Мэльдор погрустнел. Что-то чиркнул на листочке.
— Что-то не так?
— Да нет. Просто так звали моего сына. Который погиб.
— Маэлло-Айн?
— Мэлокайн. Современная транскрипция. Современного каомского не существует, а транскрипция есть. Ну, пожалуй, оставим в покое мое прошлое. Расскажите-ка мне о себе. Как вы попали в Орден Серых Братьев?
— Не помню.
— Так… Кстати, почему Орден назывался «Серым», вы не знаете?
— Ну… — Белокурая Бестия наморщил лоб. — Во главе его стояли пятеро гроссмейстеров, которые провозгласили себя серыми магами. Кажется, они имели в виду, что обладают какой-то магией, которая не белая и не черная, а нечто среднее. Которая обладает достоинствами и той и другой магии и добавляет что-то свое.
— Но это же абсурд. Серой магии не существует.
— Я не знаю. Я не маг. Говорили.
— Понятно. Потому Орден так и назывался?
— Да. Туда сперва собирали всех, кто, по мнению гроссмейстеров, мог оказаться серым магом, изучали эту магию и еще что-то… Ну а потом началась борьба за власть. Всеми способами, включая терроризм. Меня же в терроризме обвиняют?
Мэльдор отмахнулся.
— Не надо заранее нервничать. Нельзя обвинять человека в том, в чем он не участвовал. Доказательств вашего участия в нападении на Технаро нет.
— Естественно. Меня там не было.
— А в других нападениях вы участвовали?
— Нет. Только отбивался от антитеррористических подразделений Асгердана. Немного за Орден и много за себя и своих людей.
— Да, я знаю. Этот момент из всех улик — самый уязвимый. Но не будем падать духом. Чисто по-человечески я вас прекрасно понимаю. Кстати, не волнуйтесь за своих людей. Сейчас их не будут искать. И если обвинитель не добудет каких-нибудь доказательств вины конкретных людей из той сотни, что была с вами, их вообще не станут искать.
— Ну и замечательно. — Впервые за все время пребывания в тюрьме Белокурая Бестия вздохнул с облегчением.
— Ты так волнуешься за свой бывший отряд?
— Конечно. Это же мои люди. Я за них отвечал, и мне не все равно, что с ними будет.
— М-да… — Мэльдор задумчиво чистил ручку о край листочка. — А я был бы рад, если бы хоть кто-нибудь из них попал в плен. Он мог бы дать показания в твою пользу.
— Нет уж. Лучше пусть без показаний.
— Ладно. Проведу свое собственное расследование. Хорошо. Что еще вы можете рассказать о деятельности Ордена? Напрягитесь и изложите мне все, что знаете или слышали. Я буду проверять.
Белокурая Бестия послушно принялся вспоминать.
Серый Орден был довольно обычным явлением для такого рода структур. Сперва людей сплотили пусть и эгоистические, но вполне понятные интересы, а потом все пошло иначе. Организация стала бороться за влияние, причем не самыми благородными методами, а теми, какие показались им проще. Орден продержался больше сотни лет лишь потому, что располагался довольно далеко от Центра и на него не сразу обратили внимание. Система миров, где Асгердан считался столичным миром, была очень велика, слишком велика для того, чтоб знать там каждый уголок. Никто вообще не знал, ск