тические встречи нисколько не походило.
Те встречи он вспоминал без всякой нежности. Взгляды девушек Асгердана обещали ему совсем другие приключения, а их красота казалась запредельной, неестественной и невозможной. Он не умел дать девушке понять, что она его интересует, и красавицы исчезали с его глаз так же стремительно, как и появлялись, а он вернулся к зданию Федерального Суда совершенно очарованным, уверенным, что Центр — мир прелестных женщин и отличной кухни.
Отец уже ждал его у дверей и на собственной машине отвез в свой дом. Богатство Мэльдора ошеломило Белокурую Бестию, который никогда в своей жизни не спал один в комнате, а все его имущество помещалось в заплечный мешок. Он никогда не спал на таких мягких кроватях, не сидел в таких уютных креслах, не ходил по таким мягким коврам…
— Да ты просто не помнишь, — ответил отец. — Ты вырос почти в таком же доме. Когда тебе исполнился год, я как раз купил здесь дом и обставлял его. Мы с тобой вместе выбирали диваны.
— Как я мог выбирать? Ты же говоришь, мне был год.
— Я притащил тебя в магазин мебели и купил те диваны, на которые ты смог залезть. Ну и пожелал залезать, конечно… Надеюсь, рано или поздно ты все вспомнишь. Я тебе фотографии покажу. У меня хранятся два здоровенных альбома.
Мэл отошел к окну и прижался лбом к оконному стеклу. Снаружи густилась ночная темнота, и свет фонарей выхватывал лишь осколки видимого — качающиеся под ветром кроны деревьев, кусок мощеного дворика, на нем — то ли кресло, то ли шезлонг. От тротуара дворик перед домом отделяла низенькая ограда, с одной стороны дом опирался на фундамент, с другой — на большой подземный гараж, рассчитанный на три машины.
— Мне столько не нужно, раз уж я живу один, — объяснил Мэльдор. — Но тогда думал, что если есть сын, может, рано или поздно появится жена. И будет в самый раз.
— Не получилось?
— Да как-то… Когда произошла катастрофа, дом рухнул, а ты пропал, я отстроил дом таким же, каким он был. Хотелось сохранить хоть что-нибудь на память о тебе. Болван я был, мог бы понять, что нас, Мортимеров, голыми руками не возьмешь и кирпичом нас не прибьешь.
— Это еще почему? Разве мы не такие же, как все?
— Мы везучие. С крепкими головами, здравым смыслом и надеждой на лучшее. Не обращай внимания, я потом тебе все расскажу. — Мэльдор с улыбкой показал Мэлу на камин. Там стояло несколько фотографий, в том числе три детские — пухлощекий малыш пяти месяцев, двухлетний и пятилетний. Один и тот же взгляд, тот же насупленный вид, лишь белобрысый хохолок от фотографии к фотографии становится все пышнее.
Среди фотографий Белокурая Бестия заметил цветной, явно не студийный снимок — молодая женщина с густой гривой каштановых волос, в полупрозрачной белой блузке и короткой юбочке, веселая, смеющаяся, с бесенком в глазах, с ямочками на щечках, прелестная, но и капризная — сразу видно — была запечатлена на фоне фонтана. Хозяин дома вставил фотографию в рамочку и разместил на каминной полке, рядом со снимками единственного сына: сразу видно, что женщина ему не посторонняя и не случайная.
Мэл взял рамочку в руки.
— Кто она? — спросил он.
— Это? — Мэльдор забрал у сына фотографию и поставил обратно. — Твоя мать.
— Твоя жена?
— Нет. Мы никогда не были в браке. И не знаю уж, будем ли.
Мэлокайн задумчиво посмотрел на отца.
— Ты ее любишь?
Люблю, — признался Мэльдор. — Очень. Честно говоря, всегда любил. Еще когда мы в школе учились. Смешно, да? Вольно тебе смеяться над старым отцом.
— А она?
— Не знаю. Наверное, нет. Когда я впервые сделал ей предложение, она рассмеялась и сказала, что еще с ума не сошла — выходить замуж за Мортимера. Мол, с представителями моего клана можно только пиво в баре пить, но не семью заводить.
— Чем же ей не нравится клан, к которому ты принадлежишь?
Мэльдор пожал плечами.
— Характер в клане передается по наследству так же, как цвет волос и клановые особенности. Гэллатайн чопорны, Накамура сдержанны и непроницаемы, Всевластные надменны, Одзэро вспыльчивы… А мы — Мортимеры — любим говорить правду. Но ты же знаешь, ее можно говорить по-разному. Можно серьезно, и тогда правду воспринимают как хамство, а можно с улыбкой, и тогда она почему-то превращается в остроумную шутку. Только, конечно, в шутку из числа тех, которые больно уязвляют. Потому нас считают веселыми — и невыносимыми одновременно. Вот и весь секрет.
Мэлокайн пожал плечами.
— Теперь понимаю, почему ко мне так странно относились в Ордене. Меня не любило начальство, а ребята из отряда всегда твердили, что со мной не соскучишься.
— Наверное, чем выше по социальной лестнице, тем тяжелее воспринимать правду, а?
— Ну… Да, пожалуй.
Но ты не горюй. Быть Мортимером не так уж и плохо. — Мэльдор улыбнулся. — Нельзя угодить всем. У других кланов тоже есть недоброжелатели или те, кто терпеть не может именно их, и вполне обоснованно. В большинстве случаев эта нелюбовь — всего лишь зависть. Так понятно, так по-человечески понятно. Клан Мортимеров — один из самых богатых кланов Центра, хотя по древности мы не принадлежим даже к числу старших. Мы — из младших кланов.
— А сколько их всего в Центре?
— Двадцать девять. Когда пойдешь на ассамблею, непременно познакомишься с представителями всех кланов.
— Очень меня ждут на ассамблее, — смутился Мэл и на мгновение стал похож на неотесанного, но добродушного великана из какой-нибудь детской сказки. Он был так высок, что едва не задевал головой притолоку. Если бы дверные проемы не были сделаны в виде арок, то он непременно стукался бы об них лбом. Люстры ему приходилось огибать. — Я там буду смотреться, как бык в тронном зале.
— Не говори ерунды. Особых церемоний на ассамблее не бывает. Правила этикета можно выучить за один вечер. Никто не станет на тебя коситься.
— Да ну…
— Не волнуйся, на ассамблеи никто никогда не тянет силой. Захочешь — пойдешь, нет — так нет.
Мэльдор, еще не успевший снять строгий и вместе с тем роскошный костюм, выглядел настоящим денди. Он с улыбкой смотрел на сына, который был выше его на голову.
Мэл снова покосился на фотографию.
— А почему я оказался у тебя? Почему ты меня растил? Мама… Она умерла?
— Нет. Слава Богу, жива, здорова.
— Тогда почему же?
— Она… Передала тебя мне… Можно так сказать. Хм… Передала… — Мэльдор по-мальчишечьи наморщил нос. — Переслала мне тебя в посылке. В ящике из-под апельсинов.
Лицо Мэла напряглось. Несколько мгновений он молчал — искал слова.
— Это что, такая шутка? — осторожно спросил он.
— Да какая шутка. Когда она родила тебя, то была замужем. Естественно, не за мной. Так уж получилось. Она боялась, что муж может что-нибудь сделать с ней и с тобой, когда узнает, что она ему была неверна. Ну и переслала тебя. Привезти сама не смогла.
— Скажи вернее — не захотела.
— Что ж… Это тоже. Не буду отрицать.
— А о том, что я могу умереть в таком путешествии, она не подумала? Запросто — от голода или холода. Могла бы в таком случае просто выкинуть на помойку.
— Ну, кое о чем она подумала. В ящике была бутылочка с трубочкой. Еды хватило ровно на три дня — на время путешествия. А вот о том, что я не сразу явлюсь на почту за посылкой, она не подумала. Мне пришло извещение на ящик апельсинов — я решил, что это либо шутка, либо ошибка. В результате пришел только на третий день.
Мэл невольно фыркнул.
— Представляю себе выражение твоего лица. Такое счастье в виде грудного ребенка на твою голову. А?
Мэльдор смотрел очень серьезно.
— Я был счастлив, когда взял тебя на руки. Счастлив, что ты жив, что ты есть. В посылку было вложено письмо, где она все объясняла. Ты был уже совсем слабенький, но живой и, как мне потом подтвердил врач, совершенно здоровый. Мортимеры, знаешь ли, помимо всего прочего, отличаются огромной выносливостью. Особенно дети. — Он помолчал, а потом рассмеялся: — Я вспомнил, как учился обращаться с грудными детьми. Ко мне приезжали когда тетушка Клайра, а когда мама. Моя матушка, Марита. Я вас чуть позже познакомлю. Она была очень рада узнать, что ты жив и с тобой все в порядке. — Мэльдор помолчал и добавил примиряющим тоном: — Твоя мать, уверен, тоже была бы рада тебя увидеть. Думаю, она сожалеет, что все так получилось.
— Как ее зовут?
— Дебора из клана Диланэй.
Жизнь в доме отца оказалась легкой и приятной. Первые несколько дней Мэл пребывал в своеобразном ступоре — он ничего не делал, только ел, спал и отмокал в роскошной ванне, больше похожей на маленький бассейн. Мэльдор не торопил его, даже не намекал на какие-то перспективы. Наоборот, предлагал вместе съездить туда-сюда, развлечься, но сын отказывался. Он думал, что для него и так слишком много впечатлений.
Отец ездил куда-то по делам, оставляя Мэлокайна дома, и Мэл ходил по магазинам, даже что-то готовил. Готовить он не умел, но зато очень хорошо помнил присягу, которую принес в Ордене Серых братьев: «стойко переносить все тяготы военной службы, упорно преодолевать трудности и всемерно способствовать повышению своего боевого умения». В первый же вечер он купил кулинарную книгу, полный набор продуктов и стал разбираться. Рагу, получившееся в результате, оказалось вполне съедобным. Мэльдор съел ужин с удовольствием, нахваливая и приговаривая, что у него подобная вкуснятина никогда не получится.
— Ты, я вижу, настоящий повар, — сказал он.
— Я бы не сказал. В форте приходилось готовить из консервов, из всяких там круп и макарон. Иногда чья-нибудь коза забредала. Еще в самом начале. Делали шашлыки. Изрядные получались.
— Шашлыки, как известно, лучше всего получаются у мужчин. Видимо, у вас в форте были настоящие мужчины.
— Вестимо.
Так и пошло. Мэл играл роль примерного домохозяина — он даже научился прибираться, обращаться с пылесосом, стирать пыль и нажимать на кнопочки стиральной машины. В доме воцарился относительный порядок. Правда, этот «порядок» носил своеобразный холостяцкий оттенок, и все вещи, все бумаги, папки и книги продолжали лежать на прежних местах, просто стало меньше пыли, меньше грязи, и в комнатах витали приятные ароматы кухни.