— Куда они ведут, ты можешь определить? — спохватился Киан.
Руин мельком взглянул на брата.
— Нет. Это не мой уровень.
— Жаль. Ну что ж, может, смогут мои маги. Тебе я, конечно, сообщу об их решении. Маги наверняка созовут консилиум.
Принц кивнул.
— У меня к тебе просьба, — продолжил молодой властитель. — Ты ведь останешься на мою коронацию? Она состоится послезавтра.
— Ну если послезавтра, то можно. — Принц внимательно посмотрел на старшего брата. — Ты жениться не собираешься?
— К чему это ты спросил?
— К коронации. Миру нужен не только властитель, но и властительница. И еще неплохо бы пяток властелят.
Киан развел руками. Он поскучнел, и видно было, что не слишком-то расположен говорить на эту тему. Но, поколебавшись, все-таки ответил — он любил брата и доверял ему больше, чем кому-либо. Атмосфера вечного подозрения, бесконечные интриги не смогли испортить его, потому что с юных лет Киан служил то на одной границе миров, то на другой, от отца вдалеке — хоть и под надзором, но по большому счету жил своим умом. Молодой властитель не думал о том, что когда-нибудь Руин может превратиться в его соперника, эта мысль попросту не приходила ему в голову, как немедленно пришла бы в голову его отца, окажись он на месте сына.
— Ты прекрасно знаешь, что женщина, на которой я мог бы жениться, для меня недоступна.
Руин свел брови.
— Ты говоришь о сестре? О Делии? Или о ком-то еще?
— О Делии. О ком же еще? — разозлился Киан. Отвернулся.
Он был сыном первой жены Армана-Улла, супруги, выбранной ему отцом, Уллом-Нэргино. Любви между ними не было, но тогда над будущим властителем еще была чужая власть, и он вел себя с нелюбимой женой вполне пристойно. Она умерла в родах — с бессмертными такое случалось, хоть и редко, но случалось — оставив мужу наследника, Киана. Делия появилась много позже, она была четвертым ребенком Армана-Улла от второй жены. Не особенно красивая, очень скромная, молчаливая, с вечно опущенными долу глазами, она, не желая того, каким-то образом умудрилась так влюбить в себя своего старшего брата, что он совершенно потерял голову.
Но о браке не могло быть и речи. Пусть и сводные, но они были братом и сестрой. А без брака у Киана и Делии не могло быть ничего — слишком она была скромна. Киан не ждал смерти отца, но в голову нет-нет да и приходило — если бы он стал правителем, он добился бы ее и даже мог бы жениться. По традициям Провала законы были писаны не для властителей. Но задолго до гибели Армана-Улла Делия ушла в монастырь. Отец не возражал, дочь была не слишком красива; конечно, выглядела она не так отталкивающе, как Моргана до операции, но выдать ее замуж за кого-нибудь из капризных властителей было бы не просто.
Киан не спорил и даже не приехал проститься перед разлукой — он не смог отлучиться с перевала, где шли бои. И теперь, получив в руки власть, не попытался вернуть ее. Единственный закон, который не стоило нарушать даже властителю — религиозный. Отнять монахиню у монастыря ему не под силу. Да и это не главное. Заключить бессмертную в стенах монастыря до конца времен не мог никто. Обет приносился на столетие, а потом его необходимо было повторить, если возникало такое желание. Пожалуй, исключение делалось лишь для тех, кто был пострижен в монастырь по воле властителя — таких заставляли подтверждать обет силой. Киан понимал, что ему нужно только ждать.
Но если Делия не захочет вернуться из монастыря, то заставить ее нельзя. Но если любит, то вернется.
— Сестра недавно подтвердила обет, — осторожно напомнил Руин.
— Да-да…
— Тебе придется ждать больше девяноста лет. Киан развел руками.
— Я буду ждать.
Глава 10
В кухне вкусно пахло рагу — это было фирменное блюдо Мэлокайна. Конечно, он умел готовить что угодно — и супы, и салаты, и даже десерты, но рагу нравилось ему больше всего. И не столько есть (любой еде он предпочитал хороший кусок отлично прожаренного мяса), сколько готовить. Чистка картошки была для него привычным занятием еще со времен послушничества в Ордене, остальные овощи было одно удовольствие шинковать отлично наточенным ножом — а других ножей у него в доме и не было. А мясо… О, он с огромным удовольствием и с большим знанием дела выбирал его на рынке, а потом дома нарезал кубиками и обжаривал, прежде чем бросить в тушащиеся на плите овощи.
В результате получалось замечательное блюдо — пальчики оближешь.
Мэл достал с полки две тарелки, разложил рагу, добавил сметаны и понес в соседнюю комнату. Уже месяц он жил не в убежище, а в своей квартире, правда, зарегистрированной на смертного приятеля да еще расположенной в небольшом, мало кому известном городишке. Так что вычислить его было трудно. Конечно, в жизни нет ничего невозможного, но такая строгая конспирация немного успокаивала ликвидатора.
Он поставил тарелки на столик, застеленный маленькой квадратной скатеркой, и обернулся к кровати.
На кровати лежала Моргана, но когда он вошел, при встала.
— Сколько тебе говорить — лежи, — негромко сказал он. Вынул вилки, принес хлеб. — Хочешь компоту? Я купил баночку. — Она кивнула. — Сейчас принесу.
Он разлил компот по высоким бокалам и унес банку в кухню. Квартирка была маленькая, двухкомнатная, с узенькой спальней, где ночевала Моргана, и с гостиной — чуть побольше, где они ели и где он спал на коротком для него диване. Несмотря на то что их браку исполнилось уже три месяца, они ни разу не спали не то что на одной кровати — даже в одной комнате. Мэлокайн уже привык, что к жене лучше лишний раз не прикасаться, чтоб она не нервничала. Он ухаживал за ней, и то, что другому показалось бы тяжелой повинностью, наполняло его радостью, которую испытывают лишь матери, ухаживая за младенцами.
На то, чтоб оформить ей гражданство, ушел почти месяц — это притом что Мэл пускал в ход и связи, и деньги, и даже свой дар договариваться с людьми. Показывая чиновникам супругу, он все боялся, как бы они не поняли, что она нездорова психически, и не объявили их брак недействительным. Но Морга на вела себя тихо, послушно, она делала все, что ей говорили, подписывалась, где нужно, согласно кивала или отрицательно качала головой, и никто ничего не заподозрил.
Потом начались походы по врачам. Хорошо, что у Мэлокайна были деньги и он имел возможность приводить свою супругу к любым врачам без предварительной записи и даже не называя заранее своего имени. Больше всего он боялся, что алчущие его крови родственники ликвидированных вырожденцев найдут его именно теперь, когда у него появилась жена. Он боялся в первую очередь за нее. Оттого и предпринимал все эти меры предосторожности — не жил подолгу ни в одном городе, не оставлял зримых следов в единой компьютерной сети, даже медицинскую карту жены возил сам от врача к врачу.
Лечение затягивалось. Когда маг-травматолог, врач-женщина, которой Мэл показал Моргану в первую очередь, раздела ее за ширмой, лицо у нее застыло. Она проверила пациентку с помощью разного рода медицинских артефактов, потом помогла одеться и села заполнять карту.
— Деточка, кто вас избивает? — спросила она мягко. — Муж?
Моргана испуганно вскинула голову, но когда убедилась, что обращаются к ней, отрицательно покачала головой.
Врач посмотрела на нее очень пристально. Прищурилась.
— Деточка, если вы боитесь мужа, боитесь, что он вас потом изобьет, если вы скажете правду, — не бойтесь. Я могу немедленно отправить вас в убежище, где супруг вас не достанет.
Моргана снова покачала головой.
— Ее избивал человек, который держал ее в плену, — сказал Мэлокайн. — У него я ее и забрал.
— Как давно?
— Больше месяца назад.
— Почему сразу не привели?
— Ну пока получил все бумаги, понимаете… Врач покивала. Она немного смягчилась и уже не поглядывала на Мортимера так холодно. Заполняя медицинскую карту на ноутбуке, она задавала Моргане вопросы, на которые чаще всего отвечал ее муж. Травматолог распечатала подробный рецепт и объяснила, какие процедуры необходимо пройти.
То же самое повторилось и у других врачей. Кроме психолога.
Психолог выслушал Мэла очень внимательно, посмотрел на Моргану, задал ей несколько вопросов, на которые она, перепуганная, не ответила, и направил Мортимера с женой к другому психологу — женщине. Врач без церемоний выгнала мужа пациентки из комнаты и полтора часа разговаривала с ней за закрытой дверью — мужчина ждал в холле, в мягком кресле. После сеанса у психолога он повез супругу в ресторан, но почувствовал, что ей там не нравится, и увез обратно, домой. У остальных врачей повторялось все то же самое. Только у гинеколога вышла заминка. Из кабинета Моргана вышла не скоро и с ошеломленным, испуганным видом, но врач ничего Мэлу не сказала, только посмотрела неожиданно гневно, даже зло.
Моргану же спрашивать было бессмысленно. От любых вопросов девушка так сжималась, что ее муж старался избегать даже вопросительных интонаций. Да и вряд ли она ответила бы.
Психолог сказала, что у супруги Мэлокайна тяжелая психологическая травма и лучше бы положить ее в больницу. Мэл заколебался — он не был уверен, что находится в полной безопасности, и опасался оставлять жену даже в больнице. Лишь два раза он укладывал ее в частную клинику, каждый раз новую, каждый раз всего на две недели, остальное время ухаживал за ней дома, делал все необходимые процедуры, делал уколы. Моргана не перестала бояться его, не начала разговаривать — лишь изредка говорила фразу-другую, но у нее наладился сон, и она уже не казалась такой истощенной. И приступы помешательства, когда она не узнавала его, не понимала ни слова, пыталась покончить с собой, больше не повторялись.
Мэлокайн накрыл на стол и повернулся к жене.
— Добро пожаловать к столу, — деланно-весело сказал он.
Обычно она молча поднималась и садилась в креслице, но на этот раз почему-то медлила. Он постоял, глядя на нее выжидательно, потом подошел. От него не укрылось то, как она втянула голову в плечи, когда он приблизился.