Эдди припарковал «Эксплорер» и заглушил двигатель. Три двери открылись разом, и ангелы вышли из машины; она же просто положила руку на дверную ручку и застыла на месте.
Джим оглянулся через плечо, будто ожидал увидеть ее рядом. А потом заметно побледнел. Эд и Эдди посмотрели на него, их губы шевелились, будто они спрашивали что-то. Покачав головой, он бросил несколько слов… и внезапно на лицах ангелов появилось такое выражение, будто им смачно дали по яйцам.
А! Очевидно, никто из них не догадался, куда они приехали: в тот самый магазин, откуда ее похитил демон.
Но, плевать, ей нужно преодолеть себя. Ничего не изменится, даже если она зайдет в магазин. Зло уже свершилось.
Открывая дверь, она выбралась из джипа и поправила толстовку.
— Список у меня. Идемте.
Растолкав их крупные тела, она прошла прямо ко входу, минуя женщину с двумя детьми и тележкой с продуктами на триста долларов… старика с единственной сумкой и пакетом апельсинового сока… двух женщин средних лет, которые щебетали о чем-то.
На мгновение ей стало грустно, ведь в прошлом, до того, как на ее голову свалилось все это дерьмо, она никогда не обращала внимания на окружающих. Как прекрасно было наблюдать за молодой семьей, выехавшей в магазин за леденцами и полуфабрикатами. Как благородно может выглядеть восьмидесятилетний мужчина, набравшийся храбрости совершить самостоятельную вылазку в супермаркет. С какими чувствами можно наблюдать за крепкой дружбой в естественной среде.
Человечество было прекрасно. Во всем своем разнообразии, те, кто сводил концы с концами, и те, кто гордо шел по миру, богатые и бедные. И преимущественно — в своей повседневности.
Забавно, повседневное восприятие жизни, до того, как ее жизнь не была насильно прервана, было подобно дыханию и сердцебиению человеческого тела: что-то доведенное до автоматизма, и по этой причине не воспринимаемое за чудо. Только после смерти она осознала уязвимую силу, заключавшуюся в смертности… и отнеслась к ней с подобающим уважением.
Пройдя сквозь автоматические двери в вестибюль магазина, она запнулась. Все та же фоновая музыка, песни старины Майкла Болтона доносились из крошечных колонок в потолке, словно стараясь привлечь внимание как можно меньшего числа посетителей. Ряды тележек стояли там же, как и товары для спонтанных покупок на стендах: печенье, пакеты с чипсами, садовые инструменты.
Она закрыла глаза.
Садовые принадлежности поставили недавно, но стенд с чипсами «Лэйс» и тремя разновидностями сахарного печенья в пластиковых контейнерах стояли на прежнем месте.
Изумительно, подумала она, проходя дальше, в цветочный отдел. Стоя посреди букетов роз, завернутых в целлофан, квадратных кактусов в глиняных горшочках и отдельно стоящих пастельных гиацинтов, она чувствовала себя такой же невидимой, какой было ее тело: люди проходили мимо, не оглядываясь, и почему-то от этого пропасть между ними казалась еще более разительной.
Но потом она осознала… может, так было всегда.
Смотря сейчас на них, она помнила, как проходила мимо бесчисленного множества незнакомцев… все они были для нее безликой массой, ведь она не знала их имен, лиц, семей. Они все, вроде как, не имели значения, но она не желала им зла и не хотела нести ответственность за причиненный им вред.
Но ведь это упрощение. Она не знала, какие они пережили трагедии в прошлом, и что ждало их в будущем. Может, вчера ограбили чей-то дом, может, кто-то боролся с болезнью или потерял ребенка, столкнулся с неверностью.
Радость носили на себе подобно новому костюму. Она покрывала каждый дюйм кожи, с головы до пят. Печаль и потери скрывали, утаивали за собранным видом и ежедневными заботами.
Она понятия не имела, с чем сталкивались эти люди в повседневной жизни. Так же как и они не знали о том, что она стояла среди них, ни живая, ни мертвая.
Как выяснилось, невидимость была улицей с двухсторонним движением.
И это дало ей новое представление о Рае. Раньше, когда пункт назначения был гипотетическим, когда она была во стольких смыслах моложе, вечный покой среди звезд для нее состоял из мармеладных сладостей, бесконечных воскресений с долгим сном и просмотром фильмов Джона Хьюза.
А теперь, подумала она, это просто любовь. Вечная любовь, что обволакивала тебя и защищала, благодаря этому чувству ты всегда будешь рядом со своей семьей и друзьями. Разлуки не существовало, даже между незнакомыми людьми. Не было печали. Никто не уходил, никого не бросали.
— Сисси?
Она подпрыгнула, когда ладонь Джима опустилась на ее плечо.
— Прости. Я задумалась. — Она подняла список. — Я достану соль, а вы разберётесь с лимонами?
***
— Я рада, что назначила дополнительный сеанс.
Окинув взглядом офис своего психотерапевта, Девина расправила короткую юбку на бедрах и вымученно улыбнулась, думая, что, может, ей следовало дождаться своей очереди.
— Я починила все свои вещи, — выпалила она. Ну, хорошо, на самом деле, приспешники выполнили львиную долю работы. Но она же отдавала им приказы. — И я…
Она нахмурилась, когда у нее кончились слова. Мысли. Желания.
— Девина?
Чувствуя себя обязанной продолжить, она судорожно пыталась сообразить, что же могла сказать. В итоге она пробормотала: — Знаешь, я очень забавно вышла на тебя.
— Ты сказала, что меня рекомендовал твой друг.
— Я солгала. — Она подняла взгляд на женщину, чтобы посмотреть, не расстроилась ли она из-за лжи… но нет. Ее терапевт, словно Будда, восседала на своем бежевом диване в бежевом офисе, на ее лице было такое же «бежевое», скучное выражение. — На самом деле, все было намного… страннее.
— Продолжай.
— Ну, я знала, что я… понимаешь, я занималась одной и той же работой целую вечность и была вполне счастлива. Я была самостоятельна, могла творить все, что мне вздумается. То есть, не все было так радужно… но я не понимала всей ситуации, пока мой босс не захотел все изменить. И разом все кануло в лету, понимаешь? А потом я начала работать с тем новым парнем в гонке за повышение, и однажды… однажды, похоже, я сломалась под давлением постоянного стресса. Я собиралась на работу, сидела перед зеркалом… — Она подняла руку к лицу, потирая щеки. — Я красилась… как и всегда. И я…
— Девина, продолжай.
Она похлопала себя по челюсти и линии подбородка.
— Я была… возникла проблема с тональным кремом. Я не могла наложить его на кожу. Он просто не ложился и… — Она заморгала так быстро, воспоминания паники были слишком сильными. — Я должна была наложить его. Наложить правильно, чтобы выглядеть правильно, чтобы никто не смог заметить…
— Заметить чего, Девина?
— Что я, на самом деле. Кто я, на самом деле. — Она уставилась на свои руки и снова поправила юбку. И снова. И снова. — Но у меня не получалось. Основа… просто… — Она прокашлялась, вырываясь из мгновений прошлого. — Я наложила тон заново. Потом еще и еще. Я была парализована. Я истратила целый флакон и открыла новый. Но, даже понимая, что делаю только хуже, я не могла… я, словно оказалась в клетке. Попала в замкнутый круг.
Терапевт серьезно кивнула.
— Я искренне понимаю, что ты имеешь в виду. Ритуал захватил тебя до такой степени, ты буквально стала его заложницей.
— Точно, — выдохнула она. — Именно это и произошло. Я остановилась только когда выбилась из сил. Я вся была в креме… моя блузка, руки, туалетный столик.
— Возьми, — сказала терапевт, подаваясь вперед и протягивая ей коробку с платочками.
— О, я не… — Но на ее глазах выступили слезы. — Спасибо.
Когда она промокнула слезы, терапевт откинулась на спинку дивана. — Это может быть поистине ужасно.
— Так и было. Я потеряла контроль… и, знаешь, я всегда была немного… зацикленной. В смысле, я люблю, чтобы все было идеально, все вещи должны быть на своем месте. А я люблю свои вещи. Я чувствую себя… в большей безопасности, когда со мной идеальное количество помад.
— Я помню. Было сложно выбросить тюбик на одном из предыдущих сеансов.
— Да. — Девина пропустила руку сквозь волосы, убеждаясь в том, что все на месте, и она не показала свое истинное безобразие. — Но в то утро у меня впервые возникло чувство, что эта одержимость может повредить мне… и я пришла в ужас. Паскудное чувство. Словно лучший друг повернулся к тебе спиной. Словно то, что всегда приносило радость, внезапно… получило над тобой контроль.
— Девина, это случается сплошь и рядом.
— Поэтому я приняла душ. Пришлось, я выглядела ужасно. В то время я жила в лофте. Я не большой фанат ТВ, но тот был с таким огромным экраном. Я вышла из ванной, и он был включен. Похоже, я сама не заметила, как включила его. Я стояла над разлитой по полу тоналкой, чувствуя, что схожу с ума, когда увидела тебя. По ТВ. Вероника Сиблинг-Краут. Забавно, больше мне эта реклама не попадалась. Но тогда она подвернулась мне как раз вовремя.
— Порой все происходят не случайно.
Девина уставилась на женщину.
— Ты, правда, очень мне помогла. В смысле, я все еще борюсь с собой, день ото дня, но ты помогла мне осознать, что я не одна в этом мире с подобной… проблемой.
— Знаешь, большая часть моей работы заключается в том, чтобы просто показать людям, что они не одиноки. Ну, это и обучение четким последовательным приемам борьбы с нежелательным поведением, которое, как думают многие пациенты, нельзя изменить.
— Ты на самом деле… спасла меня. От самой себя.
Терапевт нахмурилась.
— Девина, почему ты говоришь так, будто прощаешься со мной?
Потому что это может быть прощанием.
— Скоро все изменится. Ну, лично для меня. Ты можешь и не заметить разницы.
Хотя, если Девина победит, то женщина однозначно узнает об этом. И, без сомнений, если бы терапевт узнала, что стояло на кону в этой войне, то она бы молилась за победу Джима в последнем раунде.
— В каком плане для тебя все изменится?
— Продвижение. Скоро решится вопрос с повышением. На должность вице-президента выберут либо меня, либо того парня. — С другой сторо