Его гневную речь вдруг прервал звук тяжелых шагов за стенкой и густой бас:
– Доброе утро, товарищи!
– Здравия желаю, товарищ генерал! – на разные лады разнеслось по штабу приветствие.
Майор не успел одернуть гимнастерку и застегнуть воротничок, как штора отъехала в сторону и показался широкоплечий крепкий мужчина в папахе и накинутой на плечи шинели. Из-за согнутой в перевязке руки полы обмундирования расходились в стороны, так что было ясно видно и большую генеральскую звезду на погонах, и ряд из орденов на груди. Бледный мужчина с усилием сделал шаг и прислонился к стене, повязка на руке стала пропитываться кровью.
– Товарищ генерал, присаживайтесь, – Еременко бросился к табурету и рявкнул в сторону второй половины избы, служившей штабом: – Чаю принесите с печки и сахару побольше. Перевязку давайте сменим, потуже надо затянуть.
Командир полка отмахнулся, прислонился к стене и закрыл на секунду глаза. На сером лице исчезли все краски, губы посинели из-за сильного кровотечения.
– Сейчас полегчает, – генерал с усилием приоткрыл глаза. – Полчаса назад, как атаковали, целый отряд на мотоциклах, и с ними «тигр». Приметный. Череп с костями на нем намалеван. Обстреляли и в лес обратно ушли, мы им даже ответить не успели. Меня сразу осколком ранило, водитель мой рассмотрел, что на мотоциклетчиках нашивки СС и череп на ремнях.
– «Тотенкопф», это символ отдельного подразделения СС! «Мертвая голова», третья танковая дивизия, – не удержался от замечания Соколов.
– «Тотенкопф», йя, йя! – немецкий офицер взволнованно заговорил, быстро, прерывисто, размахивая руками во все стороны.
– Гордей, переводи, толмач наш, – генерал сел прямо и сморщился от боли в раненой руке.
– Он говорит, что на территории между фронтами действует блицгруппировка резерва СС, так как здесь находится узел дорог в шести стратегически важных направлениях. Группа СС имеет возможность менять технику, в основе группы танковый взвод из «тигров» и БТР под командованием офицера Шоллера. Он готов помочь ликвидировать Шоллера, если вы отправите его на задание вместе с офицером Соколовым.
– Ликвидировать, говоришь, готов? – Комполка всмотрелся сначала в Дорвельца, потом в Соколова и перевел взгляд на комбата. – За последнюю неделю более десяти нападений, погибших уже перевалило за сотню. Взвод связи в соседнем полку расстреляли прямой наводкой из танковых орудий. Ни одного в живых не осталось. Артиллерийский расчет на лошадях перевозил боеприпасы и зенитку, тоже в три выстрела из танковой пушки уложили, никто и опомниться не успел. Надо этому «тотенкопфу» срочно голову оторвать!
– Но, товарищ генерал, это же немец, фашист! Он же сбежит, только к нейтралке подведи. Что, если сказки нам рассказывает, а сам побег запланировал. Нельзя ему верить!
– Давай, лейтенант, выведи пленного на свежий воздух. Нам с комбатом надо поговорить с глазу на глаз.
– Есть, – Соколов потянул за рукав застывшего с немым вопросом в глазах Дорвельца к двери.
Едва за ними закрылись двери, как сквозь стены донеслись громкие восклицания Еременко и низкое гудение баса командира полка. Карл вымученно улыбнулся и кивнул на вход в штаб:
– Они не верят мне, да?
– Да, – коротко подтвердил Соколов и отошел подальше, чтобы невольно не подслушать чужой жаркий разговор.
– Товарыш Алекцеи!
От неожиданного обращения лейтенант даже вздрогнул, а Дорвельц, старательно растягивая звуки, повторил:
– Товарыш Алекцеи. – И снова перешел на родной язык: – А вы мне доверяете или тоже не верите, что я просто хочу помочь?
– И как мы это сделаем? Как ты поможешь нам справиться с ударной группой «тотенкопф»?
– Я не знаю пока, необходимо выработать план, выманить Шоллера и его головорезов. Я уверен, что у нас обязательно получится, если вы мне поверите. Я готов, готов искупить свою вину.
Немец снова начал от волнения захлебываться, но тут с грохотом распахнулась дверь. На крыльцо вылетел красный от злости Еременко, следом за ним шагал бледный генерал. Перед тем как сесть в машину, комполка повернулся к Соколову и отчеканил:
– Не подведи меня, парень!
Как только машина полкового генерала зафырчала по разбитой дороге, усеянной после бомбежки выбоинами, Еременко резко развернулся к молодому лейтенанту и процедил сквозь зубы:
– У тебя двое суток, два танка Т-34 и этот, – он кивнул в сторону Дорвельца, – помощничек. Если не ликвидируешь эсэсовцев в срок, то пойдешь обратно в командиры танкового отделения, я лично рапорт напишу. Выполнять приказ!
– Есть! – выкрикнул Алексей, стараясь не показать, как огорчен боевой задачей.
Невыполнимо трудной задачей, потому что атаковать он не боялся даже группу «тигров» с мертвыми голова на бортах. Но совсем не понимал, как же ему найти очередную позицию резерва СС, ведь противник постоянно меняет место расположения, по нескольку раз за ночь передислоцируясь от одной важной магистрали к другой. Раздосадованный поворотом событий, Соколов зашагал к старой парикмахерской, где разместилась его рота и экипаж командирского танка. Голова гудела от мыслей, как ему обнаружить очередную позицию, с которой нанесет удар подразделение Шоллера, ведь действовать придется на территории в десятки километров. И это всего с двумя Т-34. Позади, отстав на полшага, торопился радостный Дорвельц.
В импровизированной казарме Соколова уже ждали. Чистый, румяный командир второй роты подлетел и затряс руку Алексея:
– Здравия желаю! Младший лейтенант Белогородько, можно по-простому – Степан. А у нас уже тут танкисты прачками стали, – и он захохотал собственной шутке. Шлепнул лейтенанта ладонью по спине. – Ты не серчай, у нас по-простому в батальоне. Я твоих бойцов на помывку отправил, там ванны целые и вода горячая из труб течет! Как прибудет машина со снарядами, мои парни разгрузят. А с твоей роты сегодня дрова для костров! Ну мальчишек у тебя полно! Молоко не обсохло на губах, а туда же, на фронт, в окопы, в поле! Э-э-эх… – И тут же снова ожил, его глаза заблестели: – Это кто с тобой, фриц, что ли? Чтобы не сбежал, можем его запереть в каптерке, там дверь хорошая. А ты давай к своим отмываться от гари этой, пороховище ох едучее. О! – Ротный выставил вперед желтые пальцы с черной каймой под ногтями. – У меня уже ничем не берет, в кожу так въелось масло, порох, дизель!
– Да он не сбежит, пускай со мной идет.
И под удивленным взглядом командира роты Соколов в сопровождении немецкого офицера зашел за стенку с обломками кафельной плитки – туда, откуда доносились голоса и довольные крики.
Поначалу он остолбенел, кругом стоял влажный плотный туман из горячего пара, среди которого мелькали белые тела раздетых красноармейцев да разносились эхом довольные выкрики:
– Ух, хорошо, кипяток! Давай, Колька, еще плещи, не жалей!
– Ну парилка, как в домашней баньке.
Следующий час они плескались в потоках горячей воды, что лилась тонкой струйкой из обломков ржавых труб. Радостные, размякшие от горячей воды, с горами выстиранной формы, танкисты с удовольствием перекликались на свежем воздухе, раскидывая по обломкам забора мокрые вещи. От такого невиданного для фронта отдыха, мирного, наполненного непривычной хозяйственной суетой, у Алексея вдруг словно камень с души упал. Придумает, он обязательно найдет способ, как настигнуть неуловимые танки СС, ведь рядом с ним боевые товарищи, что стали по-настоящему родными.
Поэтому после сытного обеда, когда все бойцы ушли с топорами в лес нарубить дров для обогрева ночью, Соколов остановил Белогордько и попросил:
– А можете мне информацию узнать о нападениях группы немецких танкистов за последнюю неделю? Сегодня командир полка говорил, что больше десяти неожиданных атак было. Мне бы узнать, в каких точках местности фрицы нападали на наших. В штабе наверняка есть информация.
И тут Соколов замялся, не зная, как объяснить свое нежелание снова сталкиваться с комбатом Еременко. Но Белогородько хитро подмигнул, отчего его лицо украсилось забавными морщинами:
– Да слышал уже про ваш спор с Гордей Иванычем, весь гарнизон гудит до сих пор. Ну осерчал Гордей, не любит он выскочек и дисциплину уважает прежде всего. В жизни по-разному бывает, то на коне, то пешком. Ты нос не вешай, я до штаба прогуляюсь, с нашим писарем я из одного села, земляк мой, тоже орловский. Расскажет мне, что там за лихие танкисты у фрицев объявились.
Его земляк не заставил себя долго ждать и сам пришел уже через час. Они расположились за цирюльней и задымили козьими ножками. Штабной делопроизводитель в звании ефрейтора неторопливо перечислял:
– Два дня назад на Тосненском шоссе обстреляли с высоты колонну с грузовиками, что снаряды везли, пожар устроили. Пехота до утра снегом тушила, но все равно три полуторки подчистую выгорели. В начале недели ремонтников окружили, когда они ночью на поле вышли собирать подбитые «тридцатьчетверки». Когда караул услышал выстрелы, трактор с водителем уже полыхал. Пока танкисты по машинам расселись, пока добрались, а там борозда только в сторону немцев. Ушли опять.
– А это где было, координаты? – Алексей отмечал еле видимые точки на карте местности.
– Да в сторону московского шоссе, в двадцати километрах от Ушаков линия прорыва была, три дня поле это не могли одолеть, поскольку ждали, пока все мины снимут. Потом уже Т-34 пошли, и фрицы враз отступили. А потом ночью подлянку нашим устроили. Так связисты молнию приняли, Гордея в штаб полка вызвали, шум был такой из-за диверсии.
Но Соколов уже служаку не слушал, он с головой ушел в расчеты, представляя на карте траекторию движения танков, чтобы понять, по какому принципу все-таки движется группа и выбирает свои цели. Он повернулся к Карлу, который с интересом вслушивался в окающий говор двух земляков, и уточнил:
– Сколько «тигр» может пройти без дозаправки топлива?
Тот отреагировал мгновенно:
– У «панцервагена» этой модели четыре топливных бака на пятьсот тридцать четыре литра. Но и мощный двигатель, расход почти три литра на километр. Так что по шоссе он выдает скорость километров сорок, и запаса топлива хватает на двести километров, а вот на пересеченной, сложной местности труднее. Машина тяжелая, топлива расходуется много, чтобы тащить такую махину, хоть