«22 июня 1941-го года во время обеда подняли по тревоге из столовой в казарму, выстроили на плацу, и включили рупор. Прослушали выступление наркома иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова, который рассказал о нападении Германии на нашу Родину. В тот же день нам выдали противогазы, то есть мы перешли на военное состояние. Тревожное ожидание тянулось до 5 июля 1941-го года, когда наш учебный отряд ночью подняли по тревоге и направили в район станции Котлы Ленинградской области, которая находилась в нескольких десятках километров от города Кингисепп, где был расположен большой аэродром. В пути нас включили в состав специальной морской бригады, сформированной из личного состава Ленинградских военно-морских училищ: Высшего военно-морского училища имени Михаила Васильевича Фрунзе, Высшего военно-морского инженерного училища имени Феликса Эдмундовича Дзержинского, Ленинградской военно-медицинской академии и нашего учебного отряда. Мою 10-ю роту подводного плавания зачислили в 4-й истребительный батальон по борьбе с парашютистами. Вооружили винтовками Мосина, больше ничего не было, ни пулеметов, ни автоматов, зато разрешили брать гранат вволю. Я напихал в сумку для противогаза несколько дополнительных гранат. При этом сам противогаз все время с собой носил, команды выбрасывать их не было, а что-то предпринимать самостоятельно я не решался.
В июле и августе 1941-го года мы передвигались на запад и ночами рыли ходы сообщения, сооружали блиндажи и окопы. Грунт каменистый, рукавиц не было, поэтому вскоре ладони рук покрылись сплошными кровавыми мозолями и ссадинами. 20 августа 1941-го года нам пришлось наблюдать за эстонцем, заготавливавшим сено. Рядом с ним стояла арба, запряженная лошадью-битюгом. Это наводило на мысль, что мы находимся на границе с Эстонией. Потом опять пошли бесконечные марши. 28 августа 1941-го года солнце было на закате, и, проделывая обходной маневр, мы вышли на какую-то дорогу, впереди нас фронтом по бездорожью и полю мчались полные повозки с эвакуированным населением, с их легкими пожитками, а из близлежащего поселка немцы открыли по ним минометный огонь. Были слышны проклятия и плач детей. Стало страшно. Наша колонна шла в походном строю по четыре человек в ряд и пела песню «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов!» Меня всего трясло, орал слова во всю глотку.
К 23-00 мы подошли к какой-то деревенской церквушке. Названия населенного пункта точно не помню, но в памяти вертится Велькота. В последовавшем бою полегло очень много нашего брата. Нас отправили в ночную атаку, мы кричали: «Ура! За Родину! За Сталина!» Взвились ракеты на парашютах, высветившие все поле боя и сплошную массу народа с винтовками наперевес, бегущую вперед. Немцы открыли плотный кинжальный огонь трассирующими пулями из пулеметов, затем стали интенсивно бить минометы. До сих пор страшно вспоминать. Я придерживался командира взвода старшего лейтенанта Галаганова. Думал про себя: «Будь что будет, куда он, туда и я». Нас столпилось человек десять, все отделение, и здесь проявилась наша неопытность – бежали кучей. Черт подери, разбежитесь на пять-десять метров друг от друга и так двигайтесь. Но опыта не было. Немцы видят, что мы атакуем кучами, и точно кидают снаряды и мины. Слышу, что где-то глухо упало, ракеты потухли, наступило темень. Впереди на земле вижу – тлеет огонек папиросы. Мелькнула мысль: «Кто это еще в такой обстановке может курить?!» В этот миг раздался сильнейший взрыв, меня приподняло, я упал навзничь, приземлился лицом вниз.
Слышу стоны, крики, зов: «Папочка! Мамочка! Родные, помогите, умираю, спасите!» А я жив? Сжимаю кулаки, чувствую в них силу, значит, жив. Но ладонь левой руки полна теплой крови. Подхватываюсь, чувствую, что по левому бедру также стекает кровь. Осколок засел во внутренней поверхности бедра и в ладони. Догоняю командира взвода, он спрашивает: «Ранен?» Подтверждаю, что ранен. В это время наши ребята подводят к нему старика – тот говорит, что рядом расположен блиндаж, большое сховище. Спускаемся туда, он слабо освещен фонарем «летучая мышь», и забит женщинами и детьми. Оказалось, что рядом находилась усадьба какого-то колхоза. Женщины с натянутыми лицами, на руках махонькие дети.
Командир по карте уточняет обстановку, и старик показывает расположение огневых точек противника. Мне делают перевязку, осколки в этих ранах ношу с собой до сих пор. Рассвело, товарищи из сарая ведут пленного немца. Подошла машина «скорой помощи», меня и еще несколько человек погрузили в нее и отвезли в полевой медсанбат, расположенный в 20 километрах в тылу около железной дороги на Кингисепп. Сделали перевязку, завели историю болезни с записью: «осколочное ранение правого глаза, множественные ранения мягких тканей обеих конечностей ног и левой кисти».
Победа
К маю 1945-го года нас поставили на ремонт в Очамчире. 9 мая я мирно спал, как вдруг поднялась страшная стрельба. Проснувшись, лихорадочно думаю: «Не может быть, чтобы высаживался немецкий десант!» Выскакиваю на палубу, а инженер, капитан 3-го ранга, который ведал дивизионом, подскочил к нашему катеру, на котором комендоры палили из пушки, начал материться: «Вашу мать, прекратить!» А они его не слушают и стреляют. Оказалось, праздновали Победу.
Болюбаш Я.Х. с экипажем малого охотника МО-61
Утром мы пошли в Поти, взяли, что можно из продуктов и вина, в которое абхазы любили табак добавлять. Делали для того, чтобы больше дури получалось. И мы всю первую половину дня это вино выпивали, вспоминали войну, Победу. Мне с двух часов дня надо было вставать на вахту, а я наклюкался, пришел на катер, который стоит у стенки на ремонте, остальные «Морские охотники» у пирса лагом расположились. Наш был последним у пирса. Дежурный вахтенный передал мне журнал. Я спустился в отсек, взял раскладушку, открыл ходовую рубку, сел на нее, и что вы думаете? Как из-под ног земля ушла. Уснул. Хлопцы приходят и смеются: «О, Болюбаш без задних ног уснул!» Ребята всегда, где мы только останавливались в портах, ходили в увольнительную, и приходили синие. А я не любил пьянку, поэтому хлопцам стало приятно видеть Болюбаша пьяным. Взяли меня под руки, и спустили в люк с кормы в кубрик. Сплю. Слышу, меня кто-то таскает за волосы. Оказывается, это мышь, она для своего гнезда решила мои мягкие волосы взять. Постучал, убежала, опять клонит ко сну. Только задремал, как мышь снова вернулась, начала тянуть за волосы. Постучал – исчезла. Откуда у нас мыши? Между наружной обшивкой и внутренней обшивкой корпуса имелись проходы, в них они и прятались. Когда проснулся, поднялся я наверх, мутит, голова кругом ходит, на четвереньках дополз до борта, и все содержимое желудка исторг в море. Стало получше, подходит ко мне вахтенный и спрашивает: «Ну что, надо было меньше заглядывать в бутылку?» Оказалось, я проспал до обеда 10 мая 1945-го года.
Люди и судьбы. Война и мир юнги Саши
Известный советский писатель Валентин Саввич Пикуль, бывший во время Великой Отечественной войны юнгой, во вступлении к своей книге «Мальчики с бантиками» писал: «Юность… Она была тревожной, как порыв ветра, ударивший в откинутое крыло паруса. Эта книга и посвящается юности – нелегкой юности поколения, к которому я имею честь принадлежать. Тогда было суровое время жертв, и мы были готовы жертвовать. Многие из нас тогда же ступили на палубы боевых кораблей».
В этом году исполнятся 80 лет Победы в Великой Отечественной войне. Войны, в которой воевали ведь не только взрослые, но и дети. Все мы знаем подвиг Молодогвардейцев, имена Зои Космодемьянской, Зины Портновой, Лени Голикова… Но по-прежнему не так широко известен героизм детей, о которых не писали газеты, не слагались стихи, не сочинялись песни. Об одном из таких неизвестных детях-героях этот рассказ.
Саша Журбенко (справа) и юнга по фамилии Горелик
Детство
Саша Журбенко родился в 1930 году в городе Таганроге. Позднее его семья перебралась в Ейск. Мать – воспитывал сына и его сестру одна, и Саша с раннего детства помогал матери.
Когда началась война, Саше было 11 лет. Город Ейск, долгое время оставался тыловым городом. Считалось, что поскольку Ейск тупиковый, расположен на полуострове, сюда не должны были войти немцы. Именно по этой причине, в 1942 году сюда производилась эвакуация населения с Крымского полуострова.
Однако Ейск начали бомбить еще осенью 1941 года, авиация противника нацеливалась, прежде всего, на аэродром Ейского авиационного училища. Бомбежки продолжались и в 1942 году. Жители Ейска старались найти безопасные укрытия от бомбежек, очень повезло тем, у кого в домах были большие подвалы.
Ейск стал первым кубанским городом, который взяли захватчики. Войска вермахта заняли его 5 августа 1942 года.
Мы не знаем, что в этот период происходило в жизни Саши Журбенко, его воспоминаний не сохранилось.
Такими воспоминаниями о своем детстве, проходившем в городе Ейске в годы Великой Отечественной войны, поделилась Майя Герасимовна Ромашенко, урожденная Калинина. Она была маленькой девочкой, но именно цепкая детская память отлично сохранила впечатления того драматичного военного периода, когда город Ейск Краснодарского края находился в оккупации. Дадим ей слово: «Когда в город вошли фашисты, Калинины и все их соседи стали готовиться к худшему. Майя видела из-за забора, как по грунтовой мостовой мимо их дома скачут на конях вражеские солдаты, это были румыны. Начались планомерные обходы домов, солдаты заходили в каждый двор и отбирали у жителей все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Для жителей Ейска началась жизнь в оккупации…
Список воспитанников Ейского детского дома, умерщвленных фашистскими оккупантами 9 октября 1942года в г. Ейске
К маленькой Майе немцы относились благосклонно, может быть, потому что им она напоминала собственных детей. Трехлетняя Майя, с белокурыми локонами и голубыми глазами, выглядела просто как ангелочек с картинки…»