— То-есть команда «Авроры» отказывается подчиняться министру? — запальчиво спрашивает адъютант.
— Не одному ему, — попрежнему спокойно уточняет Белышев. — Авроровцы не признают Временного правительства. Мы следуем указаниям Центробалта, о чем и передайте.
— И передам! — угрожает адъютант, натягивая перчатку. — С вами поступят, как с изменниками!
— Тогда вытряхайся! — кричит разгневанный комендор Огнев. — Катись... к господину Керенскому!
Моряки сплошной стеной прижимают адъютанта к трапу, готовые разделаться с ним за оскорбление.
Эриксон юрко исчезает в будке тамбура.
— Стоп, товарищи! — властно произносит Белышев. — Не обращайте внимания. Собака лает, ветер носит... Вон с корабля, господин адъютант! Скажите своему министру, что скоро разберемся насчет изменников!
Звон шпор удаляется. Длинный, нескладный посланец Керенского пересекает заводской двор и скрывается за калиткой возле главного входа.
— Удвоить караул! — распоряжается Белышев. — Теперь он юнкеров или других корниловцев подошлет.
— Вон с корабля, господин адъютант!
— Пусть попробует сунуться! — цедит машинист Власенко.
Посмеиваясь, моряки возвращаются в жилые палубы.
— Братва! Председатель! — тревожно окликают с кормы.
Белышев стремительно оборачивается.
Часовой, подавшись к входному трапу, указывает в сторону заводских ворот.
Их створки медленно расходятся.
Одна за другой в просвете ворот выплывают зеленые громады двух броневиков.
— Про запас эти штучки держал, не иначе, — предполагает Липатов. — Застращать хочет!
— Живо по кубрикам! Всех в ружье! — не сводя глаз с броневиков, командует Белышев. — Часовые, к офицерскому тамбуру. Не выпускать никого из благородий!
И он, вытащив маузер, взбегает на кормовой мостик.
Переваливаясь на земляных буграх, броневики ползут через двор и останавливаются возле причала напротив крейсера.
Круглая крышка башенки ближайшей машины откидывается. Над люком встает юнкер в кожаной фуражке и кожаной куртке, перетянутой крест-накрест ремнями новенькой портупеи.
Сложив ладони рупором, он по складам выкрикивает:
— Эй, ко-ми-тет-чи-ки!
Белышев откликается в мегафон:
— Что прикажете, господин юнкер?
— Приказываю отчалить и ехать, куда назначено! Даю четверть часа!
На палубе раздается смех.
— Ездят пассажиры вроде тебя, а моряки ходят! — кричит матрос Шевченко. — И не отчаливают, а снимаются!
Несмотря на серьезность положения, Белышев не может сдержать улыбку: юнкер ничего не понимает ни в морской терминологии, ни в сроках отплытия. Для выхода крейсера из заводской гавани надо потратить не менее часа, и то при помощи буксирных судов.
— Может, подкинешь минут с десяток? — в шутку просят с палубы.
Юнкер сердится:
— Чтобы через четверть часа вашего духу здесь не было!
Став у крыла мостика, Белышев оценивает обстановку. Всюду — за выступами тамбуров, башнями орудий, надстройками, раструбами вентиляторов — примостились вооруженные моряки. Сухо щелкают затворы.
— Эй ты, франт! — гулко зовет Белышев, наведя мегафон на юнкера. — Дяем тебе и твоим приятелям пять минут, чтобы убраться за ворота!
Юнкер мигом скрывается в люке. Резко захлопывается крышка.
Башенки обоих броневиков плавно вращаются и вновь замирают. Их пулеметы нацелены на палубу крейсера.
— Кормовые! — разносится над причалом голос Белышева. — Прицел по господам юнкерам!
Мягко шуршат, спадая на палубу, чехлы. Стволы скорострельных пушек поворачиваются к причалу.
Молчаливая дуэль на выдержку длится меньше минуты. Затем Белышев опять прикладывается к мегафону:
— Господа юнкерьё! Предлагаю вам через четыре минуты очутиться у Калинкина моста! Если не возражаете, выкиньте белый флаг!
Крышка башенки головного броневика чуть приподымается. Из люка высовывается, размахивая носовым платком, рука в перчатке.
— Ай да молодцы! — хвалит Белышев. — Ну-ка, марш со двора!
Пятясь, обе машины подаются в глубь заводской площадки и, взвыв сиренами, полным ходом мчатся к воротам.
Комиссар, пряча маузер, сходит с мостика.
— Без угощенья обошлось. В другой раз не сунутся... Ты чего, Евдоким? Еще рано смеяться, — укоризненно говорит он прыскающему басом комендору.
— Да я об чем, Шура... Орудья наши вовсе без снарядов-то! Вхолостую заряжены!
Громовой хохот долго перекатывается по отсекам и палубам.
Под вечер буксирные катера швартуют к борту крейсера баржу со снарядами, приведенную из Кронштадта.
Начинается погрузка.
Выход на фарватер
На воду
сумрак
похож и так, —
бездонна
синяя прорва.
А тут
еще
и виденьем кита
туша
Авророва.
К полночи крейсер — в полной боевой готовности. Перегрузка необходимого количества снарядов с баржи в корабельные погреба закончена. Курьезная попытка Временного правительства припугнуть моряков броневиками и вынудить команду увести «Аврору» из Петрограда сорвалась. Моряки держатся начеку. Удвоены караулы на крейсере, и на ошвартованном неподалеку от него тралыцике «Пятнадцатый» дополнительно выставлены посты возле причала и главных ворот, а за ними, снаружи — у сквера напротив пожарной части и у Калинкина моста, — расхаживают патрули из матросов и рабочих.
Война между народом и Временным правительством вступила в последнюю фазу.
Об этом точно извещает третье предписание Военно-революционного комитета, принесенное связным из Смольного около полуночи. Оно адресовано комиссару.
Подозвав к себе членов судового комитета, Белышев знакомит их с предписанием.
Текст предписания таков:
«Комиссару Военно-революционного комитета Петрогралского Совета рабочих и солдатских депутатов на крейсере «Аврора».
Военно-революционный комитет Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов постановил: поручить вам всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами восстановить движение по Николаевском мосту».
— Временное правительство приказало юнкерам развести все мосты на Неве, — рассказывает связной. — Николаевский, Дворцовый, Троицкий и Литейный уже разведены. Понимаешь, комиссар, что задумал Керенский? Отрезать заводских, чтобы ни один красногвардейский отряд в центр не попал, и дождаться, пока подоспеют корниловцы из-за города, а тогда скопом навалиться на рабочих и придушить нас!
— Надо свести мосты, — говорит Белышев. — И поскорей.
— Давай мне человек двадцать, Шура! — просит Лукичев. — Выбьем юнкеров с Николаевского моста.
Белышев не согласен:
— Наобум нечего соваться. Кто знает, сколько у моста юнкеришек! Пошлем двадцать — наверняка мало; пошлем сто двадцать — а вдруг тоже маловато? Всех посылать? Что будем делать, если корниловцы сюда нагрянут? Нет, люди необходимы на корабле. Рисковать «Авророй» никак нельзя. Надо идти вместе с кораблем. В Неву. Нацелить орудия на мост и под их прицелом атаковать и вышибить юнкеров.
Члены судового комитета задумываются.
— Кто поведет? — сомневается Белоусов. — Это ведь крейсер, а не шлюпка. Сноровка нужна, чтобы такой махиной управлять.
— А для чего офицеры на корабле? — раздраженно спрашивает Векшин. — С февраля даром хлеб едят. Они и поведут. Я за то, чтобы идти к мосту.
Липатов, Захаров и Неволин присоединяются к Векшину.
— Разведку на берег все-таки послать не мешает, — настаивает Лукичев.
— Когда войдем в Неву, то на обе стороны пошлем — на Васильевский остров и на Английскую набережную, — решает Белышев. — Стало быть, договорились: идем к мосту! Готовьте людей. Пусть поднимут пары и прогреют машины. Это берите на себя вы трое — Белоусов, Неволин и Лукичев. Прожектор нам непременно понадобится, так что, Векшин, оповести электриков. Остальное — рулевая вахта, комендоры, сигнальщики, буксирные пароходы и господа офицеры — за нами: за Липатовым, Захаровым и мною. Кончили разговор.
В час ночи пары подняты до марки, машины прогреты. Комендоры, электрики, рулевые давно на своих местах. Корабль готов к плаванию, но выход неожиданно затягивается из-за отказа командира и остальных офицеров подчиниться решению судового комитета. В последний момент Эриксон заявил комиссару, что осадка не только не позволит крейсеру достигнуть Николаевского моста, но помешает даже войти в Неву.
— За время войны фарватер реки ни разу не углублялся, — объясняет командир причину отказа. — Подлинные глубины неведомы, корабль может сесть на мель.
Довод, выставленный Эриксоном, серьезный. Формально командир прав, на самом же деле — моряки отлично понимают это — он под благовидным предлогом не желает вести корабль в Неву.
Комиссар снова созывает судовой комитет.
— Как быть, друзья-товарищи?
— Надо сделать промер, — предлагает секретарь судового комитета Сергей Захаров.
— Чем? — спрашивает Векшин. — Катера в отлучке, у Смольного.
— Берусь промерить фарватер ручным лотом. Дайте шлюпку, фонарь, лист бумаги и четырех гребцов, — просит старшина.
Белышев колеблется:
— Рискованно, Сергей. Приметят юнкера на мосту — снимут пулей.
— Постараюсь, чтобы не сняли. Прикажи, комиссар, спустить шлюпку! — сердито повторяет Захаров. — Каждая минута дорога.
Он напяливает бушлат, поднимает воротник и, нахлобучив бескозырку, уходит.
Долгие полтора часа Белышев и почти вся команда, за исключением вахтенных в машинном и котельном отделениях, стынут на верхней палубе под холодным дождем, вглядываясь в ночной мрак, поглотивший шлюпку, и с тревогой прислушиваясь к частым хлопкам ружейных выстрелов где-то в стороне Невы.
Наконец раздается радостный голос Липатова:
— Шлюпка!