Галина Авксентьевна Болозович
Шли годы. В 1937 году среди живописной Мончетундры был заложен красавец Мончегорск, с которым связано едва ли не полжизни моей мамы. И все повторилось: палатки, бараки и первая квартира в деревянном доме. И то же увлечение музыкой – мама стала частой гостьей Дома техники и Клуба металлургов. В конце тридцатых к ней переехали родители. Отец занял должность главного бухгалтера жилищно-коммунального управления комбината «Североникель». Именно с ней, оказавшейся в далеком и неустроенном краю, решили связать свою старость родители.
Осенью 1941 года мама ответила на вопрос «что делать?» в полном соответствии со своей совестью: рейтарские курсы, Карельский фронт. В тылу не пряталась, сразу отправилась на передовую. Буквально под пулями ассистировала хирургам, которые в переносной палатке-операционной ли жизнь раненым. Керосина не хватало, и истории болезни она заполняла своим четким бисерным почерком при свете допотопной лучины (в преклонные годы это отзовется катарактой).
И нередко сама смерть заглядывала ей в лицо. Однажды осколок немецкого снаряда «ошибся» всего на пару сантиметров. Придя в себя, она подняла его, но тут же выронила – такой он был раскаленный. Этот осколок она хранила всю жизнь. Даже странно как-то: всего на два сантиметра ближе – и не было бы ни меня, ни брата…
Как и раньше в Кировске и Мончегорске, здесь, на передовой, мама пользовалась огромным авторитетом и уважением сослуживцев. Пронеся сквозь северные ветры и житейские бури чувство собственного достоинства и смелость, не растеряла она их и в военном аду. И сегодня светятся они в ее боевых наградах. Ее любили и уважали и не понимали только одного: ну как можно свои законные фронтовые сто грамм отдавать сестричкам и санитаркам!.. Да, для алкоголя она всю жизнь оставалась незнакомкой.
Здесь же, на фронте, поджидала ее и судьба в лице бравого артиллерийского капитана. Александру Васильевичу Бобкову, уроженцу села Безводное Нижегородской губернии, было в ту пору тридцать пять, и дома у него оставалась семья. Любовь к тридцатилетней медсестре перевернула всю его жизнь и стала огромным, сильным чувством, которое он пронес до конца своих дней. Они были очень разными и вряд ли подходили друг другу, но вспыхнувшая фронтовая любовь вовсе не была мимолетной – видимо, слишком крепкой печатью скрепил их союз фронтовой ЗАГС…
Александр Васильевич Бобков
Даже спустя десятилетия после войны пассажиры поездов, следующих из Мурманска в Ленинград, обращали внимание на бесчисленные крохотные озерки вдоль железной дороги. Мало кто знал, что это – воронки от немецких бомб и снарядов. Уже не осталось на станции Масельская руин водонапорной башни, в которую угодил снаряд как раз тогда, когда там находился отец со своим боевым расчетом. К счастью, ранение оказалось несерьезным. Детьми мы с братом по дороге в отпуск буквально прирастали к вагонному окну, даже если проезжали мимо этой водокачки глубокой ночью…
Война надолго разлучила родителей. Отец продвигался на запад, участвовал во взятии Вены и освобождении Праги, где и встретил День Победы, а мама в 45-м трудилась медсестрой в эвакогоспитале, который разместился в здании мончегорской средней школы № 3. Впоследствии мы с братом в ней учились. Помню, как мама впервые привела в школу. «Здесь были палаты, – вспоминала она, проходя мимо классов, – а здесь перевязочная. Актовый зал – это же операционная!»
Где-то там, в глухих карельских лесах, давно поросла травой землянка, где мои родители и их фронтовые друзья поставили на дощатый свадебный стол букетик полевых цветов в жестяной кружке, флягу медицинского спирта да банку американской тушенки… А вот отцовские и материнские награды и сегодня блестят, сверкают, как будто новенькие, словно гордятся, что вручены были тем, кто дорогой ценой заслужил право честно и прямо смотреть людям в глаза.
Не тускнеет, не стирается временем гордость. Она, как и память, бессмертна.
Валентин Бобков, главный редактор Издательского дома «Пресс-Курьер»,
Санкт-Петербург
Водитель полуторки
Мой дедушка, Соболев Фёдор Терентьевич, родился шестого июля 1912 года. Произошло это на южной окраине Советского Союза, в селе Новоголовка Астрахан-Базарского района Азербайджанской ССР.
В восемнадцать лет он женился на моей бабушке, Робушевой Евдокии Николаевне. Оба работали в колхозе. Он – механизатором, она – в полеводческой бригаде. Рожали и растили детей и к началу войны у них уже был сын и три дочери, мал мала меньше.
22 июня гитлеровская Германия напала на нашу несчастную страну. Спустя несколько месяцев в Азербайджане объявили всеобщую мобилизацию. Дедушку призвали в действующую армию. Погрузили в воинский эшелон и отправили на запад.
Федор Терентьевич Соболев
Евдокия Николаевна Соболева (Робушева)
Прибыв на фронт, Фёдор Терентьевич стал водителем грузовой машины «ГАЗ-АА» и принялся за трудную, неблагодарную работу. Изо дня в день он крутил баранку и обслуживал жуткие потребности ненасытного молоха войны. Вёз на передовую десятки молодых и здоровых красноармейцев, а забирал назад несколько тяжелораненых калек, обильно истекающих кровью.
Согласно техническому паспорту, бортовой грузовик мог перевозить 1500 килограммов. Благодаря этому неприхотливый автомобиль звали «полуторкой». Правда, никто не смотрел в инструкцию, а в кузов грузили столько, сколько поместится. Иногда этот вес доходил до трёх тонн. Причём большую часть приходилось кантовать самим шоферам.
Первые месяцы войны фашистские истребители безраздельно хозяйничали в небе и нападали на всё, что движется в воздухе и на земле. Но больше всех досаждали солдатам бомбардировщики «Ju-87». У этих самолётов не убирались посадочные стойки, а на колёсах стояли обтекатели, которые делали шасси похожими на ноги, обутые в огромные башмаки.
За это их прозвали «лапотниками». Однако смешное прозвище не делало их менее опасными. Заметив автомобиль или пешую колонну, «юнкерсы» устремлялись к земле в крутом пике. Включали воздушную сирену и сбрасывали на цель пятидесятикилограммовую бомбу.
Во время жестоких боёв мой дедушка часто попадал под миномётный огонь и бомбёжку. Несколько раз его ранило и сильно контузило. Дедушке очень везло. Всё обходилось без крупных увечий, и он вновь возвращался в строй.
Однажды случилось и вовсе невероятное происшествие. Он приехал на артиллерийскую батарею и привёз ящики со снарядами. Полуторку быстро разгрузили, а в кузов уложили десяток раненых. Рядом с шофёром посадили контуженого лейтенанта. Дедушка сел за руль. Повёл машину в тыл, и тут начался мощный обстрел.
Один из снарядов попал в кузов. Взорвался и разнёс на куски грузовую платформу. Из облака огня вылетела кабина грузовика с уцелевшим передним мостом. Проехала несколько метров на двух колёсах, а затем скатилась в большую воронку. Рядом с ней упал другой снаряд, и огромный вал земли засыпал яму так ровно, будто её никогда не было.
К счастью, это видели несколько артиллеристов. Едва кончилась канонада, солдаты выбрались из окопа и поползли откапывать кабину автомобиля. Скоро из земли вытащили контуженого лейтенанта. Всё его тело оказалось иссечено осколками так сильно, что на нём не нашлось живого места. А Фёдора Терентьевича лишь оглушило. Через час бедный лейтенант умер, а дедушка пришёл в себя, но стал заикаться.
Однажды он поехал на передовую. Отвёз на позицию оружие и провизию. Взял раненых и двинулся назад. В это время фашисты начали наступление. Прорвали советскую оборону и окружили часть войск. Полуторку дедушки обстреляли немецкие танки. Машина сгорела, но он выскочил из кабины и прыгнул в овраг.
Дождался, пока немцы уйдут вперёд. Примкнул к какой-то воинской части и вместе с солдатами стал пробиваться к своим. Когда красноармейцы вырвались из «котла», их встретили особисты. Обвинили в оставлении позиции без приказа. Обозвали трусами и приговорили к отправке в штрафной батальон.
Так уж случилось, что мимо колонны проезжал полковник медицинской службы, хорошо знавший Фёдора Терентьевича. Каким-то чудом офицер узнал дедушку в толпе грязных и оборванных красноармейцев. Поговорил с охранниками. Обменял его на бутылку спирта и увёз с собой.
Дедушка благополучно вернулся в госпиталь и продолжил служить на санитарной машине. В медсанбате он ещё ближе сошёлся с пожилым офицером. Нужно сказать, что этот врач всю жизнь занимался изучением способов лечения экземы. Очень тяжелого кожного заболевания, которое вызывается расстройством нервной системы. Видя любознательность шофёра, он стал объяснять ему причины страшного недуга и методы борьбы с ним.
Заметив, что водитель проявляет большой интерес, полковник передал ему свои книги и тетради. Если встречались больные экземой, офицер звал солдата. Вёл приём в его присутствии и объяснял, что и как. В свободные часы дедушка читал записи медика. Быстро научился распознавать виды болезни и составлять мази для их лечения. Вскоре полковник погиб под обстрелом, а Фёдор Терентьевич оставил себе документы врача. Со временем, он стал применять свои знания и всё чаще помогать сослуживцам, у которых возникала болезнь.
Так он воевал до последнего дня войны. Участвовал во взятии Берлина и оставил свою подпись на стенах захваченного Рейхстага. Во время боевых действий дважды попадал во фронтовую кинохронику, которую видели односельчане и моя мама, которая была тогда ещё маленькой девочкой. По её словам, кадры с его участием мелькают в каком-то документальном фильме.
Пока мой дедушка воевал на фронте, моя бабушка работала в колхозе бригадиром. Кроме своих четверых детей она взяла на воспитание ещё девятерых сирот, эвакуированных из районов, захваченных гитлеровцами. Благодаря трудолюбию и упорству самоотверженной женщины её огромная семья не голодала, как многие другие. Все дети работали в саду, в огороде, сеяли пшеницу на пустырях.