Когда советские власти стали собирать помощь для жителей блокадного Ленинграда, бабушка сдала в этот фонд двести пудов зерна. Про этот великодушный поступок напечатали во многих газетах и поместили снимок Евдокии Николаевны и всех её детей.
Корреспонденты нашли дедушку, находившегося на фронте, и торжественно вручили ему газету с фотографией. На имя бабушки пришла благодарность от советского правительства за подписью товарища Сталина. В письме были такие строчки: «Спасибо Вам за хлеб. За сотни душ, которых Вы от голода спасали. Мой низкий Вам поклон! Иосиф Сталин».
После окончания Великой Отечественной войны дедушка был направлен на Дальний Восток на войну с Японией. Как и большую часть войны, он служил шофёром на санитарной машине и перевозил раненых. За боевые заслуги Родина наградила его медалями «За отвагу», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и «За победу над Японией».
В 1947 году он наконец-то вернулся домой и пошёл работать в колхоз. Эвакуированные сироты, которые жили в его доме, к тому времени уже разъехались по своим детдомам.
За годы работы в деревне дедушку несколько раз избирали председателем колхоза. Долгое время он трудился главным механиком сельхозпредприятия, а когда рядом построили завод виноградных вин, стал главным инженером.
Александр Филичкин
Спасла «мертвая зона»
Как воевал мой отец, Евгений Николаевич Дроканов
Пули впивались в землю в полуметре от лица. Пыль от фонтанчиков летела в глаза. Мой отец, лейтенант Евгений Дроканов, лежал в ложбинке у дороги, прижавшись головой к родной землице так крепко, что левое ухо ныло от напряжения. Взгляд был направлен в сторону вражеского дзота, из амбразуры которого вылетали вспышки огня, в мозгу билась единственная мысль: «Когда же ему, гадине, надоест палить в одну точку?»
Немецкому пулеметчику не надоедало. Удобно устроившись в дзоте, он методично нажимал на спусковой крючок, посылая короткие очереди в сторону русского командира, который залёг возле догоравшего деревенского дома. Пули не попадали в цель, потому что возле нее образовалась «мертвая зона»: ствол пулемета ниже не опускался. Понятное дело, пулеметчик ждал, что его «мишень» пошевелится, разминая занывшие от неудобной позы мышцы, и немного приподнимется над землей. Вслед поднимется ствол, и пули полетят на дальность выстрела, поражая все живое на своем пути. Игра нервов длилась уже несколько минут.
Лейтенант впервые в жизни попал в настоящий бой. Вообще-то, какой тут бой, когда он валяется на боку посреди «ничьей» деревни и беспомощно гадает, добьет его вражеский пулеметчик или нет! Злоба на фрица просто душила.
Чтобы успокоиться, он стал вспоминать, как два месяца тому назад окончил МИУ, Московское инженерное училище, и прибыл на Западный фронт, в 50-ю армию генерала Болдина, которая вела тяжелые бои в районе Зайцевой Горы – занятой противником господствующей высоты к западу от Калуги. Да, в МИУ будущих командиров не учили водить солдат в атаку. Их делом на войне было строительство инженерных сооружений, дорог и колонных путей, возведение переправ, мостов, минирование и разминирование местности, а также прочая работа под общим названием «инженерное обеспечение боевых действий войск». Учили курсантов хорошо. Офицеры-преподаватели с боевым опытом часами объясняли свои непростые дисциплины, добиваясь, чтобы каждый выпускник стал профессионалом в инженерном искусстве.
В отличие от командных военных училищ, в которых будущих командиров сорок первого года обучали три месяца, в инженерном училище срок обучения не могли сократить короче девяти месяцев. Иначе не имело смысла готовить нужных фронту специалистов, слишком сложная была учебная программа. И при выпуске в петлицах у новоиспеченных лейтенантов инженерных войск сверкали по два новеньких «кубаря», а не по одному, как у их сверстников – танкистов, пехотинцев и артиллеристов – младших лейтенантов. Так высоко ценились в Красной армии офицеры инженерных войск. Впрочем, не только в Красной армии: еще в Петровском военном уставе 1716 года говорилось: «Инженеры зело потребны суть при атаке или обороне какова места; и надлежит таких иметь, которые не токмо фортификацию основательно разумели, и в том уже служили, но чтобы и мужественны были, понеже сей чин паче других страху подвержен есть». Поэтому и берегли курсантов-инженеров. В самые сложные дни боев за Москву в октябре 1941 года училище было эвакуировано в тыл страны – в город Мензелинск.
Он выучился и стал офицером, лейтенантом, командиром 1-го взвода 2-й роты 309-го отдельного инженерного батальона 50-й армии. В апреле и мае 1942 года взвод выполнял задачи по строительству блиндажей на командных пунктах войск, перешедших от наступления к обороне, и установке деревянных «масок» вдоль фронтовых дорог, проще говоря, маскированных длинных деревянных заборов, которые позволяли скрытно от немцев перебрасывать по дорогам войска. Но больше всего приходилось заниматься минированием переднего края.
По ночам комвзвода вместе с бойцами выбирался на нейтральную территорию за проволочными заграждениями перед линией наших траншей и оборудовал минные поля. Днем они обычно занимались подготовкой мин к постановке. Из-за недостатка металла в стране корпуса мин делали деревянными. В середине корпуса было отверстие для установки взрывателя с капсюльным детонатором. Дощатые корпуса от времени рассыхались, доски коробило, отверстия сдвигались с нужного места. Всё необходимо было установить в одной плоскости. Этим взвод ежедневно занимался в светлое время суток. Требовалось производить эту операцию при помощи специально подготовленного шаблона взрывателя. Но молодой лейтенант без боевого опыта однажды решил, что можно проверять мины обычными взрывателями. Во время работы один взрыватель самопроизвольно подорвался, когда солдат вставил его в отверстие корпуса мины. Возле мины, а это – пять килограммов аммонита, стояли трое: комвзвода, командир отделения и солдат. Обычно после такого взрыва в земле оставалась глубокая воронка. Стоявшие рядом с миной оцепенели. Но, на их счастье, подрыв взрывателя не вызвал детонацию, корпус деревянной мины просто развалился на части. Выдохнув, саперы поняли, что смерть прошла рядом с ними.
…И вот она закружила над лейтенантом на деревенской улице. Новая пулеметная очередь из дзота подняла пыль рядом с головой. Надо лежать и ждать! В памяти всплыли события, происходившие перед этим боем.
Стояли светлые июньские ночи, когда комвзвода получил задачу произвести инженерную разведку местности, где готовилась атака стрелкового полка. Вместе с ординарцем, немолодым медлительным солдатом Евтеевым, они расположились на высотке за деревней, которую предстояло отбить у противника. Немцы, скорее всего, ожидали нашего наступления, поэтому на глазах у разведчиков вражеские пехотинцы в касках прошли по улице деревни и факелами подожгли соломенные крыши крестьянских домов. Вскоре вся деревня пылала, и разведку пришлось завершить, потому что за дымом и пламенем больше ничего не было видно.
Следующей ночью в результате атаки стрелкового полка немцы оставили горевшую деревню и ушли за ее западную окраину. Но наши пехотинцы не пошли в деревню, а расположились немного восточнее нее.
Начальник штаба инженерного батальона поставил лейтенанту боевую задачу: выдвинуться со взводом к западной окраине деревни и произвести минирование дороги, проходившей через всю деревню с востока на запад. Лейтенант задачу уяснил и отправился выполнять. Но ни он сам и никто другой из командования не имел точных данных по обстановке, главное – не было известно, где находился противник.
Поздним вечером, когда взвод в походной колонне шел по дороге к догоравшей деревне, рядом со стороны ржаного поля раздалось несколько очередей из «шмайсеров». Неорганизованная стрельба быстро утихла, и саперы вошли в безлюдную деревню. Летние ночи коротки, времени для минирования оставалось мало, поэтому бойцы споро взялись за привычное дело. Винтовки-трехлинейки, чтобы не мешали, сняли и сложили аккуратной кучкой у дороги. Свою короткую СВТ он убрал за спину.
Светало, когда почти все мины были установлены, и тут с окраины деревни немцы начали автоматную и пулеметную стрельбу. Противник все же заметил саперов, принял их за атакующих красноармейцев и открыл заградительный огонь. Лейтенант скомандовал взводу выходить из деревни. Саперы, пригибаясь и прячась за остовами домов, двинулись к восточной окраине. Командир остался один, чтобы еще раз осмотреть участок минирования и убедиться, что все подчиненные вышли из-под огня. Дорога была пуста.
В этот-то момент по нему с левого фланга обороны немцев из дзота ударила пулеметная очередь. Пока пулеметчик пристреливался, лейтенант плюхнулся боком на землю рядом с дорогой и стал тревожно смотреть, что будет дальше. До руин деревенского дома, где можно укрыться, оставалось метра два. Но обстрел не давал даже головы поднять, не то что выскочить из опасного места. Фонтанчики от пуль вздымались все ближе и ближе, и вдруг их приближение застопорилось в полуметре от лица, как будто уперлось в невидимую линию.
Евгений Дроканов
Лейтенант понял, что оказался в «мертвой зоне», пулеметчику не удается достать до него. Уже хорошо! Но сколько придется здесь пролежать, одному Богу известно. Фонтанчики минута за минутой продолжали взбивать дорожную пыль.
Терпеливый какой враг попался… Впрочем, пулеметчику в утренних сумерках, видать, удалось разглядеть командирскую фуражку на голове у своей «мишени». Поэтому он старался разделаться с офицером, чтобы потом солдаты разбежались сами.
Пока лейтенант размышлял, стрельба прекратилась. Выстрелов не было секунду, другую, третью… «Должно быть, ленту меняет в пулемете», – промелькнула мысль, а тренированное тело оттолкнулось всею силою от земли и полетело вперед к обугленным стенам. Приземлился на локти, ободрал их, но, не чувствуя боли, скатился в яму, где прежде находился домашний погреб. Из ямы выбрался, укрываясь за обгорелыми стенами, а потом через огороды быстро добежал до околицы.