После учёбы в школе работал электромонтёром в Великолукском паровозном депо (занимался ремонтом электрооборудования паровозов), где и получил профессию электрика, которая определила род деятельности дедушки на протяжении всей войны.
Как и все, пошел служить в армию. В самом начале 1941 года призывался Жижицким райвоенкоматом в тогда еще Рабоче-крестьянскую Красную армию. Из воспоминаний: в военкомат добирался зимой на лыжах. Стоял сильный мороз, и, пока дошел до военкомата, обморозил одно ухо, которое стало по размерам напоминать вареник.
Призвался рядовым. И буквально через несколько месяцев – ВОЙНА. Дед с первых дней находился на переднем крае в ожидании боестолкновения с фашистами. Но внезапно поступил приказ об отзыве с переднего края военнослужащих, обладающих «ценными» специальностями для ведения боевых действий. Про приказ я слышал от дедушки, отдан он был Ставкой главнокомандующего после того, как в первые дни ВОВ наша армия стала нести чудовищные потери. После этого события мой дед был переведён в связисты и, возможно, благодаря тому приказу тогда остался в живых.
Служил он в телефонном взводе роты связи 971-го стрелкового полка 273-й стрелковой дивизии, в дальнейшем именующейся как 273-я Бежицкая Краснознамённая ордена Богдана Хмельницкого стрелковая дивизия.
Всю войну прошагал (а скорее проползал) с телефонными катушками. Помню, рассказывал: телефонный провод у немцев был очень жёсткий, зимой дубел, а советский всегда оставался мягким. Но вот наши кабельные катушки были деревянными, без подшипников и очень сильно гремели при размотке линии связи. Поэтому старались захватить трофейные немецкие катушки, на них перематывали советский провод и уже с ними шли прокладывать линии связи.
Рассказывал, как на наши позиции заходили немецкие бомбардировщики, и, пока бомбы летели до земли, нужно было попытаться «вычислить», куда они упадут, и убежать в противоположную сторону и там залечь. Ведь бомбы не просто падают вниз, они ещё продолжают лететь по инерции вперёд, повторяя направление полёта самолёта.
Рассказывал, как одну зиму простояли в чистом поле, никаких домов поблизости от позиции не было, поэтому жили в землянках. Выкапывали ямы в земле, сверху вход закрывали врытым в землю ящиком с откидной крышкой от артиллерийских снарядов, дно у ящика выбивалось. Внизу яма расширялась до площади двух лежащих человек. В стенке ямы выкапывалась крохотная печка. Трубой служило пробитое ломом отверстие в земле. Дно землянки устилалось сухими ветками и травой, в печке жглась изоляция от телефонного провода, так и ночевали по два человека. К утру лица у ночевавших становились чёрными от копоти, и все оттирались снегом.
…В одной деревне, захваченной фашистами, была церковь, на колокольне находился священнослужитель, перешедший на сторону врага. Он лично корректировал артиллерийский огонь по нашим позициям. Группе бойцов, в том числе и моему деду, удалось пробраться на эту колокольню. Поп «ушёл» вниз головой с колокольни к земле…
6 месяцев дед участвовал в боях за взятие Сталинграда, лично участвовал во взятии в плен Фридриха Паулюса (немецкий военачальник, автор плана «Барбаросса», с 1943 года – генерал-фельдмаршал, командующий 6-й армией, окружённой и капитулировавшей под Сталинградом).
Перед вступлением в бои за Сталинград все вновь прибывшие подразделения обязательно проходили через устроенный под Сталинградом фашистами концентрационный лагерь, впоследствии освобождённый нашими войсками. После того как солдаты и офицеры видели горы трупов женщин, детей и стариков, уничтоженных фашистами, их желание уничтожать врага многократно возрастало. После вида этого концлагеря, из воспоминаний деда, он и его сослуживцы перестали брать в плен живыми фашистов. А если кто и сдавался, то потом при конвоировании пленные почему-то всё время пытались бежать. А беглых фашистов, как известно, догоняли пули в спину…
Петр Дмитриевич Лебедев
Многие, наверно, слышали про бойца, который устранял во время боя обрыв телефонного провода, но, будучи раненым, успел перед смертью сжать два конца оборванного провода своими зубами. Связь была восстановлена. Фамилия этого бойца Печёнкин, служил он вместе с моим дедом.
После войны дед продолжил службу в Вооружённых силах и отдал ещё несколько лет морской авиации. Служил на острове Сахалин, потом в Заполярье на Новой Земле, где располагался атомный полигон. Везде обеспечивал связь, радионавигацию и аэродромное освещение. Уволился командиром батальона аэродромного радиотехнического обеспечения в звании подполковника.
В 1999 году в возрасте 78 лет его не стало…
В нашей семье мы все помним и чтим ДЕДА – Лебедева Петра Дмитриевича, и передаём память о нём из поколения в поколение.
Сергей Владимирович Краснокутский
По Красной реке
Михаил Николаевич Савин, или просто Миша Савин, отправился на фронт в 18 лет, а в 20 пропал без вести.
Этот веселый, улыбчивый, вихрастый и очень романтичный парнишка писал стихи, они даже были напечатаны в районной газете «Сталинский организатор» и стали предметом семейной гордости. Газета со стихами долго хранилась в маминой шкатулочке.
Миша Савин
Потом мама будет изредка доставать газету и, не читая, гладить, по ровным столбикам сухими пальцами.
Его недавно приняли в комсомол, и впереди была еще такая интересная и такая долгая жизнь.
В семье Миша был самым старшим из детей, была еще Паночка, она училась в седьмом классе и была очень серьезной девочкой. Следующим был Вася, и самой младшей была Маруся, светленькая, большеглазая, совсем еще малышка. Все они были разными и в то же время очень похожими друг на друга, может быть рыжиной в кудрях или веснушками, а может быть, не по-детски серьезным отношением к жизни. А потом настала война, и планы на большую, увлекательную жизнь пришлось на какое-то время отложить, потому что надо было отправляться на фронт. Его с отцом мобилизовали. Он обещал маме обязательно вернуться, во что бы то ни стало. Миша долго-долго будет вспоминать мамины глаза, полные безысходности, Пану, беспомощно повисшую на его плечах, и Марусю, обхватившую его ногу. Вася прятал глаза, только бы не показать, как ему хочется разрыдаться. Мамину худую, высокую фигуру, еще долго стоявшую в дорожной пыли он никогда не забудет. Она будет приходить к нему во сне, даже в аду, в сталинградском страшном капкане, куда попала 149-я стрелковая бригада вместе с 124-й бригадой полковника Горохова. Их так и называли потом: «Группа Горохова». Пять страшных, неимоверно тяжелых недель длилось их сопротивление: с трех сторон окруженные немцами, а с четвертой – Волгой, и только там, за рекой, наши артиллерийские расчеты. Без поддержки, голодная, отчаявшаяся, но так и не покорившаяся врагу, группа Горохова стояла насмерть, став щитом Сталинградского тракторного завода. Поначалу об их сопротивлении никто не знал, и только благодаря храбрости бойцов, которые пробрались через вражеские позиции и доставили донесение в Ставку о том, что бойцы 149-й и 124-й стрелковых бригад держат оборону на северном направлении, будучи полностью отрезанными от армии, командование поняло, что же происходит на севере Сталинграда. Пять недель сопротивления как у немцев на ладони. От всего личного состава к середине ноября останется одна треть. И когда на позициях появились прорвавшиеся наши части, ребята, позабыв обо всем, повыскакивали из окопов и побежали навстречу нашим, обнимались, обливаясь слезами, но уже не прячась от пуль, просто не было сил. На это с удивлением в бинокли смотрели немцы и… не открывали огонь. А в это время в селе Рассвет семья Савиных получила письмо. Миша писал в стихах о том, что ему снилось: он плывет по красной реке лицом вверх и видит на берегу маму и Пану, они улыбаются, протягивают к нему свои руки, и он тянется к ним, но красное течение не позволяет им даже коснуться друг друга, он так и уплывает от них. Мама побежала в другое село с этим его письмом, плакала и говорила, что это, наверное, всё. Но он пережил ад, у него впереди было еще полгода жизни. Новый 1943 год он встретил в госпитале: видимо, от холода и голода организм не выдержал и сдал. Все тело распухло. Из госпиталя Миша напишет еще открытку Пане в Елаур, где она училась в 9 классе. А после госпиталя малочисленные остатки 149-й бригады присоединили к сформированной в апреле 1943 года 92-й гвардейской стрелковой дивизии. Какое-то время они были в учебке, ждали отправки на фронт, и, наконец, к пятому июля 1943 года дивизия занимает позиции на тыловом оборонительном рубеже: Мочека, Плотовец, Короткое, Жигайловка, Афанасьевка. В ночь на 6 июля полки дивизии получают приказ выйти на передовые позиции и сменить дивизию левофлангового корпуса 6-й гвардейской армии Чистякова. Однако в связи с прорывом врагом участка обороны 7-й гвардейской армии Разумное – Генераловка дивизия получает новый приказ выдвинуться на рубеж – в район Старого Города (Белгород).
Седьмого июля 1943 года части дивизии, двигаясь в направлении на Мелихово, вступают в бой на рубеже в районе Старого Города. 10 июля, понеся большие потери, дивизии приходится отойти на рубеж Старый Город – Шишино – Хохлово – Киселево – Собынино.
У него было всего четыре дня жизни там, возле Белгорода. Солдатской военной жизни.
А девятого июля Миша при выходе из окружения близ хутора Постников (сейчас это пригород Белгорода) пропал без вести. Именно девятого июля в направлении Мелихово немцы прорвали оборону 92-й дивизии, и отдельные ее части оказались в окружении. Пришлось прорываться с боем, но не всем удалось вырваться. Миша остался там, в лесах Белгорода, возле хутора Постников.
А Савины получили короткое, как выстрел, извещение – «ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ». Потом были запросы, родные хотели узнать, где именно пропал их сын. Но выяснили лишь то, что 149-я бригада практически полностью полегла под Сталинградом. И скорее всего, он погиб именно там. И 70 лет никто из семьи так и не знал, что Миша после Сталинграда воевал на южном направлении Курской дуги. Теперь никого уже не осталось, кроме Маруси. Тети Маруси, той самой маленькой светловолосой девочки, которая Мишу помнила смутно.