Наталья Ивановна Конева
Здравствуй, дед!
Вельможный Яков Григорьевич (погиб в 1943 году)
Здравствуй, дед. С Днем Победы тебя. Прости, что не 9 Мая, слишком захлестнули эмоции, когда я начала находить архивные документы о тебе. С каждым листком мне хотелось повиснуть у тебя на шее и даже поплакать в плечо. Мы долго искали тебя. Бабушка делала запросы, мама писала твоему командиру. Искали в документах «Мемориала», но там писарями была сделана ошибка в твоей фамилии и значишься ты как Вельможин, что ты был призван в ряды РККА 24 июня 1941 года, а также в документе о потерях числишься как без вести пропавший. Но мы знали по рассказам бабушки и искавшей тебя мамы, что ты погиб под Ленинградом. Что письма прекратили приходить в феврале 1943 года. Ты писал своей жене, что много раз был ранен, что, когда ты вернешься, она не найдет на тебе живого места. Но ты не вернулся, как и миллионы других солдат. Однажды она получила письмо от твоего товарища, который писал, что вы оба дали друг другу слово, что, если что-то случится, один из вас напишет об этом жене. Он написал как ты погиб. Что в 43-м вас переправляли из госпиталя по Неве, и в твой плот попал снаряд. Все, кто был на этом плоту, сейчас покоятся на дне Невы. Он обещал приехать после войны и рассказать о тебе, но не приехал. Жаль, что не сохранилось это письмо. Но есть память, мы пронесем эту память через всю жизнь, будь уверен. Фотокарточку твою получили, датирована она 2 ноября 1941 года. Ты самый красивый дед!
Яков Григорьевич Вельможный
Спасибо тебе, дед, что ты дал нам жизнь, что мы счастливы, что ты отдал свою жизнь за это счастье.
Первое, что я нашла, – это твоя награда. Знаешь, у тебя есть награда, медаль «За оборону Ленинграда». А мы не знали, мама плакала от радости и обиды, что бабушка не дожила до этой вести. Но мы и так знали, что ты герой.
Я продолжала искать документы о тебе, о твоих однофамильцах и однополчанах из наградного акта. Пыталась проследить твой боевой путь, расшифровывала аббревиатуры и сокращения. Читала журналы боевых действий и даже военные схемы. В одном из документов значится, что у тебя была судимость. Ты не писал об этом, там говорится, что осудили тебя «за распространение ложных слухов». Бабушке местные «слухи» донесли, что ты сказал что-то на политзанятии и тебе приказали встать и что, наверно, тебя за это накажут. Дед, я тобой горжусь! Я не знаю, что ты такое сказал, но я на твоей стороне, не испугался, не спрятался, остался самим собой, это дорогого стоит. За такую статью давали от 2 до 5 лет тюрьмы. Но тебя, вероятно, отправили на фронт немедленно. Следующий документ: учетная карточка из госпиталя, и в ней этой злосчастной судимости уже нет. Смыл кровью… В том же 43-м таких перемещений из госпиталя на фронт было еще три. Последняя запись датирована 1.09.43 об отправке с командой…
У нас все хорошо, потому что ты с нами всегда, наш ангел-хранитель. Ты прошел с Витей и внуками по площади Артема – там, где тебя призвали. Ты пройдешь и по Красной площади – там, где живет твоя дочь Пана. Мы помним о тебе, как и сотни исторических имен, некоторые из которых хотелось бы забыть и никогда не вспоминать. Пусть память о тебе будет вечной, пока живет Земля.
P. S. В сентябре 2015 г. мама с Надей побывали на Невском кладбище в Веселом Поселке Ленинграда. Дед, ты где-то там. На боевой карте расположения частей видно, что твой полк находился в Веселом Поселке.
9 мая 2016 г. твоя внучка Надежда прошла с тобой в строю «Бессмерного полка» по Красной площади Москвы.
Твоя внучка Мира от имени твоих детей Паны и Виктора, внуков Надежды, Александра и Татьяны, правнуков Виктора, Юлии и Валентина.
(Мираида Викторовна Золотова)
Часть вторая«Всё для фронта, всё для победы!»
По рельсам войны
Мой отец, Егин Вениамин Михайлович, во время войны не участвовал непосредственно в боевых сражениях. Будучи по образованию инженером-строителем, войну он прошёл в составе ремонтно-восстановительных поездов, обеспечивающих восстановление разрушенных железнодорожных узлов, путей и мостов. Значение железных дорог во время войны было огромно. По этой транспортной артерии доставлялись на фронт продовольствие, горючее, военная техника, воинские части, раненые с фронта. Сложность и особенность этих восстановительных работ заключалась в том, чтобы делать это, несмотря на частые налёты немецких самолётов на сам поезд, – срочно, в минимум короткие сроки. И от них, безусловно, требовалось не только мужество, но и высокий профессионализм для обес печения качества и надёжности выполненных работ. Поезд несколько раз горел от попадавших в него авиабомб. Обычно ремонт шёл своими силами. Но в один из периодов обтрёпанный, обстрелянный, кое-где зияющий дырами поезд отправили на ремонт в Гурьев в Казахстан вместе со всеми, кто в нём работал и жил. Да, в составе ремонтно-восстановительного поезда находились и члены их семей, включая и детей. Надо сказать, работа и жизнь в поезде была чётко организована. Штаб и основной состав находились в одной части поезда, а члены их семей – в другой. Для маленьких детей был организован своеобразный детский сад, а для детей постарше школьного возраста проводились уроки, насколько это было возможно. Правда, это не мешало им, как только поезд останавливался, и это не было сопряжено с опасностью во время проводимых работ, или в связи с налётом вражеских самолётов, высыпать из вагонов и устраивать игры, гоняясь друг за другом в пятнашки или во что-либо другое.
Когда поезд отправили на ремонт, до Гурьева надо было добираться частично и по морю. Поезд по рельсам погрузили на баржу, а людей – на небольшое судно. В это время на море был шторм. И, как вспоминала мама, баржу с поездом и людей на их судне раз за разом буквально накрывали огромные волны и каждый раз казалось, что они уйдут под воду навсегда. В Гурьеве их разместили в казахские семьи, чей уклад жизни был одновременно и интересен и непривычен. После окончания ремонта, поезд снова вернулся на рельсы войны.
Но отец первое время был в поезде один без нас. Дело в том, что моя мама, Егина Фаина Леонтьевна, оставалась в Сталинграде, где они и жили. У родителей моих было тогда трое маленьких детей. Сразу взять нас с собой он не мог, потому что мама должна была родить как раз третьего. Но Сталинград вскоре немцы стали беспощадно бомбить, не оставляя камня на камне. И мама, в один из моментов, когда бомбёжка была наиболее интенсивной и всё вокруг рушилось и горело, схватила нас и выскочила на улицу, вскочив в отъезжавший со двора грузовик, чтобы покинуть город, – для папы в неизвестном направлении. Он долго искал нас, спрашивая на станциях, полустанках, где проходил и останавливался их поезд. И жизнь, как говорится, бывает порой удивительней и более непредсказуемой, чем в выдуманных историях, ибо он, в конце концов, нашёл маму и всех нас. И с тех пор мы были с ним до конца войны в поезде.
Фаина Леонтьевна Егина. Довоенное фото
И после войны много лет отец проработал на железной дороге. И первое воскресенье августа, отмеченное в календаре как Всесоюзный День железнодорожника, был нашим семейным праздником. Мама одевала нас в праздничные платьица, юбочки в складочку, (раньше празднично одевались только в праздники), белые туфельки с перепоночкой, накануне намазанные разведённым зубным порошком, с белыми носочками, – честное слово, это было очень красиво! Отец мой был удивительным человеком, честным, открытым и невероятно добрым. Здесь они с мамой полностью совпадали. В разное время по комсомольской путёвке они попали на строительство Комсомольска-на-Амуре, там и познакомились. А потом он привёз молодую жену в Сталинград. А через несколько лет началась война, страшная и беспощадная. Но что удивительно, война, с её нечеловеческими испытаниями, с невероятными трудностями не ожесточила их, не приучила к равнодушию, безразличию. Они сумели сохранить в себе, в своей душе доброту, сочувствие, искренность, милосердие ко всем, с кем они сталкивались, кто нуждался в их помощи Я помню, уже в послевоенное время мы, переехав в другой город, получили небольшую комнату в 12–13 кв.м. в общежитии. Нас самих было пятеро: отец с матерью и нас детей трое. Но мама приняла дочь своей знакомой, живущей на севере, т. к. та нуждалась в лечении и теплом климате. А папа в это же время, так сложилось, пригласил к нам пожить свою двоюродную сестру, т. к. у неё были какие-то неразрешимые разногласия с дочерью. И они буквально стали членами нашей семьи. Мест всем, конечно, не хватало, и мы, дети, спали на полу. Помню случай с отцом. Может быть, он даже где-то смешной и незначительный, но говорящий о нём как о человеке. Наш дом, в котором мы уже получили квартиру находился на окраине города, а за домом начинался пустырь. И как-то утром, совсем рано, мы услышали собачий лай, визг, скулёж. Это собачники отлавливали бродячих собак и в специальных машинах отвозили их куда-то. Отец выскочил на балкон и стал кричать: «Выпустите собак, фашисты!». Они и нас научили, не нотациями, не нравоучениями, а своей жизнью, в общем-то незатейливой и простой, научили нас этой доброте, справедливости, участию, сопереживанию, а главное, – неравнодушию.
Семья после войны
Их образ жизни вывел для нас, их детей, непреложные жизненные правила. Это, к примеру, то, что достоинство человека не зависит от его национальности, а его ценность – от толщины его кошелька; если надо с кем-то поделиться чем-либо, – надо отдать лучшее; в возникшем конфликте, каким бы он ни был, ищи собственную вину, не перекладывая её на другого; и даже умирая с голода, не бери никогда чужого, – и многое другое. И может быть, война не только не отняла у них этих замечательных человеческих качеств, а, наоборот, усилила их, научила ценить их ещё больше. Их любовь и верность друг другу и во время военных испытаний, и в послевоенное время, когда надо было преодолевать другие трудности: голод, нужду, постоянные ограничения, – они сумели не только сохранить эти чувства, но и преодолеть все трудности, что вставали на их пути.