В результате боя немцы снова захватили западную часть Дьякова, в восточной закрепились советские воины. Линия фронта огненным швом пролегла посередине деревни. Убежище оказалось на нейтральной полосе. В нем – женщины, старики, дети. Так начался для этих людей самый жуткий в их жизни кошмар, продолжавшийся 21 день и 21 ночь.
Александра Алексеевна Сырова из деревни Афанасово, вместе с другими находившаяся в убежище, вспоминает:
«Укрылось нас человек 30–35. Дней семь жили ничего, у кого были сухари. Мясо – делились. Но вот кончились все наши запасы. У кого-то нашлось около пуда ржи – сперва делили по стакану на человека, затем – по полстакана. Вскоре и рожь кончилась. Мучили голод, жажда. Что мы пили? Набивали бутылки грязным снегом, какой удавалось собрать поблизости – ведь выйти нам было нельзя – и грели их на груди под одеждой, чтобы получилась вода…
Когда есть стало нечего, стали думать, нельзя ли выбраться из укрытия. Первой пошла Василиса Козлова. Только вылезла – выстрел. Ранило разрывной пулей в шею, и она умерла. Умер от голода и ее грудной ребенок. Также голодной смертью умерли Горвалева Матрёна, Сальникова Ольга…».
А наверху каждый день гремели бои.
«Противник продолжает упорно оборонять северо-западную окраину д. Дьяково. Части 379-й стрелковой дивизии в течение дня 31.12.41 г. Отбили неоднократные попытки противника, пытавшегося с танками вновь овладеть д. Дьяково. К исходу дня противник удерживался лишь в 7–8 домах на западной окраине этой деревни, прикрываясь двумя танками. От нашего артиллерийского огня разрушено 2 дома, 4 сарая и 3 сарая сожжены, в которых укрывались автоматчики противника. Для уничтожения занимаемых противником построек в Дьяково высланы саперы с авиационными ампулами», – говорится в оперативной сводке № 15 штаба 379-й стрелковой дивизии.
Многочисленные попытки обеих сторон полностью овладеть деревней оставались безуспешными. Фронт по-прежнему делил Дьяково посередине.
Шел январь 1942 года.
Умирал от голода отец Ольги Фёдоровны – Фёдор Иванович. Но еще невыносимее было видеть матери страдания своих детей. Особенно тяжело переносили голод трехлетняя Нина и младшая Оля. Видя, как мучаются сестренки, не выдержали старшие мальчики – одиннадцатилетний Вася и девятилетний Володя, решили рискнуть пробраться к своему дому (он был так рядом!) и там найти что-нибудь поесть. Ребята уползли, а мать со страхом ждала выстрелов, выстрелов по ее детям. Их не было, кажется все обошлось…
Вскоре ребята стали возвращаться. Старший – Вася двигался к убежищу ползком, а Володя, видимо решив, что опасности нет, побежал. У самого входа в укрытие в спину мальчика ударила пуля. В Володиных карманах было найдено несколько картофелин – он так торопился их принести.
Потрясенный гибелью брата, Вася, всхлипывая, приник к родному дедушке, но Федор Иванович настолько ослаб, что уже не вставал, только постоянно просил пить. Но пить воду, полученную из снега, перемешанного с землей и нечистотами, мог не каждый. Жажда мучила людей не меньше, чем голод.
«…И ведь, главное, так легко было ее утолить – сверкающий белый снег расстилался подле окопов, стоит только выскочить и захватить горсть для того, чтобы освежить горящий рот. Обезумевшие люди за каплю влаги рисковали жизнью. Началась ужасная игра со смертью, игра, в которой принимали участие и взрослые, и дети – каждый старался как можно скорей захватить горсть снегу и с ней вернуться или взять ее в рот. Женщины хотели облегчить страдания малюток. Мальчики соперничали друг с другом в ловкости и быстроте, каждому казалось, что уж его-то минует фашистская пуля. Но пули настигали всех. Со спокойной методичностью следили часовые за блиндажами. Они тоже были увлечены этой адской игрой, тем более что они играли без всякого риска для себя. Число трупов у блиндажей росло. Если часовые играли без проигрыша, то осажденные в блиндажах, наоборот, без единого шанса на выигрыш. Потому что, если и удавалось иногда ускользнуть от пули с горстью снега, то это было только продлением страданий: утолена жажда, еще более жестоко мучит голод»…
В один из январских дней Ольгу Фёдоровну постигло новое горе – умер ее отец. Затем от истощения ослеп муж. На краю смерти находились младшие дети: Оля была без сознания, дыхание ее прерывалось.
Впадала в забытье трехлетняя Нина. Очнувшись, девочка твердила только одно: «Пить»…
В тяжелом положении находились дети и в других семьях. Екатерина Попкова выползла наверх набрать свежего снега, чтобы потом напоить своего ребенка. Пуля вражеского снайпера попала ей в голову. Был убит при попытке пробраться в свой дом Сергей Горвалев. Не пощадила фашистская пуля и мальчика Витю Козлова… У людей таяли надежды на спасение.
Наступила ночь 14 января. Васю Тынкова подозвал к себе отец, сказал: «Пойди, сынок, в огород, там есть ларь ржи». Отправляли мальчика, как на смерть. Поцеловали его родители и сами заплакали: страшно выпускать из убежища, а надо – иначе умрет вся семья.
С Васей поползла его ровесница Катя Тарасова. Прошла ночь, наступил день – дети не вернулись. Лишь на исходе второй ночи Вася возвратился. Он рассказал, что ему вместе с Катей удалось добраться до наших бойцов, передал обрадованным людям, чтобы они по очереди выбирались из убежища и ползли к нашим позициям, где их встретят. И люди поползли навстречу своему спасению. Это было в ночь на 16 января 1942 года.
Наутро советские войска полностью освободили Дьяково и погнали врага дальше на запад. Но радость освобождения была омрачена для Ольги Фёдоровны новым горем. Ни тепло, ни забота не могли уже спасти Нину – дочка умерла на руках матери. Были приняты все меры, чтобы помочь маленькой Оле. В Озерецкое, куда переместился медсанбат, срочно направили санитара за лекарством для девочки. Через час привезли, но было поздно.
Антонина Андреевна Дулова
Трех своих детей Ольга Фёдоровна хоронила в Калицине. Их положили в братской могиле вместе с погибшими воинами и замученными фашистами местными жителями. Муж в это время находился в санчасти. Усилиями врачей к марту зрение его было восстановлено, и Андрей Нефёдович сразу же ушел на фронт, чтобы мстить врагам за муки и смерть детей. Сражался храбро, был шесть раз ранен. После войны здоровье его резко ухудшилось – сказались последствия ранений и дни, проведенные в убежище. В 1946 году он умер.
Одной пришлось Ольге Фёдоровне растить и ставить на ноги осиротевших детей.
Сразу после освобождения военный фотокорреспондент запечатлел жертвы фашистских зверств в Дьякове и Калицине. Среди них и погибших детей Ольги Фёдоровны.
В. Ананьев «ПАМЯТЬ ОГНЕННЫХ ЛЕТ»
(прислала Дулова (Танкова) Антонина Андреевна)
«За всё судьбу благодарю…»
Хочу рассказать о Клавдии Фёдоровне Семёновой – учительнице блокадного Ленинграда. Это был на редкость честный, мужественный и трудолюбивый человек. Более 35 лет отработала она в учебных заведениях Ленинского района, преподавала русский язык и литературу, пользовалась любовью у учеников, уважением коллег и была за педагогическую деятельность награждена орденами и медалями.
Клавдия Федоровна Семенова
Когда началась Великая Отечественная война, многие преподаватели школы № 284, где тогда работала Клавдия Федоровна, эвакуировались из города, а она осталась здесь с двумя маленькими дочками-двойняшками (Вера и Надя родились в 1938 году) и пожилой матерью. Шила рукавицы и мешки для фронта, белье для госпиталя. Во время обстрела города зажигательными бомбами дежурила на чердаке и крыше шестиэтажного здания типографии им. Е. Соколовой, в помещении которой располагалась школа. Однажды зажигалка попала в склад типографии: загорелись бумага, книги. Пожар быстро потушили, а на другой день ленинградцы стали приносить в школу обгоревшие однотомники В. Маяковского – последнюю мирную продукцию типографии…
«Во время блокады мою семью спасало то, – рассказы-вала позже Клавдия Фёдоровна, – что жили мы вчетвером в девятиметровой комнатушке, и из-за малого метража ее хорошо согревала маленькая печурка. И, конечно, поддерживала нас помощь разных людей. Мои дочки были зачислены на питание в детский сад, который находился на Измайловском проспекте. А я стояла в долгих очередях за хлебом… Однажды несколько дней подряд не смогла отоварить карточки. Отчаявшись, обратилась к малознакомой соседке по дому. И она дала мне два кусочка хлеба и десять кусочков сахара. Как хорошо почувствовать в трудный час, что мир не без добрых людей!».
Да и сама учительница была очень отзывчивым человеком. Однажды к ней прибежала ее ученица – их дом разбомбило, мама погибла. И несколько дней девочка жила у Клавдии Фёдоровны, пока та устраивала ее судьбу.
В это трудно поверить, но в самую суровую первую блокадную зиму, накануне 1942 года, в 272-й школе на 1-й Красноармейской улице для детей была устроена елка! Клавдия Фёдоровна получила два билета для дочек. Как же они обрадовались невиданным подаркам – конфетам, печенью и мандаринам!
В начале лета 1942 года учителя школы № 281, где тогда работала Клавдия Фёдоровна, копали грядки на пустыре у школы. Начался артобстрел, все поспешили в убежище, и только Клавдия Фёдоровна Семёнова продолжала работать. И вдруг… почувствовала сильное беспокойство. Она воткнула лопату в землю и поспешила в парадную школы. Через несколько секунд в место у грядки, где она только что стояла, ударили осколки снаряда. Просто чудо, что осталась жива!
В 1943 году Клавдия Фёдоровна стала преподавать русский язык рабочим стройотрядов, которые разбирали в разрушенном городе завалы, и они исправно посещали ее уроки! Одновременно продолжала учить детей, но теперь уже в школе № 280. В один из осенних дней 1943 года она вела урок в 4-м классе и вдруг услышала отдаленный выстрел. Далее должен был последовать сигнал тревоги, но его не было. Вместо этого раздался грохот, и в смежный класс со свистом влетел снаряд, который застрял в межэтажных перекрытиях, но не взорвался. Клавдия Фёдоровна срочно вывела побелевших от страха, обсыпанных штукатуркой учеников из школы. Военные обезвредили снаряд и увезли. Если бы он взорвался, то не было бы ни здания школы, ни учащихся, ни учителей…