Хлеба давали по половинке от полного ломтя, да и то только на работающего, детей не учитывали. Сваренная бурда – вода, заправленная кислой капустой. Похлебка была или пересолена, или вообще не соленая, или кипяток в железных мисках без ложек и тому подобное. Когда женщины потребовали, чтобы их с детьми вывели на прогулку, немцы-охранники выбрали жаркий солнечный день и в самый солнцепек вывели всех во двор, где находился цементированный сарай с цементированным полом, без крыши. Закрыли женщин с детьми в этом помещении, где через 5–8 минут от жары, как в печке, под солнцем, от которого не спрятаться, у всех разболелись головы и из носа пошла кровь. Все стали стучать в дверь, чтобы их увели обратно, а немцы надсмехались: «Что, нагулялись?»
Весь двор был обнесен двойным рядом колючей проволоки, и в каждом углу были вышки с вооруженными немцами. К проволоке иногда подходили поляки, приносили картошку, хлеб и бросали через проволоку. Мама очень переживала за утерянную дочь и все время просила встречи с комендантом тюрьмы. Когда все-таки удавалось с ним встретиться, она умоляла отпустить ее поискать ребенка, и после нескольких встреч ей удалось добиться разрешения. Немец был пожилой и не такой агрессивный, как охранники. Ее выпустили на поиски дочери через полгода вместе с сыном на две недели. На руках был документ, в котором было сказано: «Если через две недели не вернется обратно, то грозит расстрел на месте, где бы она ни была». Мать ходила по очередям и селам, спрашивала: «Не видели ли где девочку 4-х лет без родителей?» И вот ей дали адрес, где появился ребенок похожий по описанию. Когда мама приехала в этот хутор и встретила девочку, она ее не узнала. Только брат твердил: «Мама, это наша Светка, давай ее заберем». И только когда мама стала искать приметы, узнала в этой девочке свою дочь. А я уже не разговаривала, понимала только по-литовски, вся грязная, голова покрылась коркой болячек, босиком, полураздетая. Так мама нашла меня и забрала с собой в лагерь. Не вернуться в лагерь было нельзя, так как мы были на чужой земле среди чужих людей, без средств к существованию.
Светлана Васильевна Верещагина
В лагере мама родила третьего ребенка, но его у нее сразу забрали. Сначала сказали, что мальчик родился здоровый, но на следующий день ей сказали, что он умер и не показали его. Мама всю оставшуюся жизнь верила, что его немцы забрали в Германию на воспитание, так как они считали, что русская нация сильная и крепкая здоровьем, а немецкие женщины рожали мало. Нам мама всегда говорила, что у нас есть братик в Германии. В лагере была организована партийная ячейка, которая была связана с волей. Писали листовки, сообщали продвижение наших и немецких войск. Но в результате нашлась женщина, которая выдала узницу, руководившую ячейкой и руководительницу расстреляли. Через некоторое время половину лагеря увезли в Германию, а другую половину погрузили в товарные вагоны и возили впереди отступающих немецких эшелонов, чтобы партизаны их не взорвали. Несколько раз вывозили на расстрел, в душегубки сажали, но видно Бог берег нас.
Привозили на еврейское кладбище для расстрела. Там тоже подолгу держали около ям, нагнетая страх. Мама все говорила: «Света, это ты счастливая. Тебя Бог бережет, а чтобы ты жила, должны выжить и мы». Но к этому времени немцы старались награбить как можно больше и отправить на свою родину. Так приходил приказ брать с евреев выкуп за освобождение. Но как только они откупались и выходили на волю, их снова ловили и отправляли в лагерь. И так до тех пор, пока нечем уже было платить.
Итак, в лагере мы пробыли до освобождения города Вильнюса в 1944 году (август или июль). Было лето. Уже подросла и немного помню, как освобождали город. Рядом с нашим лагерем был немецкий дзот. Освободительные войска вели его обстрел, и некоторые снаряды, попадали в наше здание. Тогда охранявшие нас немцы уже бежали, оставив все. Пленные выбегали и старались спрятаться в соседних домах, где были подвалы. Я очень хорошо помню, как все перебегали узкую улицу, а кругом свистели осколки. Некоторые люди падали от смертельных ран, остальные перешагивали через них и стремились спрятаться. Но все были рады, что наши близко. Горели здания и магазины, по земле текли расплавленный сахар, горелое масло. А когда мы освободились, то оказались без средств, без одежды, без жилья, без документов. Маме пришлось устроиться на работу и просуществовать там еще полгода, пока приобрели паспорт, свидетельства о рождении. Вот тогда мы смогли выехать обратно в город Петрозаводск к маминым родителям. Отец у нас числился как без вести пропавший. Так мама осталась одна с двумя детьми на руках. 27 лет. Родители и родня ей помогали растить детей кто чем мог. Но в то время после войны был голод. Спасибо родным, что приютили под крышу. Мама работала в военном госпитале медсестрой в глазном отделении и там же подрабатывала. Видели маму редко, так как она работала и день, и ночь. Подрабатывала, чтобы поднять нас. А домашние дела были на нас с братом. Благодаря таким маминым усилиям мы с братом закончили школу, 10 классов. Алик в Ленинграде закончил военное училище, служил, но во время службы облучился и комиссовался, вернулся в Петрозаводск. После школы я поступила в техническое училище на чертежника. В 1958 году его окончила и пошла работать на онежский тракторный завод. Была активисткой. Завод несколько раз отправлял на учебу в Москву в МАМИ. Но я долго не могла поехать и поступать, так как мама к тому времени стала часто и тяжело болеть. Она меня не отпускала. Но в 1961 году уже не стала задерживать и я поступила в институт МАМИ на отделение автомобили и трактора. В 1965 году вышла замуж, а в 1966 году закончила институт и приехала в подмосковный город Дмитров. Так как муж был отправлен на учебу с Дмитровского экскаваторного завода, то туда же и вернулся. Я тоже стала работать на этом заводе. Проработала инженером-конструктором II категории 26 лет – до 1992 года. Но никогда и нигде не смела упомянуть о том, что находилась в концлагере во время войны. Нас мама предупредила с детства, чтобы мы не говорили и не писали в анкетах об этом. Только в 1992 году, когда была уже на пенсии, узнала, что вышел указ и льготы для узников. Вот только с этого времени окружающие меня друзья и знакомые узнали о моей жизни.
Светлана Васильевна Верещагина
Желтые кувшинки на реке
История партизанской семьи
Воспоминания разных людей, складываясь в своеобразный пазл, помогают лучше представить себе историю страны. Люди, годы, жизнь… Вот только одна судьба из многих…
Зинаида Степановна Горелик живёт в Выборге сравнительно недавно. Несколько лет назад она приехала из Белоруссии к сыну, а родилась под Гродно, на территории, которая до 1939 года, принадлежала Польше. Получила высшее физико-математическое образование и преподавала геометрию в Гродненском государственном университете. Имеет множество опубликованных научных работ, название которых даже выговорить непосвященному человеку сложно. И при этом всегда была образцом красоты и элегантности. Впрочем, почему «была»? Встретив эту даму на аллее парка, вы сразу обратите внимание на ее осанку и прямую спину – вылитая королева Елизавета!.. А между тем, жизнь ее не баловала.
Бабушка, мама и Зинаида. 1948 г.
Бабушка Зинаиды Степановны, Екатерина Кондрусевич, прожила более ста лет. Работать начала с семи лет, и чего только не приходилось ей делать в жизни – ухаживала за скотом, мяла лён, пахала, боронила, родила девятерых детей. Вставала с первыми петухами, а заканчивала свой трудовой день далеко за полночь. Вместе с мужем они жили в стороне от деревни Могиляны, между оврагами и перелесками на Хуторе Кондрусевича – так прозвали односельчане эти места. Когда грянула вой на, бабушке было 67 лет. Пришли немцы, хуторок притих, но партизанам всегда находили здесь отдых, пищу и одежду. Анастасия и Анна, дочери Кондрусевичей, помогали секретарю подпольного горкома комсомола Ольге Соломовой, сообщали сведения о передвижениях немцев.
До этого ушли в партизаны их сыновья – Владимир, Григорий, Иван и Василий. Вместе с другими пускали под откос эшелоны, участвовали во многих боевых операциях отряда «Комсомол Белоруссии» бригады имени Кастуся Калиновского Белостокского соединения под командованием генерал-майора Капусты.
А Пётр и Николай сражались с врагом на фронте. Пётр служил на Карельском, затем на Восточном фронте, участвовал в разгроме Квантунской армии. Николай был в составе первой польской дивизии имени Тадеуша Костюшко, принимал участие в штурме Берлина.
После войны сын Григорий стал врачом, Пётр – мастером в училище, Василий и Владимир жили и работали в Литве. Все ветераны этой партизанской семьи удостоены боевых и трудовых наград. У Екатерины Яковлевны много правнуков, а внуков, многих из которых она помогала растить, – 18, среди них и Зинаида Степановна..
Судьба старших Кондрусевичей была нелегкой: Михаила Антоновича немцы забили до смерти, хутор сожгли, а Екатерину Яковлевну отправили в концлагерь Равенсбрук. Зинаида Степановна рассказывает:
– У меня бабушка была верующая, в концлагере её молитва спасла. В лагере пленных рассортировали на тех, кто хочет работать и кто не хочет, куда бабушка и встала сначала. Но потом сработала интуиция, и она перешла на другую сторону. Тех, кто работать не захотел, погрузили в машины и сожгли заживо. Узников зимой в 5 часов утра вызывали из бараков на пересчёт, они стояли полуодетые, в шелковом белье, чтобы вши не заводились… У американцев открылись глаза на все зверства, когда они вошли в лагерь, а Европа считала, что это политическая пропаганда… Бабушка прожила более 100 лет, только в церковь ходила, а в остальное время находилась дома.
Во время войны в нашем доме находили приют многие красноармейцы, бежавшие из фашистских застенков. Бабушка всех встречала, обогревала, кормила. Постепенно наладилась связь с партизанами. Хотела и мама уйти вместе с братьями, но нужны были свои люди на месте, и она стала связной отряда «Звезда».