Помню, как мама уставала, когда приходила с огорода. И еще она, как и многие, заготавливала в лесу дрова на зиму.
Ночью в нашу комнату в Хасавюрте прибегали жирные крысы и начинали бегать. Еды у нас не было, и мама боялась, что они нападут на нас и загрызут до смерти. Поэтому она время от времени бросала полено в угол комнаты, опасаясь нечаянно задеть какого-нибудь зверька и разозлить всю остальную компанию. От шума крысы ненадолго разбегались, потом их бесконечный хоровод возобновлялся.
Как маме было тяжело! Болели перебитые суставы пальцев от колки дров. В голове вши. Сырые дрова не могут за два часа нагреть маленький котелок, мы живем впроголодь. Чтобы решить какой-то вопрос, приходится бродить от конторы к конторе и подолгу стоять в очередях в полутемных коридорах. Нет мыла. Нечем стирать. «Неужели когда-нибудь кончится эта ужасная жизнь?» – плакала мама.
Хава Лембрикова с сыновьями (слева Лев, справа Лазарь)
К этому времени относятся одни из первых моих воспоминаний. У меня не было такого трагического ощущения жизни, как у мамы, ведь мирных дней я почти не помнил. Кроме того, в детстве радости и огорчения совсем не такие, как во взрослой жизни.
Сегодня я бы сказал, что моя мама – герой нашего времени. Каждый человек выбирает своего героя, так вот мой герой – это моя мама. Она была добросердечной, отзывчивой к другим людям, ответственной и трудолюбивой. А также кристально честным человеком. У нас с братом мама пользовалась непререкаемым авторитетом. Она нас очень любила, но не баловала, учила быть честным и порядочными во всем, учила добиваться успехов. Благодаря ей мы понимали, что получаем именно то, что заслуживаем. Мы очень любили маму и жалели ее.
Как-то уже подростком в разговорах с мамой я упоминал об отдельных эпизодах войны, и она очень удивлялась, что я их помню. Сама она почти никогда о войне не говорила.
Иногда мы с братом обижали маму своими поступками. И сегодня, по прошествии многих лет, меня мучает чувство вины, вспоминать об этом очень тяжело. Прости меня, дорогая мамочка!
Чтобы не было войны!
Через много лет после войны мы побывали на родине матери, в Белоруссии, в городе Стародуб. Пришли на то место, где во время немецкой оккупации были замучены и уничтожены многие ее сверстники и родные. Узнав о том, что мы приехали из Ленинграда, местные жители приходили поздороваться, вспоминали довоенные и военные годы, женщины плакали, когда рассказывали о том, какого горя они хлебнули в этом городе. Горько плакала и моя героическая мама. Ведь в этом городе немцы сожгли заживо ее мать, отца, сестер и многих других родственников.
Проходят годы, а память как будто приближает прошлое, взывает к душе. Мою жизнь безоблачной никак не назовёшь, уж очень много утрат и среди родных, и среди друзей, однако она, память, хранит не только горестное, трудное, но и радостное, светлое, порой счастливое – всё, что выпало на мою долю.
В послевоенные годы поднимали главный тост: «Чтобы не было войны!» Со временем всё меньше становится тех, кто помнит войну. Так хочется, так нужно, чтобы никогда на нашей земле не было такого жуткого повода вспоминать этот тост.
Лев Горбунов
С надеждой на победу
Мои родные – бабушка – Любкина Зинаида Васильевна и дедушка – Любкин Дмитрий Георгиевич – внесли свой вклад в разгром врага в Великой Отечественной войне и строительство страны.
До войны 1941 года они жили в Петрограде. Дедушка работал в Педагогическом институте им. Покровского – заведующим лаборатории экспериментальной физики и являлся доцентом физического факультета. В тот же период там работал И. В. Курчатов. Они дружили. Курчатов бывал в нашей квартире на Литейном проспекте. (тогда проспект Володарского). Дедушка в летние каникулы вместе со студентами занимался альпинизмом на Кавказе. Он поднимался на Эльбрус.
Дмитрий Георгиевич Любкин 1940 г.
Когда началась война и наступила блокада, дедушке дали бронь и предоставили место в самолете на вылет из блокадного Ленинграда. Он отдал это место студентке с ребенком. Радиоприемники по распоряжению властей были сданы на спецпункты. Бабушка эвакуировалась со своей железнодорожной школой, где она работала, и со своими детьми – дочерью (моей мамой) и сыном 11 лет. Около города Тихвина состав разбомбили, всех выживших разместили в общежитии, а раненых поместили в госпиталь. Сын моей бабушки был контужен. (Он остался инвалидом 1 группы пожизненно. После смерти дедушки ему была начислена пенсия за дедушку – работника науки). Люди думали, что война скоро закончится, даже не брали с собой зимнюю одежду.
Зинаида Васильевна Любкина. 1940 г.
Дедушка в сентябре – октябре 1941 года участвовал в оборонных работах по направлению на Ораниенбаум, организовывал студентов на рытье окопов, дежурство в институте, дежурство в Жакте по месту жительства. Учеба началась 1 октября. Дедушка переписывался с бабушкой через её сестру, которая жила в Саратове. Остались письма и документы, подтверждающие происходящее. Вот выдержки из этих писем.
4 авг. 1941 г. …Вчера уехали в 10 ч. 30 мин. по направлению к Ораниенбауму. Приехали на конечный пункт часа в 2 ночи. Ночь до 7 утра шли. Прошли км 20. Сейчас передохнули в деревне. Скоро двинемся к месту работы. Пока все спокойно…
5авг. Сегодня весь день работали, распорядок дня такой. В 6 утра встаем, пьем чай и в 8 приступаем к работе. В час перерыв до 15 час. С 3 ч. Работаем до 8 вечера….
25 авг. 1941 г. …У нас в Ленинграде пока спокойно, несмотря на близость неприятеля. Мы все твердо уверены, что он не войдет в наш прекрасный город. В моей судьбе пока еще никаких перемен не произошло. Работаю в педагогическом ин-те, дежурю и т. д. После отъезда своих я не чувствую себя здоровым. У меня болит правая нога, которую я повредил на труд. работах. Немного хромаю на неё. В остальном все идет своим чередом.
1 сент. 1941 г. …В последние дни положение нашего города стало хуже. Есть вероятность того, что будет прервано сообщение со всеми Вами. Надо быть готовым Зине и детям к длительной разлуке. Вы имейте это ввиду и не сообщайте пока им. Настроение бывает часто очень плохим, но стараешься быть бодрым и даже веселым. В квартире все как было. Постепенно все покрывается пылью, некогда заниматься домашними делами. У нас начались в Институте занятия. Это поднимает дух. За делом не успеваешь раздумывать и приходить в плохое настроение…
11 сент. 1941 г. …Я рад, что вы сейчас далеко от Ленинграда. Как бы плохо Вам не было все же это лучше, чем то, что мы испытываем сейчас в Ленинграде. Не говоря о различных продовольственных недостатках, нам приходится сейчас испытывать ужасы бомбежки с воздуха. Вот уже три ночи мы переживали её. Сколько будет таких ночей – неизвестно. Наш дом пока цел, если не считать нескольких стекол. Несколько домов уже разрушено. В ночь с 10 на 11 у нас упали две бомбы. Одна попала в дом на углу Жуковской и Надеждинской. Другая упала на пр. Володарского против больницы жертв революции, очень недалеко от нашего дома… Тревоги бывают чуть не каждый час. Особенно жутко в ночные часы от 10 до 1 часу. На наше несчастье погода благоприятствует врагу. Стоят светлые ночи, облачность небольшая. Все это заставляет радоваться за вас. Я уже просмотрел всё что Вы оставили мне и жалею, что Вы не взяли Фотоаппарат, часы, готовальню и примус. Ведь это все бы вам пригодилось. В институте идут занятия, но очень плохо, мешают тревоги, студентов мало. Теперь не до ученья.
В школе к работе не приступал. Занятий там нет и следовательно денег не получил. Сам пока здоров, хотя чувствую усталость от непрерывных нервных напряжений. Питаюсь в столовой иначе и не знал бы, что делать. Сегодня останусь ночевать в институте, здесь не так жутко. От Вас получил последнюю открытку от 26 авг. Пишите на институт.
9 окт. 1941 г. …Вчера получил твое письмо от 9 сентября. Оно шло целый месяц. Многое в твоем письме мне кажется просто наивным. Ты воображаешь, что жизнь в Ленинграде такая же, как тогда, когда Вы уезжали. У нас уже давно ничего нет в коммерческой продаже. Магазины давно закрылись. Ничего нельзя купить помимо карточек. Даже обедали за счет карточек – вырезали талоны на крупу и на мясо. Но все это пустяки по сравнению с тревогами и бомбежками. Некоторые ночи не удается уснуть… Благодарите судьбу за то, что вы уехали. Спокойно живете там. Что касается денег, то я посылал вам телеграфом 2 раза… Книги посылать вряд ли смогу, посылки не принимают…
У нас в доме пока все цело, а другие уже лишились квартир. Портвейн я выпил, а то, что вы оставили, понемногу ем в добавлению к пайку. Без этого я уже наверное обессилел бы. Жалко, что сухарей мне не оставили. Ну ничего. Как-нибудь проживу. У нас, к сожалению, стоит хорошая, хотя и холодная погода, которая увеличивает наши тревоги. С сожалением вспоминаем о дождях и туманах. …Помни о сыне и для него перенеси все горести. Они ведь ничтожны по сравнению с тем, что переживают люди здесь.
14 окт. 1941 г. … В настоящее время люди обнажаются в своем внутреннем – я-. Раскрываются черты, которые обычно не замечаешь…
Теперь все страдают и переживают много горя. Не следует увеличивать эти страдания всякого рода мелкими неприятностями, раздражительностью и проч…
17 окт. …У нас в Ленинграде, несмотря на тяжелую обстановку, школы начинают работать, хотя и не совсем в обычной форме и месте. Мне передавали, что младшие классы будут заниматься в бомбоубежище… Тревога!.. Пришел после тревоги. Прошла спокойно. Это третья с 8 ч. вечера. Они начинают у нас с половины восьмого и иногда продолжаются до 3 ч. Старшие классы будут заниматься в школах. Около той школы, где я работал, упала бомба в полутора метрах от стены. Все стекла вылетели. Были раненные осколками стекла, там последнее время жили беженцы…