она не выдержала и вскоре умерла.
Мама ей писала письма, но она их не получала. И она писала маме, но и мы не получали… И вдруг «Здравствуй милая Саша (мама моя – Александра Михайловна, она её Сашей звала) и милая Женюрочка (это я), шлю я вам привет и от души желаю быть здоровыми. Саша, писем от тебя нет. Я тебе писала, я вышла из больницы 25 числа, мне делали операцию. (…) Спасибо мне очень помогали – я очень была слабая и так нельзя было жить. Я решила сделать. (…) очень долго делали, я всё терпела, устала. Мне четыре раза вливали кровь. Очень хорошо сделали (…) Лежу сейчас дома. (…) От Лёни нет ничего (это от младшего сына). Привет тебе от Пани (это, видимо, какая-то знакомая). Она здорова. Саша, пиши, как живёте. До свидания, будьте здоровы, целую вас. Как Женечки здоровье?»
И мама ей начала писать, а от неё опять ничего. И вот получаем мы письмо от родственницы, тётки отца: «Шурочка, письмо твоё получили, за которое благодарим. Ты пишешь, что мама не отвечает на твои письма. Но мама приказала вам долго жить… Она умерла 2 апреля 1944 года. Хоронили мы её 6 апреля на Волковом кладбище. И давно бы написали, но не знали твой адрес».
Я с мамой оказалась в Красноуфимске. Ещё перед эвакуацией дядя Лёва, которому уже больше не был нужен матросский бушлат, отдал его сестре и сказал: «Сшей Жене пальто». Так что День Победы я встречала в пальто, сшитом из бушлата дяди Лёвы. Когда мы были в Красноуфимске, мама сдавала кровь. Вот, – показывает она клочок бумажки, – справка донора, остаточек… Было прямое переливание какому-то лётчику.
Евгения Николаевна Белая (фото автора)
У мамы была первая группа крови, высокий, несмотря ни на что, гемоглобин, и её попросили сдать не 200, а 400 грамм. Сдала, пошла и упала. Конечно, мама сдавала кровь ещё и потому, что давали обед, что-то она несла и мне… В Красноуфимске мы прожили с 1942 по осень 1943 года, и у меня там начался туберкулёз бронхиальных желёз – климат там резко континентальный. А организм был ослабленный. И врач сказал: «Если хотите, чтобы ребёнок выжил, надо ехать в какой-то более спокойный климат. И вот мы уехали в Ярославскую область, на мамину родину. Там уже бабушка, мамина мама жила, её туда эвакуировали, и мы до 1946 года там и прожили. Там было очень много ленинградцев, был и ленинградский детдом, и дети из него вместе со мной в первый класс пошли. Летом 1946 года для них был организован пионерский лагерь, и меня туда взяли, как дочку работницы. И там меня в первый раз приняли в пионеры. Когда мы потом переехали в Таллинн, и я пришла в школу, никого ещё не принимали – только к годовщине Октябрьской революции. А я говорю: «Я уже пионерка!» – «Как это так? Не может быть!» И меня заставили вступать второй раз…
Но перед Таллинном было возвращение в Ленинград. Вернулись мы слишком поздно. Незадолго до этого вышло постановление о том, что если комната занята семьёй погибшего фронтовика, то она не возвращается… Так мы остались без жилья. Бабушка – папина мама – умерла, её комнату в 1944 году, конечно, тоже уже забрали. Мамина мама тоже там больше не жила, также потеряв за время эвакуации свою комнату. Её потом взял к себе дядя Лёва. А нам некуда было деться. Мы какое-то время жили у своих соседей, а потом мама встретила своего земляка. Он её запомнил ещё молоденькой девушкой там, в Ярославской области. Она вообще была очень красивой. Он к ней подошёл, разговорились. Он в это время был разведён, она потеряла мужа. И вот от этой безысходности она согласилась выйти за него замуж, и мы уехали в Таллинн, где я прожила 20 лет, а мама – 43 года. А потом ещё 17 лет в Риге. Так что мы, по сути, «прибалтийские русские».
Много лет с мужем-военным я прожила на Камчатке, а в родной мой Ленинград мы больше так и не смогли вернуться. Но я смогла осуществить свою мечту – стала учителем истории…
Записал Алексей Сокольский, г. Дмитров
Мои родители были репрессированы
Любимая Россия! Как много тебе пришлось пережить трагедий, взлетов и падений. Я родом из Советского Союза, в котором было все: тяжелые годы «культа личности», Вторая Мировая война, в которой одержали Великую победу, потеряв многие миллионы человек. Моей семье не пришлось участвовать в этой войне, так как мои родители были репрессированы.
Моя мама Вера Федоровна Епачинцева (в центре), справа – мой папа Константин Иванович Епачинцев, слева – Константин Иванович Быценко (отец мужа)
Маме, Ковальчук Вере Федоровне, проживавшей со своими родителями в Славутском районе Каменец-Подольской области Украинской ССР было всего 16 лет, когда в 1933 году ее семью раскулачили и отправили в город Красновишерск Чердынского района Свердловской (ныне Пермской) области. Там она трудилась на целлюлозном заводе разнорабочей, вышла замуж, сменив фамилию на Гарбузюк, ждала ребенка, когда 2 января 1938 года ее арестовали за «контрреволюционную деятельность». Теперь трудно сказать, в чем заключалась эта «деятельность», ведь беременные женщины обычно готовят приданое для будущего малыша и думают только о нем. Но 22 февраля 1938 года на основании приговора Особого совещания НКВД Вера Федоровна Гарбузук была осуждена на десять лет лишения свободы. Моя сестра Нина родилась в тех местах, где лишают свободы, 10 июня 1938 года и пробыла там вместе с матерью до 13 июля 1944 года, так её тоже наказали за «контр-революционную деятельность». 27 февраля 1962 года дело мамы было пересмотрено Военным трибуналом Уральского военного округа и прекращено «за отсутствием в её действиях состава преступления», она была реабилитирована. 22 ноября 2002 года была реабилитирована и моя сестра Ермошина Нина Константиновна. Наверно, и в её действиях не нашли «состава преступления».
Мой папа, Епанчинцев Константин Иванович, 1900 года рождения, уроженец Батуми, русский, гражданин СССР, член РСДРП с 1917 года, был в рядах революционного подполья, затем работал на грузинской таможне, окончил Тимирязевскую академию. В 1937 году был исключен из партии как «участник антисоветской организации», осужден по многим статьям УК РСФСР – 58-7, 58-10, 58-11 и приговорен к десяти годам лишения свободы. Через два года его освободили в связи с прекращением дела Верховным судом СССР и направили работать директором Чернакской МТС в Сары-Агачском районе Южно-Казахской области. 9 августа 1940 года его вновь арестовали за «антисоветскую деятельность». Приговором Южно-Казахстанского областного суда 26 октября 1940 года он снова был осужден по статье 58–10 ч. 1 УК РСФСР и приговорен к десяти годам лишения свободы с поражением в избирательных правах на 5 лет. Приговор был отменен Постановлением Президиума Верховного суда Казахской ССР от 30 сентября 1957 года, а дело прекращено «за недостаточностью собранных улик», отец был реабилитирован.
Жизнь продолжалась: мои родители познакомились в местах лишения свободы, 26 марта 1945 года родилась я. Сейчас их уже нет, но я знаю, что даже после всех этих незаслуженных лишений они оставались патриотами своей Родины.
Елена Константиновна Быценко
Партизанский обоз и его герои
Хочу рассказать о моем друге – Василии Михайловиче Данилове (1924–2007 гг.), который во время Великой Отечественной войны сопровождал обоз с продовольствием, предназначенный для жителей блокадного Ленинграда.
С Василием Михайловичем я познакомился в середине восьмидесятых годов, когда ежегодно начал гостить в деревне Борок Любытинского района Новгородской области у моего друга, Павлова Владимира Никитовича.
Я сам пережил блокаду с первого до последнего ее дня, но до знакомства с Василием Даниловым мало что знал об этом героическом событии. А ведь обоз с продовольствием, который сопровождал мой друг, спас жизни многим ленинградцам, и мне самому помог выжить.
Но обо всем по порядку. Когда началась война, на границе между Псковской и Новгородской областями (в Лужском и Порховском районах) образовался Партизанский край на площади более десяти тысяч квадратных километров! Пересеченная местность, густые леса, непроходимые болота и многочисленные озера делали этот край труднодоступным для фашистов. А местное население, невзирая на бедность, было настроено очень патриотично. И когда в феврале 1942 года сюда прилетел начальник Политуправления Северо-Западного фронта А. П. Асмолов, и сообщил о крайне тяжелом положении блокадного Ленинграда, то местное население сразу откликнулось на призыв о помощи. Полуголодные люди, в ущерб себе, стали собирать продукты для ленинградцев.
Встал вопрос – как доставить продовольствие в осажденный Ленинград. Продукты планировали отправить на санных подводах с запряженными в них лошадьми. Но для управления лошадьми и защиты обоза от немцев нужна была многочисленная вооруженная охрана. Ведь фашисты были осведомлены о формировании обоза и в отместку стёрли с лица земли ряд деревень Партизанского края, жители которых помогали собирать продукты для блокадного Ленинграда.
Мой друг и стал одним из таких сопровождающих обоз.
Родился Василий 4 марта 1924 года в деревне Никандрово Любытинского района в многочисленной крестьянской семье. Семья жила в достатке, но, как и многих, Даниловых раскулачили и сослали в Сибирь. По дороге дед Василия умер, так и не добравшись до пункта назначения. А добротный двухэтажный дом Даниловых (мне довелось увидеть его полуразрушенным) сейчас увы, разрушился окончательно!
Несмотря на имеющиеся причины не любить и даже ненавидеть советскую власть, в самом начале войны семнадцатилетний Василий решил пойти на фронт – защищать Родину! Однако, призывной возраст начинался с 18 лет. Кроме того, сельским жителям вместо паспортов выдавали только справки! Василию удалось получить такую справку, где был указан 1924 год рождения, а после этого и паспорт, дающий право на мобилизацию в армию! В действующую армию его из-за возраста и недостаточной подготовки направлять не стали, держали в качестве резерва. Но волею судьбы к месту дислокации новобранца Данилова приближался партизанский обоз, и Василию выдали трехлинейную винтовку, комплект патронов и научили стрелять. А вскоре определили в подразделение по охране обоза.