Но Нуска стоял на своём:
– Любой другой мог играть роль эрда. Все наши регионы и так развиваются обособленно – эрд нужен лишь в военное время да на праздниках.
– Это хорошо, что ты понимаешь, что правитель не решает в своей стране всё. Но он подобен маяку, светочу, который ведёт свой народ через тернистый лес. И если правитель выберет не то направление, то и его подчинённые потеряются в лесу. На тот момент в Скидане нашёлся лишь один человек, способный вывести страну из густой чащи, – и им был Син.
Нуска не хотел спорить. Тем более что снаружи уже забрезжил рассвет. Лучи звезды, пробираясь через полупрозрачный тюль, уже осветили комнату.
– И всё же эта должность сделала эрда ещё несчастнее, – фыркнул Нуска, сложив на груди руки.
– Она и сделала его несчастнее, и одновременно подарила новый путь. Никто из нас не знает, что стало бы с Сином, избери он другую участь. Его страдания начались не с того, что он стал правителем Скидана, – они начались куда раньше.
– Верно, – вдруг согласился Нуска и подался вперёд. Вглядываясь в лицо своего учителя, он проговорил: – Я рассказал вам почти всё, что знал. А теперь ваша очередь рассказать, как убить Тиаму. Ту, кто виноват во всех бедах Скидана.
Минхэ некоторое время молчал. Несколько морщин пролегли между его бровей – кажется, он не планировал так скоро посвящать своего ученика в эту тайну, но и отказаться от своих слов не мог.
– Ты ведь не побежишь махать мечом и искать Тиаму сразу, как мы закончим разговор? – уточнил учитель, сложив руки на груди.
– Не побегу. Она обещала вернуться к тёмной комете, а этот день должен наступить ещё до окончания этого года, – серьёзным тоном заверил Нуска и нахмурился. Он был уверен, что ему не придётся искать Тиаму – она сама найдёт их.
Минхэ снова выдержал паузу. Видимо, подбирал подходящие слова. А затем склонился вперёд – между его лицом и лицом Нуски оставалось около десяти сантиметров, когда он шёпотом быстро заговорил:
– Ты ведь понимаешь, что она не человек, Нуска. Её способности выходят за границы того, что мы можем себе представить. Если бы её цель состояла только в том, чтобы уничтожить Скидан, поверь мне: завтра ты бы не нашёл здесь камня на камне.
Нуска почувствовал, как его волосы встают дыбом, а к горлу подкатывает комок. Минхэ ведь это не всерьёз?..
– Подождите… Вы хотите сказать, что даже Син неспособен её остановить?
– Если бы она не была хаванкой, то, может, Син и справился бы, приложив все свои силы. Но в данной ситуации… Син умрёт раньше из-за конфликта светлой и тёмной дэ. Если лечение, полученное от хаванца, благотворно влияет на его состояние, то битва с хаванцем может убить его. Энергия от противостояния просто разорвёт его тело. Либо же… он станет драконом. И мы потеряем его навсегда.
Нуска молчал. Пораздумав некоторое время, он уверенно и слишком громко выдал:
– Тиама – дракон? Самый настоящий дракон, а не перерождённый в дракона сурии?
Минхэ коротко кивнул, и его взгляд потяжелел.
– Конечно, у меня нет никаких подтверждений этому, кроме её привязанности к Энлилю. Но… знаешь ли ты старое предание о сотворении Скидана?
– Однажды Син… дал мне текст одной песни. Там рассказывалось о дружбе человека и дракона.
Минхэ закрыл глаза. Приподняв руку, он сотворил на ладони несколько огоньков, которые закружили в такт его рассказу.
– Более семи тысяч лет назад в Скидане жил простой работяга, фасидец Энлиль. В те времена люди не умели обращаться за помощью к энергии и страдали. Истинными хозяевами мира были драконы – они питались людьми, жгли поля, наводили болезни и морили скот. Люди ненавидели драконов, а драконы считали людей обыкновенными животными, населявшими их территории. Но Энлиль был другим – долгое время он жил вдали от людей, и как-то раз посчастливилось ему встретить раненого дракона. Эти существа сильно отличаются от людей – они не испытывают сострадания ни к другим созданиям, ни друг к другу. Никто не пришёл бы на помощь раненому дракону, поэтому это сделал Энлиль. Дракон был так впечатлён и удивлён произошедшим, что, когда пошёл на поправку, выучился человеческому языку, а затем поведал Энлилю тайну владения энергией. И так Энлиль стал первым сурии.
Минхэ вдруг замолчал, словно подбирая слова. Но Нуска нетерпеливо выпрашивал:
– И что же потом, учитель? Как всё дошло до истребления драконов?
– Народ Энлиля страдал. Даже не так – страдали все люди. И Энлиль не смог долго прятать свои способности, а когда другие узнали о том, что он умеет, то вытребовали у него тайну. Человек хитрее дракона – люди быстро обучились новому мастерству и направили его против драконов. А Энлиль, как сильнейший первый сурии, стал правителем страны, в которой родился.
– Но в моей истории были и другие подробности. Вы думаете, что тем драконом, обучившим Энлиля, была Тиама? Что произошло с ними дальше?
– Никто доподлинно не знает. Только летописцы и медиумы Хаваны могут поведать о подобном, и только духи знают, что происходило в те времена на самом деле.
– Но учитель Минхэ! Как Тиама стала человеком?!
– Я предполагаю, что… она сама того захотела. Но смогла изменить только свой облик – настоящим человеком ей никогда не стать. Что же произошло между ними? По одной из теорий, Тиама из мести за сородичей убила всех, кто был дорог Энлилю, и тогда он начал войну против всего драконьего рода и утвердил власть людей на континенте.
– Но везде говорится, что в той войне были истреблены все драконы. И всё же Тиама жива уже как семь тысяч лет, – задумчиво пробормотал Нуска, хмурясь.
– Возможно, она раздобыла секрет вечной жизни. Я действительно не знаю, Нуска, – покачал головой Минхэ.
Нуска молчал. Из воспоминаний эрда он знал одно: после предательства Тиамы Син пытался убить её, но не смог, потому что она слишком быстро залечивала раны и потому что у неё… не оказалось сердца.
Лекарю было трудно решиться на подобную откровенность, но всё же он зашептал ещё тише:
– Если бы дракон вырвал своё сердце и где-то его спрятал, он бы мог использовать дэ и существовать вечно?
Лицо Минхэ в одно мгновение потемнело. Он так долго молчал, что Нуска уже не надеялся услышать ответ. И всё же учитель вдруг кивнул:
– Говорят, что сердце дракона – камень. Я всегда считал, что это высказывание иносказательно и каменное сердце означает неспособность драконов к любви и состраданию. Но, возможно, именно эта фраза имела прямое значение.
Камень. Камень?
Нуска почувствовал, как быстро заколотилось его сердце. В голове скрипели как колёса, сменяя друг друга, воспоминания. То, что произошло с ним год назад в лесных племенах…
– Нуска?
Но Нуска молчал. Щупая свою грудину, он словно пытался отыскать тот инородный объект, который ему передала подруга матери.
Если сложить всё воедино, если вспомнить, что все беды начались с того, что Тиаме вдруг взбрело в голову первым делом уничтожить лесные племена… А затем она обратила свой гнев против Хаваны, куда переселился Нуска…
– Нуска, ты плохо себя чувствуешь?
Но лекарь только поднял обеспокоенный взгляд на Минхэ. Криво улыбнувшись, он чуть ли не со слезами сказал:
– Минхэ, я был глупцом. Я пришёл за ответами к вам, когда должен знать больше всех. Но, Минхэ, как же, tje vae, тяжело. Я просто хотел быть ближе к эрду и защитить его, но теперь… и на мне лежит слишком большая ответственность.
Казалось, Минхэ на мгновение даже испугался – ученик не только вёл себя странно, но и вдруг начал ругаться при своём учителе. Поднявшись с места, хаванец присел рядом с Нуской и приобнял его за плечи.
– Нуска… Не нужно взваливать на себя столько. Ты – хороший лекарь, но не тебе решать судьбы этого мира. Оставь это духам, Сину, главным сурии. Да хоть мне. Живи своей жизнью и ни о чём не жалей. Ты уже сделал достаточно для того, чтобы тебя именовали героем Бессонной войны.
Но Нуска уже понимал. С того дня, как он встретил Сина, с того момента, как он решился влезть в дела лесного народа и остановить жертвоприношение… Его судьба свернула с понятной, протоптанной сотней других лекарей дорожки в непролазную чащобу.
Нуске правда хотелось плакать. Но успокаивало его одно: теперь его путь пересекался с путём Сина. И теперь им вдвоём прорубать дорогу через этот лес.
Нуска давно не прибегал к лесной магии, но стоило телу наполниться незнакомой и дикой энергией, как пальцы его утонули в грудине. Лекарь, подняв на своего учителя несчастный взгляд, с улыбкой промолвил:
– Учитель Минхэ, это ведь сердце дракона?
В руках у лекаря лежал тяжёлый жёлтый камень, он искрился, дышал и источал силу тысячи сурии или… одного дракона.
«Тебе необходимо переговорить с шаманами Сифы и Фасида, с медиумами и старейшинами Хаваны. Я бессилен. Я ничего не знаю об этом, Нуска. Это касается истории Скидана, а я, хоть и многое повидал, но родом из Кнона. Только в ваших летописях могла сохраниться правда о тех днях».
Так ответил Минхэ. А затем попросил Нуску спрятать камень обратно, чтобы очень долго обнимать и утешать своего ученика. А причины были – Нуска плакал, хоть и сам не понимал почему. Возможно, по той же самой причине, по которой Син плакал в день своего восшествия на престол.
«Моя судьба уже решена. Я больше не могу управлять своей жизнью. Я не могу принимать глупые решения или быть самим собой. Теперь, если я совершу ошибку, я могу разрушить всё».
Нуске казалось, что на его плечи взвалили неподъёмную ношу. Но он был даже благодарен себе прошлому – тому глупому и наивному мальцу, который, получив в лесных племенах какой-то там сверкающий камень, просто махнул на него рукой.
Благодаря этому Нуска целый год мог беспокоиться лишь о своих делах да проблемах, а не думать: «Ой, кажется, мне надо сегодня спасти весь мир», «Хм-м, а если я умру и Тиама заберёт своё сердце, то она просто возьмёт да, позавтракав парой-тройкой людишек, уничтожит весь Скидан?», «Интересно, а Тиама знает, что её сердце сейчас у меня и ей достаточно просто обратиться драконом да живьём проглотить меня, чтобы воссоединиться со своей недостающей частью?»