На него обрушились муки самой бездны. Возможно, это было подобно тем страданиям, которые Нуска испытывал, испив тёмной дэ. Но к тем ощущениям всегда примешивалось что-то мягкое, словно тот, кто влил пламя лекарю в глотку, не желал ему зла. Эта же боль резала больнее меча и пронзала глубже копья. Тот, кто причинял её, делал это намеренно, задевая самые болезненные участки тела, самые большие скопления нервных окончаний.
– За проступком всегда следует наказание. За ошибкой – боль. За грехами – расплата. И, Нуска, поверь, твоих грехов столько, что никто не захочет за них расплачиваться. Ты провинился перед сифским народом и самими духами. А эрда тут нет, чтобы принять удар на себя. Ты – просто куча грязи, в которую многим не посчастливилось наступить. Но я стану твоим мучителем, отмою тебя от позора, очищу от скверны само твоё существо. Человека можно переучить, Нуска, и лучший учитель – боль.
Как много может вытерпеть человек? И как много может вытерпеть сурии? А если он хаванец?
Нуска задавался этим вопросом каждый раз, когда ему доставалась такая невиданная роскошь – думать.
Его тело терзали тысячи частиц земляной дэ. Возможно, спустя сутки лекарю удалось понять, что же такое эта магия боли.
Тирра приходила в темницу только раз в день. Она разбрасывала частицы дэ, которые превращались в подобие грибка. Нуска читал об этом в книгах: паразитический грибок мог уничтожать кожу, ногти, волосы человека, даже его лёгкие. Но впервые Нуска столкнулся с тем, что подобная дрянь через воздух проникала в организм и напрямую воздействовала на нервные окончания.
Первые двое суток прошли в самой глубокой бездне, из которой Нуска уже не мечтал выбраться живым. Иногда, будучи не в силах терпеть, он просто выл, мысленно вознося мольбы даже духам. Острая волнообразная боль протекала по его телу, а к ночи, когда грибок множился, нескончаемые иглы одновременно пронзали его тело. Нуска терял сознание и уж больше не думал о том, прочистил ли он желудок, обмочился ли или обделался.
К рассвету дэ Тирры в теле лекаря растворялась. Грибок, теряя подпитку, умирал, а Нуску безудержно тошнило. После этого приходило облегчение, только в эти моменты лекарю удавалось обдумать своё положение. Но и это давалось ему с трудом, потому что в этой темнице держали не только его. И, видимо, не всех накачивали земляной дэ с утра, страдания не всех заключённых подходили к концу именно в этот час. Потому что Нуска отчётливо слышал крики, плач, вой и рвотные позывы других мучеников.
В этой бездне Нуске удавалось держаться лишь за одну мысль – о том, что это точно закончится. Пускай даже его смертью, но точно закончится. Ему нужно потерпеть, чтобы остальным не пришлось проходить через эту бездну.
Он не мог проглотить даже кусок хлеба. Каждое утро перед приходом Тирры его насильно поили, обтирали, переодевали, чистили его камеру от испражнений, а затем всё начиналось заново.
Иногда Нуска думал, какими же милостивыми сурии были Син, Хоней и Унова, Гирру. Священными духами их не назовёшь, но и пыточных комнат, подобных этим, в их дворцах не имелось.
Даже предыдущая главная сурии тьмы Шайри, сестра Сина, в своём безумии просто перебила других риров, но не подвергала их подобным мучениям.
Нуска был уверен в том, что Тирра вовсе не сумасшедшая. Она всего-навсего считала, что люди должны расплачиваться за свои поступки.
«Она считает себя великой матерью своего народа. Воспитывает его, награждает и наказывает, когда считает нужным. Многие родители ведь тоже думают так. Что, шлёпнув ребёнка по заднице, лишив его ужина, заставив страдать, они научат его чему-то хорошему. Разница лишь в том, что у Тирры больше власти. И эта власть позволяет ей использовать больше способов для достижения послушания».
Нуска думал об этом очень устало, в полудрёме. Его страдания на сегодня как раз подошли к концу, и он надеялся проспать хотя бы час до того, как Тирра, эта главная мать, снова наведается в темницу, чтобы дать всем неправым в этом городе по shje.
А ведь лекарю даже удалось понять свою мучительницу. На самом деле она нисколько не наслаждалась чужими страданиями, не задерживалась в темницах даже на минуту, чтобы понаблюдать за процессом. Тирра исполняла свой долг, она же считала себя всецело правой, но всё равно не испытывала никакой радости от вседозволенности.
«Если у меня когда-нибудь появился собака, и ту не пну даже за последний ломоть хлеба», – подумал Нуска и криво усмехнулся.
Однако, когда маленькая полоска света упала на пол темницы, в его камеру наведались не стражники, не смотрители и даже не Тирра. Какой-то рыжеволосый мальчишка, позвенев ключами, отворил решётку, а затем вбежал внутрь. В его руках было странное карборское приспособление, которое с громким скрежетом распилило цепи на руках и ногах лекаря.
Вглядываясь в до боли знакомое лицо, Нуска обратил внимание на ряд золотых колец в ушах молодого человека. И, наконец узнав его, выдохнул:
– Миела?..
– Лекарь Нуска, молчите, я вас освобожу и выведу отсюда. Только не шумите.
– Поднимешь…?
– Подниму, не волнуйтесь.
Нуска послушно кивнул, даже выдохнул с облегчением и закрыл глаза. Всё-таки духи пожалели его, дурака, который так легко согласился на то, о чём не имел ни малейшего представления.
Миела пёр вперёд, как одна из карборских повозок, быстро, уверенно и напролом. Нуска несколько раз больно ударился плечом и ногой, но даже не ойкнул.
«Это что, боль? Да не смешите…» – только и подумал он.
Личный слуга Сина вывел Нуску из дворца в город, затем сразу в подворотни, а оттуда – в лес. Запомнить дорогу лекарю не удалось, он и так еле волочил ноги и едва ли не висел на несчастном щуплом пареньке, которому с трудом давалась эта ноша.
Нуска пришёл в себя, когда его почти уронили на каменистую почву. Они оказались в какой-то пещере, а Миела тут же принялся разводить костёр.
– Спасибо, – удалось прохрипеть Нуске.
– А вы не благодарите, лекарь Нуска. Меня вам не за что благодарить.
Нуска нахмурился. Тон этого слуги показался ему странным, однако лекарь думал о том, что это скорее он не в порядке, а не этот парнишка, который тащил его на себе, дай духи, несколько часов.
Миела развёл костёр, натаскал воды, вскипятил её, а затем тряпками стал обтирать тело Нуски, сменил его одежду. Лекарь успел только удивиться тому, откуда в этой пещере взялось столько предметов быта. Какие-то крохи сомнения всё же закрались.
Когда спальное место было готово, а Нуску уложили на показавшуюся такой удобной и мягкой соломенную подстилку, лекарь только устало вздохнул, готовясь погрузиться в сон.
И тут Миела снова подал голос:
– Лекарь Нуска, так вы поговорили с эрдом?
– А? Что…? – сонно отозвался лекарь.
– Как что, Нуска? Вы обещали мне, что поговорите с эрдом о том, чтобы отправить меня обратно в Дарвель.
– Миела… Прости, я забыл. Мы можем обсудить это завтра? – устало и честно прохрипел Нуска.
– Верно, вы забыли. Как и сотни сурии до вас. Как и главные помощники. Как и сам эрд. Я надеялся, Нуска, что вы, обыкновенный лекарь из трущоб, лучше других знакомы с тяготами жизни нищего или раба. Но стоило вам стать сурии, как вы забыли о том, что какой-то слуга попросил вас о помощи.
Несмотря на всё ещё тянущую боль в теле, усталость и тошноту, лекарь подорвался и сел. Перед глазами засверкали звёздочки, но стоило им пропасть, как Нуске в пляшущем свете костра удалось разглядеть бордовое от гнева лицо Миелы.
Когда их взгляды встретились, Миела закончил:
– Поэтому, лекарь Нуска, мне пришлось обратиться к кое-кому ещё. К тем, кто отправит меня прямиком на родину.
Нуска услышал шаги. Вглядываясь в тёмный вход в пещеру, он раньше почувствовал, чем увидел вошедшего. Где-то под ложечкой засосало, а мурашки сбежали по позвоночнику.
В свете огня, щекоча сердце страхом, сверкнул клинок, а отблеск от него отразился на исказившемся в самодовольной улыбке лице.
Глава 88. Гости из прошлого
– Какая встреча! – насмешливо заметил Вьен, уверенной походкой выйдя на свет. Он был в тёплых серых одеждах, а его распущенные волосы вились от высокой влажности. Нуска не мог отвести взгляд от этого насмехающегося лица и холодных глаз.
– Старший брат… Зачем?
– Не хочешь поблагодарить меня за спасение? Уверен, что смог бы пережить эти пытки? Тирра редко останавливается на достигнутом, особенно в отношении тех, кто её оскорбил.
Нуска сглотнул комок и подавился. Его глотку словно стиснула чья-то рука, а сердце затрепетало от страха намного сильнее, чем во время пыток.
Всю жизнь Нуску пугал лишь один человек – Вьен. И вот он снова перед ним, но на этот раз Нуска стал его пленником.
– Вьен, чего ты добиваешься? Хочешь увести меня силой?
Арцент вздохнул, а затем одним резким движением метнул в сторону Нуски саблю.
У лекаря не было никакой возможности увернуться, он зажмурился, попытавшись перекатиться по полу, но оружие дэ всё равно влетело в него. Влетело и пронзило живот насквозь. Нуска машинально громко ахнул, но… не почувствовал боли. Оружие, утонувшее в теле лекаря, просто исчезло, не оставив ни царапинки.
Казалось, ещё чуть-чуть, и Нуска потеряет сознание. Его начало мутить, дыхание сбилось, а грудная клетка разболелась от учащённого сердечного ритма.
– Ты всё ещё ждёшь от меня подвоха, не так ли? Даже после всего, что я для тебя сделал, после всего, чем пожертвовал. Если бы ты хоть раз за всё это время прислушался ко мне, мы бы не оказались здесь. Но нет, младший братик, тебе нравится бежать под крыло убийцы, в темницу к магам боли, прямо в глотку к Тиаме, но не ко мне. Своей непроходимой тупостью ты скоро погубишь не только себя, но и весь Скидан, – не двигаясь с места, с холодной улыбкой заявил Вьен, а затем махнул Миеле рукой.
Слуга кивнул, а затем покинул их. А Нуска стал медленно отползать в угол пещеры, прямо по холодному жёсткому камню. Теперь они с Вьеном остались наедине – и это безумно пугало. До бездновых отродий. До тошноты.